Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы - Дуглас Грегори - Страница 42

• Предыдущая
• 42/71
• Следующая

С. И последний, наиболее важный вопрос: Мартин Борман мертв?

М. Насколько мне известно, нет. Как я предполагал, он был каким-то образом связан в это время с личным врачом Гитлера Штумпфеггером, но никаких фактов и доказательств у меня нет. Однако позвольте добавить следующее: если бы Мартин Борман остался жив и уехал в Испанию, я бы сразу узнал об этом. Однако после падения Берлина я ничего не слышал о Бормане и полагаю, что он мертв. Быть может, это не так, но я придерживаюсь своего мнения. Больше мне нечего сказать.

С. И в заключение: какова судьба пленок, взятых вами из личного архива Гитлера?

М. Они все у меня. Гитлер велел мне сохранить их для него.

С. Склонны ли вы показать их нам?

М. Ни при каких обстоятельствах.

С. Тогда наша беседа закончена. Благодарю вас за вашу любезность, генерал.

М. Не стоит благодарности.

Каким образом удалось германскому вождю избежать ловушки в окруженной немецкой столице в последние дни войны? Сейчас считается, что и многие другие высшие члены германского руководства сумели тогда скрыться, и в данном фрагменте беседы со всей ясностью и драматичностью представлены детали подготовки и практическое осуществление подобного бегства.

С. …Я хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу вашего бегства из Берлина. У нас имеются некоторые сведения о том, что в последние несколько дней вы совершили определенные действия, и для нашего дальнейшего сотрудничества жизненно важно подтвердить либо опровергнуть эти сведения. Мне нет необходимости говорить вам, что для вас очень важно продолжать вашу собственную линию. Я не намерен помогать вам наводящими вопросами, но я хотел бы услышать ваш отчет, основанный на том, что вы мне говорили раньше. Начните, пожалуйста, с того момента, как вы оставили Берлин, и рассказывайте дальше как можно более подробно, даже по минутам, если в этом есть необходимость.

М. Разумеется. Если вы позволите сделать кое-какие пометки, чтобы освежить мою память касательно дат или времени, я начну прямо сейчас.

С. Может быть, вам понадобится еще бумага, кроме той стопки, что лежит перед вами? Я могу принести еще, если хотите.

М. Этого достаточно, спасибо.

С. Буду благодарен вам, если вы приступите.

М. Не хотите ли прерваться, чтобы немного перекусить?

С. Вы проголодались?

М. Нет. Я подумал о вас и вашем стенографисте.

С. Я уверен, что мы сможем подождать еще некоторое время. Не угодно ли вам начать?

М. Да. Позвольте мне начать с того момента, как я покинул Берлин. 29 апреля я очень рано ушел из рейхсканцелярии и затем переоделся в форму военно-воздушных сил. У меня было звание майора ВВС, и я считался прикрепленным к Министерству авиации в качестве специалиста по легким самолетам. Я мог справиться с этим, поскольку имел летную подготовку, к тому же разбирался в специфике обслуживания самолетов, по части механики. Я не собирался лететь сам: у меня был пилот – офицер службы безопасности, который состоял также и в воздушных войсках и имел очень большой опыт управления всеми типами современных самолетов. Когда я впервые заговорил с ним об этом плане, а это было в 1944 году, он выразил твердое желание работать со мной. Я в течение некоторого времени пользовался его услугами, чтобы перебрасывать агентов в Швейцарию и обратно, и за весь проект в целом отвечал лично он. Хотя мы могли засылать агентов и обычными рейсами, иногда было желательно, чтобы они миновали таможенный контроль. Этот человек сам разрабатывал летные маршруты и самолетом переправлял туда людей. На этот раз я не хотел лететь прямо в Швейцарию, потому что у немецкого самолета, оказавшегося в воздушном пространстве этой страны, неминуемо возникли бы проблемы, если бы его обнаружили швейцарцы или кто-нибудь другой. Было бы лучше приземлиться сразу по эту сторону границы, а затем пересечь ее пешком. Пилот…

С. Не могли бы вы назвать его имя?

