Царская свара (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 43

— Тогда действуем, господа моряки! За нашим государем Иоанном Антоновичем правда, а потому удача будет с нами!

Через два часа «Фортуна» и идущий в кильватере «Ораниенбаум», в сопровождении пяти баркасов, вышли из северного рукава, и, сваливаясь по течению, направились прямиком к протоке, впереди которой виднелся выход из Ладожского канала.

— Что они, спят днем и нас не видят? Или делают вид, что никак не могут разглядеть? Или тут что то иное?

Вопросов было много, а вот ответов пока никаких. На «Самсоне» приготовлений к бою не замечалось, зато команды на палубе явно прибавилось — все яростно размахивали руками и показывали на лагерь гвардейцев. Похожая картина наблюдалась на «Петергофе» и двух ботах. Было видно, что матросы и офицеры не собираются драться с товарищами, наоборот, там события стали принимать совсем иной оборот.

— Петр, а ведь они мятеж против Катьки поднимают! Смотри, орудия с правого борта заряжать принялись, пушки накатывают. По гвардейскому лагерю стрелять собрались?!

Вставший рядом с ним Карл Розен хищно ощерился, вечно бледное лицо порозовело — капитан-лейтенант и кавалер… Тут сердце Фомичева екнуло — он был бы счастлив получить такую награду, о которой уже слышали все, но никто пока не видел. Но тут же изгнал зависть из сердца — для нее не было ни времени, ни места — грех завидовать боевому товарищу.

«Фортуна» с яхтой направились прямо в протоку, достаточно широкую чтобы навалится на борт «Самсона» и «Петергофа» — вот только уже не для абордажа — быстрее сплавить на берег десант, скинув широкие сходни. И затея удалась — с палуб всех кораблей грянули приветственные крики. Еще бы — вместо ожидания боя пошло братское единение, направленное уже против общего врага.

— Виват императору Иоанну Антоновичу!

На приветственные крики команд эскадры, сейчас являющееся паролем, экипажи «Фортуны» и «Ораниенбаума» ответили громким «виватом» тоже. Затем осторожно подошли к бортам барок, что служили причалами и тут же упали широкие сходни.

— Быстрей сходим, братцы, пока гвардейцы не очухались, — полковник Бередников принялся командовать и на берег хлынула волна из зеленых мундиров, уставив в небо фузеи с примкнутыми штыками — опасались на бегу ударить в спину острой сталью своего.

— Эй, лейтенант Решетников, — Петр узнал своего давнего сослуживца, но даже не поздоровался с ним — время было дорого.

— Государем Иоанном Антоновичем я назначен начальствовать над всем русским флотом в Шлиссельбургской губе находящимся, и произведен в следующий чин!

— Команда «Самсона» готова выполнять ваши приказания, господин капитан-лейтенант!

В громком крике послышалась целая гамма чувств — преданность распоряжениям нового императора, желание их выполнить… и легкая зависть к приобретенному товарищем чину.

— Гаубицы и мортиры зарядить бомбами, пушки картечью и ядрами — поддержать десант!

— Есть поддержать десант, господин капитан-лейтенант! Орудия давно заряжены!

Однако гвардейская пехота не стала наступать, наоборот — сбившись группами, гвардейцы стали отходить к дороге, уходя в лес. А первый выстрел с «Самсона» добавил им прыти. Но отходили в полном порядке, под предводительством генерала, что размахивал шпагой.

Вот только их врагом стали не моряки или десантники — драгуны и фузилеры начали с ними перестрелку, крича «виват» молодому императору. А вот прислуга осадных орудий начала разбегаться во все стороны, как тараканы от кипятка — их Фомичев мысленно пожалел.

Даже если они сейчас дружно начнут провозглашать здравницы самодержцу, это не спасет их всех от вдумчивого мордобития, и желания тщательно пересчитывать им ребра кулаками. Потому что солдаты гарнизона Шлиссельбурга сильно на них злы за двухдневный обстрел крепости. Хотя колоть штыками беглецов вряд ли будут — понимают, что те люди подневольные и выполняли приказы.

