Стрелок. Несостоявшийся граф - Оченков Иван Валерьевич - Страница 9

– Ну, слава богу, сообразил. А то уж я начала думать, что ты совсем безнадежен.

– Простите, я не подумал.

– Это уж точно!

– Завтра же займусь поисками жилья и перееду.

– Это еще не все. Скажи мне, где твоя прислуга?

– Увы, у меня осталась только кухарка. Горничная нашла себе другое место, Федор занят, а вестовой мне положен только на службе.

– Ничего не желаю слушать! Ты не должен сам ухаживать за кем-либо, разве что твои апартаменты соблаговолят посетить сам государь или наследник цесаревич. Только в этом случае ты можешь прислуживать гостям лично! Это понятно?

– Вполне. Что ж, найдем и горничную…

– Никаких горничных! – категорическим тоном прервала его Блудова. – Молодому холостяку неприлично иметь женскую прислугу, в особенности если последняя молода и смазлива. Это непременно вызовет кривотолки, а их следует избегать. У тебя должен быть камердинер, который станет ухаживать за твоим платьем, принимать посетителей и провожать их в гостиную или кабинет.

– Я понял.

– Далее. Скажи, пожалуйста, во что ты одет?

– В мундир.

– И его, по всей вероятности, скроили в полковой швальне, или как там это у вас на флоте называется?

– Нет, я заказал его у одного кронштадтского портного. Его услугами пользуются многие офицеры…

– Дмитрий, если ты хочешь принадлежать к высшему свету, то должен выглядеть соответственно. Ты не можешь носить что попало. Твоя форма должна быть безупречна и пошита у лучшего мастера во всем Петербурге.

– Но какая разница?

– Огромная, мой мальчик! Ты сам поймешь ее со временем, а теперь просто прими это как данность. В своем нынешнем мундире ты можешь служить на корабле, учить матросов лазать по мачтам или чему ты там их учишь, но в свете изволь появляться в приличном твоему положению виде!

– Моему положению? – иронически улыбнулся Будищев.

– Да! Если ты хочешь быть графом Блудовым, так и веди себя, как наследник древнего рода!

– А если не хочу?

– Не лги мне, мальчик. Еще как хочешь! Ты можешь хорохориться перед кем угодно, но меня тебе не провести. К тому же, не имея титула, ты никогда не получишь Люсию. Ты хочешь быть с ней или нет?

– Хочу, – вздохнул Дмитрий.

– Тогда не смей мне перечить! Я старше тебя и лучше знаю, как устроено светское общество. Доверься мне, и я сумею позаботиться о твоем счастье.

Слышать эту отповедь от тетушки было неприятно. В особенности если учесть сумму, которую он переплатил портному за срочность. Плюс, сегодняшний букет, стоивший совершенно безумных денег. Люсе он, конечно, понравился, но вряд ли эта барышня-смолянка знает цену деньгам. По слухам, состояние ее отца давно перевалило за сотню миллионов[11], где уж ей догадываться…

– По одежке встречают? – вспомнил он народную мудрость.

– А частенько и провожают, по крайней мере в Петербурге!

– Хорошо, я сделаю все, как вы велели.

– Это еще далеко не все. Скажи, ты умеешь танцевать?

– А как же, – не удержался моряк. – Гопак и хип-хоп!

– Значит, не умеешь, – правильно поняла его Антонина Дмитриевна. – Но это тоже поправимо. Я сама позабочусь найти тебе учителей.

– Это так необходимо?

– Больше, чем ты думаешь!

Много раз в своих мечтах Федя возвращался в Питер триумфатором. Такого слова он, конечно, не знал, но торжественной встречи ему хотелось. Чтобы на перроне стояли родные и близкие, а незнакомцы шушукались за спиной, кто это, мол, такой? А им знающие люди в ответ, эх, вы, темнота, нешто не слыхали про первейшего на весь Закаспийский край купца Шматова?

Дмитрий Николаевич, которого он даже в мыслях теперь не называл Митькой, ему руку пожмет, а Аннушка с плачем кинется на шею. Дескать, где же ты, соколик мой ясный, так долго отсутствовал? А он ей раз и платок туркменский на шею. Красота! Хотя чего это просто «соколик»? Мужика положено кормильцем называть. Вот пусть и зовет, ибо неча!

