Детектив на пороге весны - Устинова Татьяна - Страница 39

Если в американском кино действует мерзавец, значит, героине взбредет в голову непременно полюбить его чистой любовью, выйти за него замуж, перевести на него все состояние ее папочки и смирно ждать, пока он не подстроит ловушку с целью засадить ее в тюрьму, сумасшедший дом или на электрический стул.

Если в американском кино действует бравый полицейский, который спасает героиню от двух предыдущих категорий негодяев и строгим голосом приказывает ей не покидать укрытия, значит, в разгар перестрелки ее непременно понесет выяснить, отчего это так мяукает кошка. В результате выяснений она непременно попадет в ловушку, ее возьмут в заложницы, будут бить и унижать до тех пор, пока полицейский не спохватится и не вызволит ее – ценой ужасных потерь.

Анфиса искренне считала, что после таких вот «разумных действий» любой разумный мужчина вместо поцелуя наградит любимую пинком под зад, и, собственно, именно этим пинком, а не поцелуем, фильм и должен закончиться.

А что?.. Находка. Финальные титры на фоне женской задницы с отпечатком мужского ботинка – это фурор. Впрочем, вряд ли прогрессивная женская общественность это допустит.

– Я не боюсь, но эта фотография… странная. Нам нужно срочно выяснить, что здесь было до войны.

– Нам нужно срочно выяснить, откуда у него на руке воск и почему дверь была открыта, когда вы приехали с бабушкой! Вот что нам нужно.

– И «пионеры», – не слушая ее, продолжал Юра, – которых видела Клавдия. Что это за ребята и откуда они взялись? Зачем они приходили?

– Ну, если он учитель истории, может, он репетиторством подрабатывал!

– Вот это нам и нужно выяснить.

– Посветите мне! – приказала Анфиса. – Давайте по порядку, одно за другим.

Она подошла к белевшей в темноте кровати, наклонилась и стала рассматривать. Юра вздохнул. Сколько раз все это было в прошлой жизни – осмотр места происшествия, протокол, эксперты!.. Все повторяется на следующем витке, только чуть-чуть по-другому.

Нет, не так. Совсем по-другому.

– Юр, а свет точно нельзя зажечь?

– Лучше пока не зажигать.

– Тогда светите, светите мне!

Он поднял фонарь над ее плечом и нацелил его на постель.

– Что вы хотите здесь увидеть?

– Капли воска. Я хочу понять, есть ли воск на постели.

– Вряд ли он лежал в кровати со свечой в руке.

– Очень смешно, – сердито сказала Анфиса. – А то я без вас не понимаю, что вряд ли! Только воск откуда-то взялся!

– Он мог быть со свечой в каком-то месте, где нет электричества.

– Вот именно. Где в доме может быть такое место?

– Сарай? – предположил Юра. – Погреб?

– Это не в доме, – отрезала Анфиса. – Он ни за что не стал бы выходить из дому, он был напуган привидением до полусмерти!

– Но мы с Марфой Васильевной встретили его на улице! Помните? После чего ваша бабушка решила, что должна все выяснить и угостить его пирогами.

– Но тогда было светло, – зашептала она в ответ, – а ночью темно! Когда светло, силы зла не действуют! Вы что? Ничего не знаете о привидениях?

– Почти ничего, – покаялся Юра. – Вам видней.

Анфиса сделала решительное лицо и, как в воду, запустила в постель руки. Переложила одеяла и подушку, осмотрела их со всех сторон. Юра светил.

– Ничего нет, – констатировала она. – Надо искать. И именно в доме. Где в доме может не быть света?

– Например, в ванной?

– Там есть свет!

– Откуда вы знаете? Может, там лампочка перегорела! Надо посмотреть, – предложил разумный и приземленный Юра. Вот кто точно не стал бы целовать бестолковую героиню взасос, а по заднице надавал бы! Не выйдет из него романтический герой!

Паровозиком, он впереди, она позади, дошли до ванной. Окна в ней не было, и, протиснувшись в крохотное помещение, они оказались к кромешной темноте, потому что фонарь Юра погасил, да еще очень близко друг к другу.

Одри Хепберн и Питер О’Тул в чуланчике!

Как назывался фильм? Кажется, «Как украсть миллион», и там все было не так, как у них, – весело, красиво и с надеждой на лучшее будущее.

Он раздраженно зашарил по стене – искал выключатель, а Одри Хепберн выразительно сопела рядом.

