Проект 14 (СИ) - Ильичев Евгений - Страница 17

— Все прошло замечательно, — начал Эдвард, — операция прошла штатно никаких неожиданностей и сюрпризов.

— Остаётся надеяться на лучшее, — подхватил Роберт с теплой улыбкой. Алексей почему-то подумал о том, что должно быть в медицинских университетах преподают специальный курс постоперационной улыбки. Что-то было утешающее и ободряющее в этой улыбке. Она, как бы сама говорила за доктора, выполнившего операцию: мол, все в порядке, волноваться не из-за чего. Улыбается такой доктор после операции и говорит, что все хорошо, а ты ему беспрекословно веришь.

— Как долго она будет без сознания? — Поинтересовалась Наталья Ивановна.

— От анестезии она отойдет довольно скоро, но мы дали ей снотворное, так что она, скорее всего, проспит до следующего утра, — ответил старший Бойль. — Первое время она пробудет в отделении интенсивной терапии, а после мы переведем её в палату, и вы сможете быть с ней постоянно.

Затем оба Бойля попрощались и покинули зал ожидания. Алексей посмотрел на Наталью Ивановну, еле сдерживавшую слезы, и попытался приободрить ее.

— Ну, все самое страшное позади. Кристина жива и нормально перенесла операцию, а остальное приложится. — Он постарался сказать это, как можно бодрее, но увидел на лице учительницы лишь натянутую улыбку.

Они вместе отправились к лифту. Каждый вышел на своем этаже. День для всех на том и завершился. Без сил оба рухнули на свои кровати.

Глава 14

Холод. Кристина всем телом ощущала жуткий холод. Девочке хотелось залезть под одеяло, укрыться им с головой и, наконец, согреться, но холод не давал даже пошевелиться. Он проникал во все поры, во все клеточки ее тела, сковывая его все сильнее. Невозможно было даже сделать вдох — настолько одеревенели все ее мышцы. Какая-то неведомая сила заставляла двигаться ее грудную клетку. Вдох, выдох. Раз за разом. Кристина, казалось, не принимала никакого участия в акте дыхания.

Ещё девочке было очень страшно. Причем, было не понятно, что сильнее сковывает тело — страх или холод. Страшно было именно от того, что собственное тело её не слушалось. Очень не хватало воздуха и хотелось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы напиться им, насладиться каждой его молекулой. Но глубоко вдохнуть не получалось и приходилось довольствоваться тем, что было. Вдох, выдох, вдох, выдох.

Кристина попыталась успокоиться и сосредоточиться на происходящем. Доктор просил её считать от ста до нуля, но она быстро сбилась и не запомнила на какой цифре. Может семьдесят три? Или семьдесят два? Сомнение проникло глубже, и она уже не была уверена в том, что это вообще имеет какое-либо значение. Зачем её вообще просили считать, да ещё и в обратном направлении? Бред какой-то. И собственно кто этот самый доктор? Почему он с ней разговаривал? Она, что болеет?

Память тоже отказывала. Кристина силилась вспомнить последние дни, но на ум не шли даже последние минуты. В голове все перемешалось. Лица, даты, свет… Свет? Откуда тут свет? Что такое свет? Она же никогда не видела свет? А почему? Почему она находится в полной уверенности в том, что не знает что такое свет? Девочка задавала себе вопросы, а ответы, казалось, лежащие на поверхности, тут же ускользали от неё. Единственное, что она знала наверняка — это то, что этот самый свет ей очень нравится. Он тёплый, он начал согревать девочку, и ей в нем было очень приятно находиться. В голове появился образ мамы. Не лицо, не внешность, а именно образ. Некое существо, излучающее тепло и нежность. Она не могла различить черты и не могла вспомнить, как выглядит ее мама. Самое тёплое, самое дорогое, что только может быть на свете — образ мамы. Но и он начал отдаляться от нее, причем отдаляться в бесконечную высь. Все быстрее и быстрее, все выше и выше и, наконец, пропал вовсе. Но тут Кристина поняла, что это не мама поднимается вверх, это она сама падает, да еще с такой скоростью, что голова пошла кругом. Девочка посмотрела вниз и ужаснулась. Ей навстречу приближалось нечто огромное и бесформенное, на фоне окружающего ее света, совершенно черное. И как только она упала в это нечто, вокруг стало беспроглядно темно.