А так посидят канониры сутки в лесу, покормят комаров и выйдут с повинной — страсти как раз и улягутся, а сердце солдата после победы наполнится милосердием вместо лютой злобы. Тумаков, конечно, получат еще, но то так, для острастки, чтобы помнили…

Такого невероятного развития событий Петр Полуэктович не ожидал — вся эскадра целиком перешла на сторону молодого царя. Попытке семеновцев и преображенцев контратаковать десант были сразу же отражены предупредительным огнем корабельной артиллерии. А затем выступление против «матушки-царицы» приняло массовый характер. И под началом полковника Бередникова, через три часа после дерзкой высадки, находилась небольшая армия, которая начала выдвигаться к дороге.

Все же десять рот пехоты, два с половиной эскадрона кавалерии, полдюжины пушек — немалая сила при умелом командире, а комендант Шлиссельбурга к таковым и относился…

Западнее Шлиссельбурга

Санкт-Петербуржского гарнизона

Капитан Федор Салтыков

после полудня 8 июля 1764 года

— Эх-ма, все никак в люди выйти не могу. Все никак возможность отличиться не дается!

Федор Михайлович тяжело вздохнул, мысленно оплакивая в который раз свою карьеру. И все началось с того рокового дня 28 июня два года тому назад, когда в столице начался переворот, возведший на престол Екатерину Алексеевну, супругу Петра Федоровича, который вскоре «предусмотрительно» помер, оставив ее вдовой.

Тогда, в те суматошные дни он служил в лейб-гвардии Измайловском полку поручиком — до следующего чина всего год осталось, и стал бы капитан-поручиком, роту бы принял. А в армии такой чин уже секунд-майору равен — дорога к начальству над полком открыта. Так все гвардейцы поступали — получив под командование роту и дождавшись капитанского чина, тут же переходили в армию, а там быстро становились уже подполковником. А так как за годы службы в столице все обрастали нужными и полезными связями, да еще имея поддержку влиятельной родни, то карьерный рост в провинции, где размещались дивизии, был обеспечен. Так что спокойно и без волнений с переживаниями, служили до бригадира, и в скорую отставку выходили уже в чине генерал-майорского ранга, а то порой и выше оного.

По такой же накатанной дорожке и у него бы пошла карьера, вот только выбрал он не «ту сторону». Пытался он вместе с братьями Воронцовыми, воспрепятствовать выступлению своего полка, уговаривал не нарушать присягу императору Петру Федоровичу даденую, но кто тогда подумать мог, что сам полковник Кирилл Разумовский в сговоре с Катькой участвует. А когда на полковой двор преображенцы с семеновцами ввалились, и пошли по улицам, что «ротами» называются, было уже поздно.

«Соблазнили» почти всех к мятежу, вкатив бочонки с водкой и вином — дрогнула душа гвардейская, в обещаниях царицы серебром и златом усыпанная, и присоединились измайловцы к мятежу против законного императора. Соблазна «взлететь» в одночасье не выдержали…

Вместе с командиром лейб-кирасирского полка генералом Измайловым, полк которого тоже за «матушку Екатерину» поднялся (заговор везде пустил свои щупальца), подался он с братьями Воронцовыми в Ораниенбаум. Надежда была, что государь Петр Федорович поднимет полки армейские и флот, да железной хваткой раздавит мятежников.

Вот только неспособен оказался на такой шаг «голштинец», он только прощение у супруги вымаливал и вскоре сдался на ее «милость» — через несколько дней его в Ропше убили «катькины присные» — Алехан, Пассек и прочие. А затем императрица убрала всех тех, кто поддержал ее мужа в дни злополучного для него мятежа.

Канцлера Воронцова отправили в имение, вместе с сыновьями — все же графы и служили как не крути вполне законному монарху, легитимному. Его дочь Елизавету, что была любовницей Петра, страшную как рота солдат со шпицрутенами (сам Федор избрал бы лучше прохождение через строй, чем женитьбу на такой особе) отправили подальше от столицы. А все дело в том, что ее младшая сестра Екатерина, в замужестве за князем Дашковым, стала наперсницей императрицы и приняла самое активное участие в заговоре. Так что графы Воронцовы отделались легко, по сути их просто пожурили, все же Екатерина Алексеевна не грозная царица Анна Иоанновна — мнение дворянства эта осторожная и предусмотрительная немка всегда учитывает, и поступает соответственно.