M. Нет. Он оказал мне огромную услугу, и у меня нет причин навлекать на него неприятности. Позвольте мне продолжать, если вы не против.

С. Конечно.

М. Он подготовил самолет «Шторх», легкий связной и курьерский самолет, очень надежная машина, которой для взлета требуется всего 50 метров. И для приземления ему нужно 130 метров. Он уже летал на таких много раз и был совершенно убежден, что именно эта машина нам нужна. Данный самолет вмещал двух человек и кое-какой багаж. Он также был оснащен радио. Этот «Шторх» принадлежал летному отряду главы СС, но того большую часть времени не было в Берлине, так что самолет был полностью снаряжен и содержался в резерве. С технической точки зрения он был в первоклассном состоянии, и у нас имелся большой запас отличного топлива, которого хватило бы до самого конца полета. У самолета были и запасные баки, которые давали нам порядка тысячи дополнительных километров, а поскольку нужное расстояние составляло лишь около 750 километров, топлива нам хватало с избытком даже на случай любых непредвиденных обстоятельств. Русские в это время уже практически захватили правительственный квартал и вели бои на южном берегу Шпрее вокруг здания рейхстага. Мы взлетели около 23.00 часов с одной из улиц в Тиргартене. Оглядываясь назад, скажу, что это была худшая часть полета. В этом районе шли ожесточенные бои и артобстрелы, так что у нас не было никакой уверенности, что нас не собьют или что взлетная полоса в последний момент не будет взорвана. Город был в основном затемнен, но на севере и юге мелькали отблески пожаров. Пилот стал проверять взлетную полосу, и какие-то наши солдаты спросили его, что он делает. Он умел находить подходы к людям и заставил нескольких из них оттащить с дороги поваленное взрывом дерево, и затем мы взлетели. Без сомнения, это был самый опасный момент. Самолет быстро набирал высоту, и мы увидели, что внизу прямо под нами идет бой, мелькают вспышки орудийных выстрелов, грохот даже заглушал шум двигателя. В этом самолете пассажир размещается позади пилота, а кабина устроена так, что можно смотреть вниз. Было видно, как то здесь, то там вспыхивает огонь, в воздухе висел густой дым, но мы быстро поднимались, и нам вскоре удалось оставить его внизу. Второй неприятностью, помимо обстрела с земли, была советская авиация. Уже некоторое время Берлин не бомбили, потому что русские вели бои внутри города, а поскольку американцы и британцы, как правило, не удосуживались прицеливаться, когда сбрасывали свои бомбы, то, конечно, бомбежки решили прекратить. Боялись убить эту горстку советских. Теперь-то они, конечно, с удовольствием разбомбили Москву и назвали бы это ошибкой пилота. Мы полетели на юго-запад, чтобы скорее выйти за пределы города. Помню, как я посмотрел вниз и справа увидел три русских истребителя, летящих на север. Только тени в свете вспышек от выстрелов. Это были единственные самолеты, которые встретились нам за весь полет, но подобное зрелище нас не обрадовало. Нам нужно было лететь на юго-запад, а потом на юг в сторону Белица, следующим пунктом был Хемниц. Под нами находились русские, и дополнительную тревогу вызывало то, что нам могла понадобиться аварийная посадка. К счастью, этого не произошло, и от Хемница мы полетели прямо на Зальцбург. Небо было почти сплошь затянуто облаками, и мы старались держаться выше. Большую часть времени земли не было видно, и, конечно, пока мы летели над немецкой территорией, внизу было темно, так что мы ориентировались только по приборам. Пилот понимал по-русски и по-английски и почти все время слушал радио. Довольно часто он оборачивался ко мне и сообщал какой-нибудь обрывок подслушанной информации. Это все были плохие новости, но ни слова о немецких самолетах и никаких указаний на то, что американцы собираются взлетать. Пока мы продвигались на юг, он старался поймать какие-нибудь воздушные переговоры, но это случилось только один раз, и то мы не услышали ничего важного. От Зальцбурга мы повернули на юго-запад к Инсбруку, а затем направились к Швейцарии.

• Предыдущая
• 42/71
• Следующая