Прошедшее повелительное - Дункан Дэйв - Страница 33
- Предыдущая
- 33/100
- Следующая
И так далее.
Лизердейлу с трудом удалось перевести разговор на интересующую его тему. Сэр Томас остался сидеть, дрожа и хмурясь, пока его сын излагал свой рассказ. Потом отец опять вмешался в разговор, объяснив, почему послал сыну телеграмму в Париж с требованием немедленно вернуться – подчеркивая то, что это ему подсказало знание политики и здравый смысл.
Одному догонять товарищей на континенте, где разгорался военный пожар, нечего было и думать. Молодой Экзетер тоже решил вернуться в Англию. Любое другое решение было бы неверным. В то же время сэр Томас даже не заикнулся, что мог бы пригласить друга своего сына погостить у них – в этих-то неожиданных обстоятельствах. Соглашался ли с ним молодой Джулиан? Если нет, то почему? Если не соглашался, то почему Экзетер предпочел гостеприимство Боджли? Пока Лизердейл раздумывал, как бы ловчее задать эти вопросы, он предложил другой:
– В каком настроении находился Экзетер?
– Настроении?.. Сэр? – Мальчик вылупил на него глаза, как идиот.
– Был ли он разочарован?
– Сначала – да, сэр. Но ему, разумеется, не терпелось принять участие… сэр.
Лизердейл ощутил волнение, как гончая, учуявшая след.
– Участие в чем?
– В разгроме немцев, сэр. Мы с ним собирались записаться добровольцами, сэр.
Ложный след.
Сэр Томас издал носом звук, долженствующий означать презрение.
– Экзетер сломал ногу, – сказал Лизердейл. – Ему потребуется некоторое время…
Он не оставил презрение без внимания. Впрочем, отсутствие приглашения – тоже. Он сверил несколько дат и записей, потом обратился к отцу:
– Вы знакомы с Экзетером, сэр Томас?
– Кажется, Джулиан представлял нас друг другу.
Да он его на дух не переносит! Оказывается, не весь мир в восторге от Эдварда Экзетера. Что ж, еще один покров долой.
– И что вы о нем скажете, сэр?
Смедли-старший побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Неожиданно он сделался очень осторожным.
– Не думаю, что знаю его настолько хорошо, чтобы высказывать какое-то мнение, инспектор.
Это могло быть и правдой, но это не означало, что таковое мнение у сэра Томаса отсутствует, а если оно имеется, то должно на чем-то основываться, пусть это и не слишком убедительно с точки зрения показаний в суде.
– Его наставник ценит его очень высоко, – сказал Лизердейл.
Сэр Томас испустил громкое «Хррумф!».
– Но вы спокойно отпустили с ним своего сына в Европу, не так ли?
Снова «Хррумф!».
– Ну, они дружили. – Отец бросил на сына взгляд из категории «Вот-Видишь-Я-Же-Тебе-Говорил». – И потом, это было всего на несколько дней, пока они не догонят доктора Гиббса с остальными…
Лизердейл ждал.
Сэр Томас снова откашлялся.
– Виновен до тех пор, пока не докажут невиновность, так, кажется? Должен сказать, я ничего не имею против самого мальчика. Чертовски классный подающий. Вроде бы хорошо воспитан. Я видел, что Фэллоу творит чудеса. Там даже еврейчик один учился в мои годы… Ладно, это совсем другая история.
Новая пауза. Лизердейл уже знал способ.
– Вы знаете что-нибудь про его семью, сэр Томас?
– Только по слухам.
– И каковы эти слухи?
– Ну, ньягатское дело, конечно.
– Трагедия?
– Скандал! Вы читали заключение комиссии, инспектор?
– Собираюсь. Кстати, не изложите ли вы мне основные моменты?
Только этого поощрения сэру Томасу и не хватало.
– Просто неслыханно! Если бы Экзетер остался жив, его бы вышвырнули со службы. Хорошо еще, если бы не посадили куда следует. Шайка мятежников выходит из джунглей и сжигает правительственный пост! Белые женщины изнасилованы и убиты! Дети! Ни одного уцелевшего. Стыд да и только! Если бы Экзетер держал соответствующий отряд, как положено, ничего бы не случилось. Позор! Ну и всякая другая грязь тоже вылезла наружу…
– Что именно?