– Нашел!

Свет коротким ударом хлестнул по глазам и погас.

– Что такое?!

– Все в порядке. Свет есть.

Анфиса ничего не могла рассмотреть. Теперь перед глазами плавали фиолетовые круги с оранжевым ободком по краям. В центре каждого круга была старенькая раковина и водонагревательная колонка над ней. И еще Юрина рука, протянутая к выключателю.

Анфиса все терла глаза.

– Значит, в ванной свет есть, а из дома он не выходил. Юра, пойдемте на кухню.

– Зачем?

– Там должен быть подпол. Не может быть, чтобы у Петра Мартыновича не было подпола!

– А почему вы думаете, что он на кухне?

– Потому что с кухни банки в подпол проще опускать!

И тем не менее подпол был не на кухне. Они последовательно обошли весь дом, поднимая старые домотканые половики и вытертые ковры, прежде чем нашли квадратный вырез в досках, довольно большой.

– Анфиса, помогите мне!

Вдвоем, пристроив фонарь к ножке пузатого буфета, они кое-как приподняли тяжеленную крышку.

– Как же он один его открывал?!

– У него наверняка было какое-нибудь приспособление.

– Какое приспособление?!

– Кочерга или что-то в этом роде.

– Тогда странно, что поблизости ничего нет… такого. Глупо держать кочергу, которой открывается погреб, далеко от него.

– Может, и есть, – пропыхтел Юра, – только мы не знаем где!..

Крышка, сколоченная из половых досок, тяжело скрипнула, отваливаясь к стене, и открылся зев, черный и страшный, гораздо темнее и страшнее, чем окружающая их лунная тьма.

Юра подхватил фонарь – луч полоснул по стенам – и посветил вниз.

Анфиса, сдерживая дыхание, заглянула в погреб.

Оттуда пахнуло сыростью, гнилым деревом и мокрым кирпичом как будто. Был еще какой-то запах, довольно странный и непривычный, тяжелый.

– Там… кто-то еще умер?

Юра оглянулся на нее и понял, что она не шутит. Анфиса не шутила. Она была напугана.

– Нет. Это… не трупный запах. Это химия какая-то.

– Откуда вы знаете?!

И он сказал:

– Я много лет проработал ментом.

– Вы?!

– Я.

– Как?! Почему?!

– Потому что у меня была такая работа. Думаете откуда Иван Иванович меня взял?.. Кстати, на крышке погреба капель воска нет, вы заметили?

– А почему вы перестали работать ментом?

На этот вопрос он не ответил. Свесив голову, он смотрел вниз, в подпол, водил лучом по ровным рядам банок.

– Здесь закуски на много лет вперед. Если еще и самогоночка есть…

– Почему вы ушли из милиции сторожить чужую дачу?

– И грибы! Как вы думаете, если я притащу домой банку с белыми, Клавдия меня убьет на месте или будет долго пытать?

– Вам в детстве никто не говорил, что воровать нехорошо?

– Так они все равно все пропадут, а мы… под водочку…

– Вас уволили за пьянство?

– Анфиса, – он выпрямился и все-таки посветил ей в лицо, потому что она ему надоела. – Я не хочу об этом говорить. Хотите узнавать – узнавайте. Я вам помогать не буду.

– Вы что, застрелили напарника? Или соседского мальчишку-хулигана? Или вашу жену взяли в заложницы и вы не смогли ее спасти?

– Света там действительно нет, между прочим. И запах странный.

– А если я у Ивана Ивановича спрошу?

– Надо туда спуститься. Держите фонарь.

Анфиса взяла у него фонарь, стала на колени и тоже свесилась головой вниз.

В подполе оказалось просторно и холодно, как бывает только под землей. Воздух был довольно влажный, спертый, и пахло на самом деле какой-то химией.

Ряды банок уходили за горизонт – огурцы, помидоры, перец. Грибы стояли отдельно, на широкой полке, все пронумерованные по годам и месяцам. Петр Мартынович был исключительно аккуратным человеком. Видимо, он даже пыль с них стирал, потому что банки сверкали, как недавно вымытые. Анфиса повела фонарем и обнаружила бутыли, которые стояли на цементном полу. Некоторые были темного стекла, а другие прозрачные. Видимо, голубая мечта бывшего мента Юры Латышева – самогон. На горлышки темных бутылей были надеты воздушные шарики разной степени надутости, а светлые были заткнуты чистыми тряпицами.