Венец терновый (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 33

Сирко остановился, напряженно размышляя о чем-то. Принялся набивать люльку, оглядывая корабли, и копошившихся на них моряков. Объединенная эскадра готовилась к отплытию, середина июня на дворе, самая время в поход выходить, пока в Крыму таких «визитеров» не ждут.

Юрий молчал, пыхая сигарой и молча ждал слов старого казака, который был серьезно озадачен таким вариантом развития событий. Да оно и понятно – одно дело набег за добычей, а тут запредельно дерзкое и опасное предприятие предлагают – попробовать закрепиться на берегах пролива и перенести войну в Крым…

– А как же Азов?!

– Зачем нам под его стенами казаков со стрельцами класть?! Не лучше ли подождать, пока он как спелое яблоко с ветки упадет?! Там запас продовольствия до осени, новые запасы должны в августе доставить. А если мы Керчь захватим, и пролив наглухо перекроем?!

– Голод начнется непременно, тем более донцы набег ногайский отразили, а паша своих янычар за стены отвел, – Сирко глухо отвечал, явно что-то прикидывал про себя старый «характерник», прославленный среди казаков тем, что был постоянно удачлив в походах.

– Надо на землю неприятельскую войну принести, Иван Дмитриевич. Очень нужно – неожиданный это ход, османы и татары еще не знают, что мы флотилию их здесь захватили. Да, все понимаю – экипажи сборная солянка, не сплаваны, но нам нужно рискнуть. Море Азовское за нами останется, потихоньку команды и попривыкнут, тем более мы их по языкам подбирали, чтоб хоть понимали друг друга. На каждый определим по казаку или рыбаку местному, что все отмели знают, как пять пальцев, и вперед.

– Ты меня как девку, не уговаривай, пан круль – я сам за поход. Набег устроить и невольников освободить, дело привычное, но вот чтобы Крым захватить – у нас сил не хватит!

– А зачем весь Крым?! Арабат со «стрелкой» захватим – путь на Керчь перекроем для татар. Ибо угроза в их тылу постоянная будет. До пролива прорва верст, а вот с пресной водой проблемы. Но не в этом дело! Перешеек редутами можно перегородить, препятствия для конницы возвести, «единороги» поставить – там всей ширины верст полтора десятка, двумя полками перекрыть можно. Против винтовок лезть? А если орудий будет три десятка – что татарская конница сделает?!

– Тысячью стрельцов перекрыть можно – как раз, два твоих полка и будет. Но как укрепления возвести за малый срок, ты подумал?! Как едой и водой ты воинов своих обеспечивать будешь?

– А ты Кафу со своими запорожцами разгромишь и всех невольников и христиан оттуда выведешь. А я их к возведению укреплений и приспособлю – лопаты и кирки раздадим, на мавны припасы продовольствия загрузим, да и под Азовым немало взяли.

– Хорошо, верю, что татар отобьешь, но что будешь делать, как османы высадятся? Они твои редуты снесут запросто…

– В открытой степи под шрапнелью?! Где они укрыться смогут?! Только осаду по всем правилам начинать и траншее вести! А за это время я Керчь постараюсь укрепить, береговые батареи поставлю – пороха до осени хватит. Отобьемся как-нибудь.

Юрий сам отчаянно верил в возможную реализацию плана – совершенно безумного и отчаянного до невозможности.

– Если редуты удержать будет нельзя, отвести войска на «стрелку», там с полверсты самое большое расстояние, вал насыпать можно, перегородить, и позицию эту долго удерживать, тем более, если море за нами останется. А там и зима наступит…

– Азовское море замерзнет! Как ты людей увезешь?! Они же без помощи на Арабате погибнут. Татары замерзший Сиваш перейдут от устья Салгира, и в тыл твоему воинству выйдут по косе.

– Жить захотят, продержаться до весны, – однако уверенности Юрий уже не испытывал. – Казаки «азовское сидение» выдержали, и пока сами не ушли, османы под крепостью и возились. Если бы царь свои войска прислал, то удержали бы город. И я надеюсь, что Федор Алексеевич сообразит помощь оказать в такой момент…

– Тогда прощайся со своей Готией, – усмехнулся Сирко, – все земли царю московскому и отойдут, что здесь, что там, если ты их еще захватишь?! Ты только на собственные силы можешь надеяться, а они у тебя хоть и побольше наших, то все равно скудные, для такой войны. А пороха и свинца, даже с теми запасами, что захватили, до следующего лета, может быть, хватит. А дальше что будет, ты загадывал?!

