Комната Наоми (ЛП) - Эйклифф Джонатан - Страница 22

Какова бы ни оказалась причина, в следующем году он перешел в больницу имени Гая, где стал одним из первых студентов, выбранных для клинической практики Аддисоном, который ввел новую систему обучения в 1828 году. К тому времени нашему знакомому стукнуло двадцать девять лет, и, по общему мнению, он находился на пороге большой карьеры.

Я представляю его у Гая, бледного, долговязого, работающего допоздна при свете ламп в покойницкой, сдирающего кожу с мышц, мышцы с костей, руки красные, лицо освещено… Чем? Знанием? Страданием? Зверством? Человек в темном костюме с тростью идет по полуосвещенным палатам, указывая длинным пальцем на ампутантов, увечных, больных.

Но я боюсь, что мой образ несовершенен и пристрастен, это результат ретроспективного взгляда, недостойного моего обучения. Я должен быть объективным. Джон Лиддли не вызывал ужаса, что бы я о нем ни узнал. Он мало занимался хирургией, считая ее, как и большинство врачей в его время, работой механика, ремеслом, не подходящим для джентльмена. Его записи в клиниках Барта и Гая оставались образцовыми. Его не любили, но какой врач ожидает, что его будут любить? Коллеги уважали его, учителя хвалили, пациенты боялись. Чего еще он мог желать? Чего же еще?

По какой-то причине — над этим периодом его жизни нависла тень — он отказался от мегаполиса и перспективы получить консультацию, уверенности в стипендии в Королевском колледже. Вместо этого он вернулся в Кембридж и занялся общей практикой. Это было в 1829 году. Ходят слухи — я нашел письма, в которых рассказывается эта история, — что он оставил в Кембридже женщину, дочь одного из своих учителей, и что целью его возвращения было завоевание ее руки. Так или иначе, он женился только через восемь лет, когда его практика прочно встала на ноги и он мог позволить себе жену и семью.

Я говорю «позволить себе», но, конечно, он никогда не испытывал нужды. Его отец был лондонским купцом, занимавшимся торговлей шелком, человеком состоятельным, которому не хватало только светской элегантности. Конечно, он надеялся на большее от своего сына: врачевание тогда не считалось вершиной достижений, как сегодня, это было не более чем ремесло. В Лондоне Джон мог бы стать кем-то, найти богатых покровителей, дослужиться до рыцарского звания; но в Кембридже о таком звании не шло и речи. Тем не менее, мистер Лиддли-старший не отказывал сыну в средствах, необходимых для того, чтобы проложить себе дорогу в мире. Что еще он мог предложить?

Были дети, две девочки, Кэролайн и Виктория, родившиеся в 1838 и 1839 годах соответственно. Их имена фигурируют в переписи 1841 года вместе с именем их матери, Сары, урожденной Голсуорси.

Сара была единственной дочерью Сэмюэля Голсуорси, настоятеля Раундской церкви. Неизвестно, как она и Лиддли познакомились, но их пара пользовалась уважением, и этот союз укрепил растущую репутацию доктора Лиддли в маленьком городке. Она вышла замуж поздно, в возрасте двадцати восьми лет, согласно свидетельству о браке в архиве.

Лиддли немного преподавал в университете, но, похоже, ему не предложили постоянную должность, да и не ясно, хотел ли он этого. Он получил должность врача в медицинском клубе Мэдингли, у него появились клиенты среди членов клуба, пасторов и адвокатов, его любили дети.

В значительной степени это объяснялось мягкостью его лечения. В некоторых кругах он приобрел ложную репутацию гомеопата, настолько почти ганемановскими были его рецепты и советы. Он не применял каломель, даже в венерических случаях; он не пускал кровь и не очищал организм ялапом; он с осторожностью использовал сурьму и хинин. Некоторые его коллеги сторонились его за отхождение от основополагающих принципов медицины, но, как и гомеопаты Европы и Америки, он склонил своих пациентов на свою сторону. По крайней мере, они не умирали от его лечения.

Он построил свой дом в 1840 году, как раз вовремя, чтобы быть включенным во всенародную перепись населения в следующем году. Это был один из первых домов, построенных на земле Пембертонов. Пембертоны, судя по всему, входили в число его пациентов.