– Да само то, как он себя держал. Цели и мотивировки. Этот человек сам превратился в туземца, инспектор! Варварские языческие пережитки, давно выкорчеванные в других районах, там дозволялись. Шаманы и прочие подобные гадости. Дороги, которые полагалось построить, но не построили. Миссионерам и предпринимателям не оказывали поддержку – в некоторых случаях их просто выставляли вон. Члены комиссии были настроены предельно критически. Его начальство получило серьезную выволочку за то, что не смотрело за ним как следует.
В полутемной комнате взгляд сэра Томаса казался таким же свирепым, как у окружающих его языческих идолов. Его сын все смотрел в пол, стиснув кулаки, и молчал. Его спина застыла как каменная.
Значит, Экзетер провел детство в необычно отсталом даже по колониальным меркам окружении. Это ничего не доказывало. Но это могло объяснить весьма странный документ, найденный Лизердейлом в личных вещах подозреваемого.
– Мистер Смедли? – тихо спросил Лизердейл.
Джулиан беспокойно поднял глаза:
– Сэр?
– Не выказывал ли Эдвард Экзетер желания пойти по стопам отца? Я имею в виду, в колониях?
Сэр Томас фыркнул:
– Да они еще одного Экзетера к себе на пушечный выстрел не подпустят!
– Не совсем справедливо по отношению к мальчику, а, сэр?
Смедли-старший вздрогнул и вытер выступившую на лбу испарину носовым платком.
– Есть ряд имен, о которых людям лучше не напоминать, инспектор. У вас еще есть вопросы к моему сыну?
– Только один, надеюсь. Что вы думаете об Эдварде Экзетере, мистер Смедли?
Джулиан бросил на отца быстрый взгляд и сделал попытку сидеть еще прямее, что вряд ли было возможно.
– Он порядочный человек, – упрямо сказал он. – Он честный.
25
Минуты в больнице ползли медленнее улитки. Обед давил на желудок тяжелее, чем якорь линкора: бобовый суп, жаркое из баранины, жирный пудинг, заварной крем с комками. Он сделал попытку – практически безуспешную – написать благодарное письмо Боджли.
В его туманных воспоминаниях о визите в Грейндж мелькал относительно ясный образ Волынки, проклинающего свою астму за то, что из-за нее он не сможет попасть на войну. И вот он сам лежит беспомощный с чертовой раздробленной ногой. Три месяца! За это время война кончится, а если и не кончится, все их ребята будут опережать его на три месяца. Надо же, как не повезло!
Ну, конечно, не так, как Волынке… На последний день рождения Алиса подарила ему славный письменный набор в кожаном футляре, который, к счастью, не затерялся в Париже. Письменный набор с его золотыми инициалами на крышке и с кармашками для конвертов, марок и ждущей ответа корреспонденции. Отложив письмо Боджли, он вынул из одного кармашка два истертых на сгибах листка. Он знал их содержание наизусть, но перечитал еще раз. Потом принялся переписывать их один к одному.
Письмо датировалось днем резни в Ньягате, и почерк был его отца.
«Дорогой Джамбо.
Для нас с миссис Экзетер было приятным сюрпризом и подлинной радостью неожиданное появление в нашем уголке Маклина. Хотя ситуация за несколько последних лет значительно улучшилась, его путешествие из Долины Царей оказалось трудным, как и ожидалось. Пробудь он в Момбасе три лишних дня, и мы могли бы разминуться с ним. Разумеется, это письмо опередит нас не больше чем на неделю. Надо ли говорить, что новости, которые он принес, – я имею в виду твое перемещение – также изрядно порадовали нас. Не говоря о том, что нам не терпится воссоединиться с сыном и нашей приемной дочерью, что само по себе уже достаточный повод для поездки на старую родину, твое присутствие там и перспектива шумных застолий в твоем обществе также греют наши души!»
Кто такой Джамбо? Кто такой Маклин? В списках жертв резни значился некий «Соме Маклин, эсквайр, из Суррея». Однако заключение комиссии не давало объяснения тому, кто это такой и что он делал в Ньягате. Просто старый друг? Что тут такого необычного? Но дальше письмо становилось более странным.
«Твоя новая интерпретация, о которой мне сообщил Маклин, показалась мне весьма убедительной, хотя не в меньшей степени тревожной! Тебя надо поздравить с тем, что ты открыл нечто, что стоило бы давно обнаружить всем нам и мне в особенности, но чего мы так и не сделали. (Его назвали в честь отца миссис Экзетер!) Увы, в этом случае интуиция, которая, как правило, способствует проникновению в суть вещей и смягчает дурные предчувствия, наоборот, скорее лишь породила немало новых загадок!»
- Предыдущая
- 33/100
- Следующая