Юрий задумался, лихорадочно прикидывая варианты. Население росло, а это приносило определенные заботы. Прокормить и одеть больше тридцати пяти тысяч жителей стало серьезной проблемой. Но без народа пустынный край не удержишь, ибо только люди его защитить могут.

Одно хорошо – оружия хватало, мануфактуры на третий год полностью перешли на изготовление винтовок и штуцеров, до двух десятков штук в день, да пуль по тысяче. Отливка четверть пудовых «единорогов» значительно превысила планы – их число утроилось, и сейчас можно рассчитывать на полтора десятка четырех орудийных батарей, да еще двадцать обещали изготовить к началу осени.

Полупудовых орудий хватило только на три батареи, но за лето это количество должно было удвоиться. А вот «трехдюймовки» с прошлого года не делали – польза от них слабенькая, зато металла много идет. Их оставили в резерве, на всякий случай.

Осенью Галицкий завершил военную реформу, создав призывную армию. Каждый житель от двадцати лет должен был отслужить в войске два года, вполне достаточный срок для обучения стрельца. Сформировали восемь пехотных полков в четыре сотни – одна призывная, кадровая для обучения, три других составляли резервисты. Потому и отразили татарский набег, что полки оказались заранее собранными. Два десятка сотен из наспех обученных людей зрелого возраста составили народное ополчение – гарнизоны городов и слобод на случай вывода в поле стрелецких полков.

Постоянная армия, как и везде, была вербовочной – три гривны в месяц на всем готовом. По окончании десятилетней службы выдавался надел в десять десятин и освобождение от налогов. Желающих оказалось достаточное число – по два полка пеших «надворных» и конных «стремянных» стрельцов, сюда же вошли все артиллеристы, а теперь еще и моряки новообразованного флота. Сформировали и «королевскую гвардию» из полусотни стрельцов для охраны дворца и столько же «вольных гусар» для конвоя – число последних Юрий удвоил после гибели Софьи.

Казаки донских и запорожских городков вошли в реестр – трех сотенных полков набралось пять, в степную сторожу выходили поочередно, службу несли бдительно. Но рассчитывать на них не приходилось – и так дозоров едва хватало, чтобы прикрыть двухсот верстную границу «Дикого Поля», из которого в любой момент могли нагрянуть «не званные гости», но отнюдь не из русской поговорки.

И как не печально это признавать – это было все, что могли выставить города и слободы – немощно и хило. И людей взять неоткуда, весь расчет на переселенцев и на освобожденных невольников.

«Сирко мне дал наглядный урок, когда приказал вырубить ренегатов на Перекопе. Всех христиан, которых освободят запорожцы, вооружу «гладкостволами», пуля Нейслера уже не секрет, расползлась по свету. Но у османов пока вроде нет, хотя у янычар, наверное, образцы имеются, и давно. Но у меня все стрельцы уже с винтовками, так что преимущество сохранится некоторое время – выделка нарезов без станка проблематичное занятие для массового производства.

А если они не захотят с татарами и турками драться?!

Надо заставить, круговой порукой и кровью повязать, чтоб деваться было некуда! Жестоко?! Еще как!

Мне ничего делать не остается – лучше бывших христиан положить в боях, вывезя женщин и детей, чем своих терять. А заставить драться их можно, пусть и жестокими способами, куда они с отметинами от мести денутся?! Будут драться как миленькие – заставлю! Нельзя людской ресурс так расходовать беспощадно, как делают казаки. За жен и детей своих начнут воевать если не за совесть, то за страх!»

– Дальше будет только война, атаман, – глухо произнес Галицкий, наконец, отвечая на повисший в воздухе вопрос. – В Крыму тысячи невольников, настоящих христиан и тех, кто от веры отступил. Мы должны сделать так, чтобы война вошла в их дом, а не только в наш, как всегда. И даже если мы покинем землю Тавриды, то пусть татары и турки живут в постоянном страхе, и каждый день опасаются нашего возвращения!