Блад: глубина неба - Орлова Анастасия - Страница 13

– У меня своя практика. Этажом ниже – приёмный кабинет. Ты там уже был, но, думаю, не помнишь, – усмехнулся доктор.

Его голос был густым, как сироп от кашля, а речь – тягучей и неспешной, и это успокаивало. Весь его вид, от благородной седины до добротных домашних туфель, выглядывающих из-под длинного тёплого халата, производил впечатление основательности и порядка, вызывал доверие.

– За что они тебя? Украл что-то? – в его тоне не было осуждения, – лишь доброе сочувствие, но Шентэла всё равно задело такое предположение.

– Не позволил им украсть у меня, – буркнул он.

Мужчина тихо и сдержанно рассмеялся, не разжимая губ, почесал длинным худым пальцем кончик носа.

– И всё-таки у них получилось, – мягко заметил он, – я прав?

Шентэл насупился ещё больше: конечно, эти ублюдки забрали все его деньги! И вещи.

– Но вот это, – доктор взял из стопки на полу верхнюю книгу и показал её Бладу, – удалось спасти. Откуда она у тебя?

Мальчишка узнал свои «Естественные науки», и его лицо чуточку просветлело.

– Подарок, – слукавил он.

Всё-таки Арни не дарил ему книгу, а дал в пользование. Но вернуть её назад было уже невозможно.

– И ты её читаешь?

– Прочёл. Дважды.

– М-м, – с одобрительным удивлением протянул мужчина.

Он закинул ногу на ногу, открыл томик и пролистал несколько страниц.

– И тебе понравилось?

– Отдайте, пожалуйста, сэр! – Блад протянул руку за книгой.

Доктор закрыл томик, но выполнять просьбу не спешил.

– Я отдам. Просто хочу полюбопытствовать: ты хоть что-то понял из того, что прочитал?

Мальчишка угрюмо глянул на собеседника из-под спадающих на глаза светлых прядей и скрестил на груди руки: отвечать он не собирался. Доктор тоже молчал, настойчиво и доброжелательно глядя на Шентэла. Затянувшаяся пауза и немигающий взгляд голубых докторских глаз начинали нервировать.

– Чего вы от меня хотите, сэр? – не выдержал мальчишка. – Я благодарен вам за помощь. Верните мне, пожалуйста, мою книгу и позвольте уйти. Где мои ботинки?

– Один из них – у тех, что тебя поколотили. Там же и рукав твоей куртки, – невозмутимо ответил доктор, – второй ботинок стоит под креслом, – казалось, замешательство, отразившееся на лице парня, доставило мужчине удовольствие. – Уверен, что хочешь уйти прямо сейчас?

Блад не ответил. Седой явно что-то от него хотел, и Шентэл предпочёл бы не знать, что именно, а просто сбежать обратно на улицу, но не в одном же башмаке!

– Давай так, – доктор отложил книгу обратно в стопку, – я буду угадывать, а ты меня поправишь, если ошибусь. В Детхаре ты совсем недавно. Судя по говору, ты откуда-то с северо-запада, верно? Ты не похож на беглого преступника, скорее ты – сирота. Пытаешься перезимовать поближе к морю, где потеплее. Или попал сюда случайно. Ты читаешь книгу, рекомендованную для студентов медицинской академии, и читаешь не от скуки. Думаю, ты хочешь стать врачом, не так ли?

– Допустим.

– Что ж, тогда, будь я тобой, я бы не по улицам шатался, а постарался бы получить место в городском приюте, чтобы закончить школу, найти хорошую работу, что позволит накопить на обучение, а уж потом поступил бы в медакадемию.

Блад усмехнулся.

– Простите, сэр, но вы, видимо, не встречали никого из приютских. А если бы поговорили хоть с одним из них, то знали бы, что обучение там ограничивается письмом и чтением, а большую часть дня воспитанники работают на благо приюта. После семнадцати лет их выставят вон без гроша в кармане, и ни о какой хорошей работе, ни о какой дальнейшей учёбе и речи быть не может! Дерьмо бы пристроиться убирать или улицы мести – уже хорошо!

Доктор невозмутимо кивнул:

– Но и одной-единственной книги, пусть даже прочитанной дважды, тоже недостаточно. Тебе нужен учитель. И заработок, чтобы скопить на обучение.

– Я знаю, сэр, – тяжко вздохнул Шентэл.

– А мне нужен помощник.

