Прошедшее повелительное - Дункан Дэйв - Страница 36

• Предыдущая
• 36/100
• Следующая

– Ты имеешь в виду мои мозги, смазливую внешность, может, еще персональный магнетизм? Ну, допустим, они возбуждают зависть, где бы я ни появился, но этого можно ожидать. Ревнивые поклонники – вот серьезная угроза. Представь себе: увидев пламенную любовь, которую ты пробуждаешь во мне своим игривым взглядом, и воспылав ревностью, какой-то ублюдок пытается устранить меня с поля. Вот только кто он – этот копьеносец, что открывает щеколды с другой сто…

Алиса удивленно приподняла брови, и он смолк, ощущая себя идиотом. Она молчала, но ее глаза сказали ему достаточно. У Джинджера Джонса имелся повод настаивать на своей теории. Объясни одно вторжение, и ты сможешь объяснить второе? Кстати, запертая изнутри дверь в Грейндж делает Эдварда Экзетера единственным возможным подозреваемым в убийстве Тимоти Боджли.

– Это занятная проблема, – протянула она, поигрывая перчатками. – А что насчет той женщины, которую – как им казалось – видели ребята? Они рассказывали о ней до или после того, как обнаружили запертую дверь?

– Представления не имею! Что-то мне не верится, что ты проглотила все это. Ты ведь обычно отличаешься благоразумием!

– Мальчикам можно верить?

– Славные ребята, – признал он.

– Мистер Джонс сказал еще, что ты, возможно, уловил какие-то намеки, которые не заметили воспитатели. Он говорит, так бывало часто.

– Не в этом случае. Большинство ребят винят во всем суфражисток. Директор рвал и метал. Он отменил половину каникул, потому что никто не признался.

– Это обычная практика?

– Общее наказание или то, что никто не сознался?

– И то, и другое.

– Нет. Ни то, ни другое, – признался он. И еще более странным было отсутствие ропота со стороны безвинно пострадавших.

Перед его глазами вдруг возник образ маленького серьезного Коджера Карлайля с веснушками, пылающими от возбуждения. Он взахлеб говорил что-то про женщину с длинными кудрявыми волосами и белым как мел лицом. Но это же точь-в-точь описание того кошмара, что до сих пор терзает Эдварда! Коджер и дожив до ста лет не сможет сочинить убедительной лжи. Это, должно быть, простое совпадение! Или, валяясь в бреду, Эдвард вспомнил этот рассказ и переместил его в другую историю?

С минуту он просто смотрел на Алису, прежде чем понял, что она серьезно озабочена.

– Ладно, забудь эту ерунду, дорогая! С тех пор прошли месяцы. Это не имеет никакого отношения к тому, что случилось в Грейндж, – тому, о чем мы не должны говорить. Давай лучше поговорим о нас.

– А что с нами?

– Я тебя люблю.

Она покачала головой:

– Я нежно люблю тебя, но по-другому. Тут не о чем говорить, Эдвард. Давай не будем снова об этом! Мы в близком родстве, и я на три года старше…

– С годами это значит все меньше и меньше.

– Чушь! В тысяча девятьсот девяносто третьем мне исполнится сто лет, а тебе только девяносто семь, и ты будешь бегать за юбками, вместо того чтобы катать меня на кресле с колесиками. Я надеюсь, мы навсегда останемся друзьями, Эдди, но не более того.

Он подвинулся, чтобы устроиться поудобнее, хотя перепробовал уже все варианты и ни один не оказался по-настоящему удобным.

– Милая Алиса! Я же не прошу тебя сейчас о согласии…

– Именно это ты и делаешь, Эдвард.

– Никаких окончательных решений, – отчаянно сказал он. – Мы еще слишком молоды. Я просто прошу тебя рассматривать меня в качестве серьезного претендента – на равных с остальными. Я хочу только, чтобы ты думала обо мне как…

– Это твое последнее предложение. Вначале ты просил о гораздо меньшем.

Теперь она обмахивалась еще ожесточеннее. Он провел рукой по взмокшей голове. Да, женские одежды не приспособлены к такому жаркому лету. По-своему ему повезло – на нем только бумажная рубашка. Впрочем, как мужчина вообще может взывать к женщине, валяясь на спине с задранной вверх ногой?