Кристина боялась пошевелиться. Тьма проникала всюду. Она прилипла к ней, как грязь — не отмыться. И когда девочка испугалась основательно, ее окликнули. Чей-то голос позвал ее, сначала тихо и робко, но затем громче и настойчивей. Она узнала этот голос.

— Кристи! Девочка моя, проснись! Кристина!.. — Наталья Ивановна крепко держала подопечную за руки. Та вырывалась и кричала, била ногами и, чуть было, не упала с кровати.

Как только девочка успокоилась и задышала часто-часто, учительница поняла — проснулась.

— Ну и здорова же ты спать, подруга, — как можно теплее сказала она, — целые сутки продрыхла.

— Я кричала? — Хриплым голосом спросила Кристина. — Горло болит.

— Нет, ты не кричала — это последствия интубации трахеи.

— Чего, чего? — Картинно скривилась девочка?

— Это когда в горло вставляют трубку, чтобы подавать наркоз и кислород, — с улыбкой поведала учительница, — это я от медсестер узнала. Как ты малышка?

— Голова болит немного, а так ничего. Я посплю еще немного, теть Наташ?

— Ну, отдыхай, отдыхай. Только учти, в обед к тебе придет целая делегация, я тебя разбужу заранее.

— Хорошо, — сонным голосом согласилась Кристина. Она перевернулась на другой бок и тут же уснула.

Следующее пробуждение далось Кристине гораздо легче. Сознание просто включилось, выдергивая ее из безмолвной пустоты. Слух сразу дал понять девочке, что в комнате она не одна — в комнате были слышны голоса Натальи Ивановны и Алексея Соловьева. Но просыпаться Кристина не спешила, вернее не спешила показывать, что уже не спит. Напротив, она затаилась и постаралась следить за своим дыханием. С самого раннего детства она играла в эту игру и, порой, довольно успешно. Сначала она делала это исключительно забавы ради, но однажды, проснувшись в новогоднее утро раньше обычного, услышала, как папа ходит по ее комнате. Дыхание у отца было тяжелое, с хрипотцой, ни с кем не спутаешь. Он прошел мимо ее кровати, зашуршала елка, зазвенели стеклянные шары, затем папа так же "тихо" удалился. Кристина подождала, пока отец уйдёт в свою комнату, и тут же вскочила с кровати. Добравшись до ёлки, она обнаружила под ней традиционный новогодний подарок. Со сказкой про Деда Мороза можно было попрощаться, но девочка еще целых два года специально в него верила, чтобы не расстраивать родителей, так старавшихся устроить для дочери праздник. Зато, она всегда заранее знала, что ей подарят, успевала вдоволь нарадоваться подарку, а потом, почти искренне, порадоваться ему вновь, специально для мамы с папой.

Так и в этот раз Кристина предпочла послушать разговоры взрослых. От наркоза она уже отошла и прекрасно осознавала, где находится, что происходит и помнила, что накануне состоялось, возможно, самое важное событие в её жизни — операция. О её итогах она пока судить не могла, голова была туго перебинтована, и никаких особых ощущений девочка не испытывала. Ей было до жути интересно, как прошла операция, а так как от всех пациентов такие подробности тщательно скрывают, она решила узнавать все из чужих уст — наверняка тетя Наташа уже в курсе всего.

Но, в следующие пять минут, Кристина узнала, отнюдь, не то, на что рассчитывала. Алексей говорил очень тихо, но, видимо, сидели они близко, так что девочке было слышно все:

— И по-вашему эти, как их там — "кролики"…

— «Кроты», поправил Алексей, — «кроты», «кролики» — не важно! — Начала заводиться Наталья Ивановна. — По-вашему, они могут причинить Кристине вред, в случае положительного исхода операции?

— И не только ей. Под ударом окажутся все, кто имел доступ к сведениям об операции. Поймите, это миллиарды долларов — целая индустрия! Они не станут рисковать курицей, несущей золотые яйца! — Голос у Соловьева был взволнованный, и ему постоянно приходилось сбавлять тон до шепота. — Как только станет ясно, что Кристина видит всё, мы будем представлять для них угрозу, угрозу их деньгам. И, поверьте мне, такие люди очень легко избавляются от подобного рода угроз.