Будь моей (СИ) - Черно Адалин - Страница 11

После похорон мне надо было как-то объяснить сыну, почему мать оставила его одного и что ее в его жизни больше не будет. Он до сих пор спрашивает, что с ней случилось. Проблема в том, что маленьким детям сложно сказать о смерти человека, а уж если вдаваться в подробности, которых требует Рома, то совсем невозможно.

Тогда я отдал приказ узнать, как у Леры дела. Где работает, как живет, все ли у нее в порядке. Отчеты мне присылали каждый месяц вплоть до того, как я выкупил отель. Она несколько месяцев нигде не работала, а потом устроилась в гостиницу. Ее я купил не специально, просто так совпало. Отчет тогда мне еще не успели прислать, и я его отменил. Зачем, если вот она — прямо передо мной.

А теперь, глядя в ее личное дело, в котором числится трехмесячный ребенок, я понимаю, что погорячился с отказом от отчета. Вдруг мне хотя бы в нем написали, что у нее есть сын. Как вообще можно было просрать в отчете наличие ребенка у женщины? Или я настолько хреново поставил задачу и мои подчиненные решили, что ребенок это неважно?

Об этом тоже предстоит узнать. Потом. Сразу после того, как я услышу от Леры правду. Она ведь соврала мне про ребенка. Сказала, что он подруги, а потом переиграла и перекинула все на Майка. Вот буквально полчаса назад я дал своим людям указания выяснить, кто он и что. Если соврала и в том, что у них серьезно, а я почему-то думаю, что это так, то что из всего сказанного и сделанного было правдой?

— У тебя получилось забеременеть?

— Д-д-а, — говорит, а у самой голос дрожит.

— Здесь лучше медицина, да? — я даю ей возможность соврать. Наверное, хочу убедиться, что при первой возможности она это сделает.

— Да, определенно..

Твою мать! Почему не сказать правду? Я правда не разбираюсь в гинекологии, но черт, дети за пару недель не делаются, если с организмом были проблемы! Это всегда длительное обследование, уйма анализов. Если бы дело было в медицине, сейчас передо мной стояла бы счастливая беременная девушка. А может и нет. Не всегда везет получить ребенка с первой попытки. А тут… сразу после того, как мы расстались.

— Может, прекратишь наконец мне врать и скажешь правду?

Я боюсь ее слышать, эту правду. Подсознательно уже давно все понял и принял, приготовился к тому, что у меня еще один ребенок. И снова сын. А когда спросил, осознал, что услышать это признание еще не готов.

— Артур твой сын.

Единственное, чем я выдаю свои эмоции — дрожью пальцев на правой руке. В остальном собран, уверен, спокоен, хотя внутри буря эмоций.

— Узнавала, почему так получилось?

— Ты обещал мне детей, — говорит она, а у меня в груди все замирает.

Правда ведь обещал. Уверенно так сказал, что бред ее диагноз и дети у нее обязательно будут. Я тогда действительно так думал. Ну не может у здоровой женщины быть какая-то хрень с женским здоровьем. Просто мужик не тот.

А я тот?

Почему-то думаю, что тоже нихрена не вписываюсь. Столько боли ей причинил своим присутствием. Думал, что защищаю ее от бывшего, а сейчас смотрю в испуганные глаза и понимаю, что тот ещё мудак. Вот Майк у нее другое дело. Спокойный, уравновешенный, интересный, улыбался, когда меня увидел. Я бы в морду дал сразу, если б узнал, что моя девушка только что из квартиры с мужиком вышла, а он — познакомился.

Ей вот такой мужчина нужен. Чтобы без качелей эмоциональных. Просто любовь и поддержка. Я так смогу?

Вряд ли.

Сам понимаю, что не получится. Она сказала, что у меня сын, а я хочу наорать на нее за вранье. За то, что скрывала от меня сына.

Три месяца. Ему три месяца. И девять длилась беременность. У нее не нашлось времени мне сказать?

Я встаю с кресла. Не могу сидеть и молчать. Нужно чем-то занять себя, чтобы не наговорить лишнего и не натворить глупостей. Чем-то оказывается она. Я подхожу ближе, останавливаюсь в полуметре. Она тихо шепчет извинения, и я ее обнимаю. Тяну за руку к себе, утыкаюсь подбородком в ее макушку и чувствую, как дрожит ее тело в моих руках. Она плачет, а я пытаюсь подумать, как быть дальше.