– Извини меня за настойчивость. Спишем ее на преходящую юношескую нетерпеливость. Ты сама сказала, что не собираешься принимать окончательных…

– Эдвард, замолчи! – Алиса хлопнула газетой по колену. – Выслушай меня внимательно. Наш возраст мало что значит – в этом я с тобой согласна. Проблема не в этом. Во-первых, я никогда не выйду замуж за кузена. Наша семья и без того достаточно странная, чтобы добавлять еще и кровосмешение. Во-вторых, я не отношусь к тебе как к кузену.

– Это уже многообещающе.

– Я отношусь к тебе как к брату. Мы росли вместе. Я действительно люблю тебя, сильно люблю, только не так, как тебе хотелось бы. Девушки не выходят за своих братьев! Они и не хотят выходить за братьев. И в-третьих, ты не принадлежишь к тому типу мужчин, за кого я хотела бы выйти замуж.

Он вздрогнул:

– Что у меня не так?

Она печально улыбнулась:

– Я ищу пожилого богатого промышленника, бездетного и со слабым сердцем. Ты – романтически настроенный студент-идеалист с горящими глазами и в придачу здоровый, как бык.

Эдвард вздохнул:

– Раз так, позволь мне быть твоим вторым мужем. Помогу тебе промотать наследство.

В конце концов они перешли на более приятные для обоих темы, вспоминая детские годы в Африке. Все белые, кого они знали, погибли при резне, но их друзья-туземцы выжили. Они говорили еще о множестве самых разных вещей, но не о том, о чем ему хотелось бы говорить, – не об их совместном будущем. Несколько раз он ловил себя на мысли, что лежит, словно дохлая овца, бестолково улыбаясь ей, счастливый одним ее присутствием. Наконец Алиса посмотрела на часы, негромко взвизгнула и вскочила.

– Мне пора бежать! – Она стиснула его руку. – Береги себя! Остерегайся зулусских копий.

Он почувствовал на щеке божественное прикосновение ее губ. Запахло розами. Потом она ушла.

Позже он просмотрел книги, присланные Джинджером Джонсом, и пришел к выводу, что они решительно не из тех, которые ему хотелось бы прочитать, лежа на больничной койке. А может, и вообще никогда. Это все из-за моего романтического идеализма с горящими глазами, подумал он. Большинство книг оказалось изрядно потрепанными, словно старик многократно их перечитывал или они часто переходили из рук в руки. Потом он случайно наткнулся на закладку, на которой красовалась надпись зелеными чернилами:

Подобные надписи имелись в каждой книге, каждая – чернилами нового цвета и другим почерком. Из этого можно было сделать вывод, что констебль Хейхоу не знает французского. Разместив книги в алфавитном порядке и прочитав все отдельные записи как целое письмо, Эдвард перевел:

Два человека в запертой кухне, один мертвый, другой раненый – с какой стороны заперта дверь? Да, положеньице…

Трижды ура хитрюге валлийцу!

Элиэль проснулась, дрожа от холода. Она лежала в темноте на своем тюфяке. Ее разбудили холод и голод. Далекие звуки пения, доносившиеся из храма, подсказали ей, что час еще не поздний. Труппа, должно быть, уже в Суссвейле. Скорее всего они сейчас играют «Падение Трастоса» для добрых жителей Филоби. Будь проклят Филоби вместе с его пророчествами!

Пальцы болели от ощипывания кур. Элиэль оставила окно открытым – далеко не самый разумный поступок в Наршленде. Она устало поднялась и захромала закрыть окно.

Под ней там и тут светились окна. В кристально чистом горном воздухе небо ярко светилось мириадами бриллиантовых звезд. Нарсиане вечно кичатся своими звездами. И две луны. Вон она, Эльтиана – злобное красное пятнышко высоко на востоке. Смотрит, поди, на свою пленницу и смеется. Под ней бросал ярко-синий отсвет на снежные пики Наршвейла только что взошедший над дальним концом долины маленький полумесяц Иш. Зеленого Трумба не было видно вовсе. Элиэль высунулась и еще раз осмотрела небо удостовериться – и прямо перед ее глазами появился Кирб’л!

• Предыдущая
• 36/100
• Следующая