***

Уговор был прост: Шентэл должен был до семнадцати лет помогать доктору Уайтхезену, выполнять все его поручения, всю грязную работу и по дому, и в кабинете, а тот подготовит его к поступлению в академию и будет платить за его обучение. Если из Блада выйдет хороший врач, то не имеющий наследников Уайтхезен оставит ему свою практику с условием, что молодой доктор будет содержать его в старости. Так Шентэл стал помощником доктора Уайтхезена, который безжалостно нагружал мальчишку делами и всевозможными поручениями, учёбой и заданиями для самостоятельной работы. Ученик оказался толковым, и вскоре доктор позволил ему присутствовать на некоторых приёмах, научил делать перевязки, промывать и штопать мелкие раны, лечить несварение и инфлюэнцию. Он выправил мальчишке документы, по которым Шентэл Винтерсблад четырнадцати лет от роду был двоюродным племянником доктора Уайтхезена по отцовской линии.

– Никогда не лги по-крупному, – сказал доктор, когда в один из вечеров они обсуждали версии своего родства, – однажды ты запутаешься: невозможно упомнить все детали. Если нужно соврать, просто измени какие-то мелочи. Что-то добавь, о чём-то умолчи. В таких случаях лучше недоговаривать, чтобы твои собеседники сами сделали нужные тебе выводы, понимаешь? Тогда тебя и во лжи-то будет не уличить.

Уайтхезен и сам поднаторел в обмане: его частная врачебная практика в кабинете на первом этаже была не главным его доходом. Три-четыре раза в неделю он принимал в другом, тайном, полуподвальном кабинете, в котором не было окон, а вход маскировался под дверь в кладовку. Пациентки приходили чёрным ходом, миновав длинный коридор и лестницу. Это были исключительно женщины, большей частью очень молодые и не отличающиеся благочестивым видом. Шентэлу вход в тайный кабинет был заказан, и даже основную уборку в нём доктор делал сам, мальчишка лишь мыл пол, который частенько бывал скользким от крови. Блад догадывался, что Уайтхезен делает что-то незаконное, но в дела доктора не лез.

– Не задавай лишних вопросов, мальчик, особенно когда ответы на них могут испортить тебе жизнь, – говорил Уайтхезен.

И Шентэл не задавал.

Шли месяцы. Зима сменилась жарким летом, пропитанным морским воздухом и пронзительными воплями чаек. У Винтерсблада по-прежнему не было ни единой свободной минутки. Он быстро учился и быстро взрослел, превращаясь в привлекательного юношу. Его обаятельная улыбка и внимательный взгляд серых глаз подкупали пациентов даже больше, чем располагающее спокойствие седого доктора, и всё чаще какая-нибудь очередная пожилая мадам, выслушав рекомендации Уайтхезена, оборачивалась к Бладу:

– А вы что думаете, молодой человек?

– Вы станете успешным хирургом, юноша, – усмехался себе под нос Уайтхезен, глядя через плечо ученика, как тот быстрыми, аккуратными стежками штопает рассечённую бровь пациента, – если будете столь же прилежны!

Осенью Винтерсбладу исполнилось пятнадцать, и доктор решил, что пора посвятить его в дела более серьёзные, чем общая практика.

– Скажи мне, Шентэл, ты догадываешься, что происходит в том кабинете? – доверительно спросил доктор Уайтхезен, однажды вечером пригласив Блада на разговор в свою библиотеку.

– Да, сэр.

– И что же? – он сидел за массивным письменным столом в окружении книжных стопок, а Винтерсблад, как и в вечер их знакомства, – в кресле с высокой старинной спинкой.

– Вы лечите женщин от скверных болезней и… – Блад замялся, подбирая слова.

– И помогаю избавиться им от некоторых неприятностей.

– Да, сэр.

– Как ты считаешь, хорошо ли это?

– Думаю, это опасно.

– Верно. И для меня, потому что это незаконно, и для них, потому что это может навредить их здоровью. После таких процедур бывает горячка. Некоторые от неё умирают. Об этом я предупреждаю каждую пациентку, но они готовы на риск. Это их выбор, и с моей стороны всё честно: я делаю эту работу лучше остальных в Детхаре. Во время моих процедур не умерла ни одна женщина. Если и умирали – то уже после, через несколько дней, не от процедуры, а от горячки, но это уже не моя забота. Моя забота – то, что происходит в кабинете. Я хочу, чтобы ты продолжил и эту мою практику после академии, раз уж ты решил стать хирургом.