Он проводил свои операции внизу, в комнате, которую сейчас занимает мой кабинет. В одном из ранних выпусков журнала «Девятнадцатый век» есть его фотография. Она во всех отношениях соответствует гораздо более поздней фотографии, сделанной Льюисом в моем присутствии. И с тех пор я видел этот кабинет воочию, как бы во плоти: шкафы, заполненные стеклянными банками, тяжелые стулья, коробки с инструментами, дипломы в рамке на стене. В цвете он выглядит лучше.

Его хозяйство по тем временам было скудным: кухарка, две горничные, садовник, гувернантка для девочек, мисс Сарфатти. Лиддлы жили хорошо, но никогда не выставляли напоказ свое богатство. Они везде ходили пешком, хотя при посещении пациентов Джон пользовался легким фаэтоном. Газовое освещение имелось только в операционной и кабинете Лиддли.

В 1845 году Лиддли уволил горничных, а в следующем году — садовника. Что с ними стало дальше, не сообщается. Похоже, что все обязанности по ведению домашнего хозяйства пришлось взять на себя кухарке, миссис Туррет. В письме Лиддли своему тестю от 1846 года этот поступок оправдывается соображениями экономии. Ответ преподобного Голсуорси, если он и был, не сохранился. Но от женщины уровня и требований Сары в те времена не ожидали, что она будет убирать, готовить или шить.

В семейной переписке есть свидетельства того, что Лиддли становился все более затворником, а вместе с ним и его семья. Он казался угрюмым и необщительным. Многие из его пациентов начали покидать его, хотя большинство оставались из-за преданности или неизменного предпочтения его лечения. Отмечалось, что он не часто посещал церковь, хотя миссис Лиддли и ее девочек можно было видеть там каждое воскресенье, как на утренней, так и на вечерней службе.

А что же Сара Лиддли? Что мне удалось узнать о ней? Очень мало, если говорить правду. Кажется, она немного поссорилась с родителями до брака с Джоном, и ее считали упрямой. Письма между ее отцом и его братом (военным) говорят о том, что она была непопулярным ребенком и недоброжелательной женщиной. В восемнадцать лет она разорвала помолвку, что вызвало немалый скандал. Имя ее жениха неизвестно. К тому времени, когда она вышла замуж за Лиддли, она считалась старой девой, и есть все основания полагать, что их брак основывался не на любви. Лиддли, конечно, получил от нее выгоду, и она, похоже, поначалу оставалась довольна.

Летом 1846 года — точная дата приходится на третье июля или около того — Лиддли сообщил мисс Сарфатти, что больше не нуждается в ее услугах. По его словам, он сам позаботится об образовании детей. Я нашел документы, касающиеся прекращения работы гувернантки, в файлах лондонского реестра.

Он дал ей хорошие рекомендации и выплатил трехмесячное жалование вместо уведомления — щедрое обращение по стандартам того времени. Миссис Туррет последовала за ней через несколько месяцев, в январе 1847 года. Теперь Лиддлы жили одни.

Трудно точно установить, что произошло дальше. Несколько лет все шло как по маслу. Время от времени приходила девушка, чтобы сделать уборку. Торговцев в доме встречала миссис Лиддли, которая приобрела репутацию человека, с которым необходимо считаться. Ее родителям, из переписки и дневников которых взята большая часть сведений, отказали во въезде в дом, и дочь не навещала их в приходе. Сад разросся, хотя рядом с ними не было соседей, которые могли бы пожаловаться.

Где-то между зимой 1848 и весной 1849 года выяснилось, что ни миссис Лиддли, ни ее детей уже некоторое время не видно ни в церкви, ни в городе. Сам Лиддли перенес свою хирургию в комнаты на Сидней-стрит, «чтобы стать ближе к тем, кто его искал». Его тесть нанес неожиданный визит в дом в марте 1849 года, когда застал Лиддли одного, за работой в кабинете. Доктор сказал ему, что его жена и дети уехали погостить к родственникам в Лондон.

Голсуорси навел справки. Никто не видел ни миссис Лиддли, ни Кэролайн, ни Викторию. Лиддли признался, что жена ушла от него, забрав с собой девочек. На вопрос, как ей удается жить, доктор заявил, что договорился о выплате Саре аннуитета, причем деньги будут переданы через адвоката в Лондоне. И действительно, когда адвоката допросили, он подтвердил, что такие деньги были получены и выплачены. Но он не смог сообщить местонахождение своей клиентки.