Понятно же, что мы не сможем существовать на две страны. Сюда лететь больше двенадцати часов. А я хочу растить сына, видеть его, общаться с ним. А еще я знаю, что у нее тут жизнь. За год она привыкла к этому городу, людям, устроилась на работу, завела парня, с которым у нее все серьезно. Не знаю, правда ли, но говорила она убедительно. Целовалась, конечно, тоже убедительно.

У нее должен быть выбор, но как заставить себя его дать?

Лера

— Что теперь будет? — спрашиваю, боясь нарушить то теплое, что между нами происходит.

Богдан меня обнимает. Тепло его тела действует на меня успокаивающе. Я перестаю плакать, но из объятий высвобождаться не спешу. Мне так хорошо стоять вплотную к нему. Льнуть всем телом, касаться его мышц на спине, которые проступают даже через рубашку.

Я ждала скандала и обвинений в том, что соврала, а вместо этого последовали сильные объятия и немая поддержка. Богдан будто понимает причину моего молчания и слез. Не могу отделаться от ощущения, что он раскаивается. Понимаю, что так нельзя, но все равно чувствую его сожаления. Или хочу их чувствовать. Это другое.

— Я пока не знаю, — честно отвечает он.

Из объятий не выпускает. Все так же держит. Обнимает, проводит ладонью по пояснице, задевает небольшой щетиной мой висок. Мне так хорошо в его объятиях, что даже наплевать на возможное нарушение нашего уединения. Кажется, что если кто-то откроет дверь, я так и продолжу цепляться за Богдана и плакать у него на плече.

А еще мне страшно отстраниться и посмотреть ему в глаза. Увидеть в них разочарование. Он ведь дал мне возможность соврать, и я не задумываясь это сделала. Каюсь, виновата, но если отмотать время назад, я бы сделала точно так же. Мне не сложно говорить правду. Я в жизни вообще не вру никому. Ни Майку, ни Оле, ни коллегам по работе, а ему почему-то хочется. С ним стараешься выглядеть лучше, старше, умнее, но получается все как всегда.

Мы бы так и стояли, крепко прижавшись друг к другу, если бы не стук в дверь. Я спохватываюсь, отхожу и отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы. А еще пару минут назад думала, что так и буду стоять в его объятиях. Сейчас понимаю, что нет. Нельзя. Мы на работе, где я его подчиненная, а она начальник. Итак слухи ходят.

— Богдан Олегович, машина подъехала, чемоданы уже загрузили. Ждут только вас, — слышу голос секретарши.

— Отмени поездку, — бросает Богдан сурово.

— Но как… ваш сын уже в аэропорту.

— Мия, я за что тебе плачу? Закажи сыну трансфер, пусть с няней обратно едут. Мы остаемся.

— Бронь билетов на другую дату нужныа?

— Пока нет. Я уведомлю тебя, если что-то изменится.

Она тихо закрывает дверь, а я почему-то вздрагиваю от этого щелчка. Вытираю слезы и поворачиваюсь к Богдану. Мы больше не лезем друг к другу обниматься. Момент сантиментов прошел, нас встретила суровая реальность, в которой мы чужие друг другу люди.

— Ты не улетишь?

— Я хочу увидеть сына.

Так будет правильно.

— Лера, — Богдан смотрит на меня внимательно. — Я не знаю, как будет. И я бы хотел, чтобы ты подумала над своим будущим. Каким ты его видишь и в какой стране?

— Ты дашь мне выбор?

— Я постараюсь тебе его дать.

Я сглатываю. Подсознательно после своего признания я покупала чемоданы и готовилась к полету на родину, а теперь Богдан дает мне возможность подумать. Решить, чего я хочу. И как вижу свое будущее.

Пока я думаю, что ответить, ему на телефон приходит сообщение. Он отвлекается, что-то нажимает, хмыкает, а затем смотрит на меня исподлобья. Ухмыляется.

— Ты соврала про Майка. У вас все несерьезно.

Я чувствую себя пойманной с поличным, хотя до недавнего времени я думала, что у нас все более чем серьезно. До того самого момента, пока мы не столкнулись с Богданом в моем крошечном коридорчике я считала, что у нас с Майком отношения.