Тут Федор ненадолго задумался. Все-таки до его отъезда вместе с Будищевым кормильцем он еще не был. Анна, как ни крути, поболее его зарабатывала, да и квартиру опять же она снимала. С другой стороны, так прежде было, а теперь-то все по-иному станет. Вот откроет Шматов на паях с Будищевым лавку. Да если все хорошо пойдет, то в купленном, а не снятом доме. Внизу будет торговать, а вверху жить. Купит Аннушке шубу лисью, себе цилиндр лаковый и будут на балконе чай пить. И чтобы самовар с медалями!

Под такие сладкие мысли и мерный перестук колес парень заснул, только ненадолго, потому как приснился ему сон черный. Вот просто как ночь безлунная!

Привиделось Феде, будто лихие люди проникли в товарный вагон, где все его добро, нажитое потом, кровью и тяжким трудом, находилось, да и обобрали сироту до нитки! И вот стоит он перед своим компаньоном и руками разводит, а тот его последними словами ругает за бестолковость. Дескать, худо быть человеку по пояс деревянному, особливо верхней частью. А ему и возразить нечего…

– Караул! – сорвался он с места и под удивленными взглядами соседей стал шарить за пазухой в поисках револьвера.

– Что с вами, любезный? – осведомился сидящий напротив него худой господин в новенькой чиновничьей фуражке.

Ответом ему был совершенно безумный взгляд будущего домовладельца и купца первой гильдии.

– Сон дурной приснился? – сообразила дама с хитрым лицом в потрепанном салопе, знавшем некогда лучшие годы.

– А? Что? Неужто сон? – пришел, наконец, в себя Федя.

– Бывает, – сочувственно вздохнула попутчица. – От трудов, от мыслей тяжких, а особливо от кривых взглядов.

– От каких? – непонятливо вытаращил глаза Шматов.

– Сглазили тебя, касатик, – с готовностью пояснила дама. – Люди-то вокруг жадные да завистливые, вот и смотрят так, будто украсть хотят!

Высказанные непонятной женщиной мысли внезапно показались Федору весьма здравыми, поскольку люди они такие и есть.

– Спишь, поди, плохо, – продолжала ковать железо, не отходя от кассы, попутчица.

– Нет, – чистосердечно признался парень. – Спать я лютый. Мне их благородие Дмитрий Николаевич даже пенял за это. Мол, царствие небесное просплю.

– Так это же верный признак! – всплеснула руками женщина. – Черную немочь на тебя напустили. От нее спать постоянно хочется!

– Бог мой, какой вздор! – не выдержав, фыркнул чиновник. – В наш просвещенный девятнадцатый век говорить о каких-то диких суевериях. Порчах, сглазах.

– А вы, господин хороший, не вмешивались бы, коли не разбираетесь! – окрысилась дама. – На вас, я тоже вижу, заклятие висит, а вам и невдомек, что дело может плохо кончиться!

– Заклятие?! – ахнул Федя.

– Оно самое!

– Нет, это уж совсем никуда не годится. Увольте меня от выслушивания подобных глупостей!

– Женаты вы пятнадцать лет, а детей нет, – быстро перебила его попутчица.

– Верно, – был вынужден признать скептик, сбившись на полуслове.

– Служите давно и честно, а повышения нет как нет?

– Какое уж тут повышение, о награждениях и то позабыл. А ведь стараюсь, – пригорюнился чиновник.

Не прошло и пятнадцати минут как ушлая гадалка, а именно такова была профессия почтенной дамы, совершенно овладела вниманием своих попутчиков. Раскинув карты, она принялась стращать их кознями пиковых дам и трефовых королей. Дальние дороги перемежались с нечаянными радостями, которые, однако, вполне могли привести в казенный дом. Слушать ее, впрочем, было интересно, и два взрослых и вроде бы разумных мужчины внимали словам первой попавшейся им проходимки развесив уши.

Тем не менее всякая дорога подходит к концу, и их поезд также прибыл в славный град Петра на реке Неве. Чиновник вышел первым и галантно подал даме руку. Федя, как представитель трудового народа, пер чемоданы, поскольку носильщикам доверить такую ценность женщина не могла. Обе потенциальные жертвы были снабжены визитными карточками с адресом, по которому их могли избавить от сглаза, порчи, приворота и других напастей, а прежде всего денег. И все было бы хорошо, если бы Шматова не встречал его друг и компаньон.