Николай I Освободитель. Книга 2 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 16

— Забрал из Петербурга все что успели сделать на этот момент наши мастерские. Семь тысяч переделанных под капсюль мушкетов, три сотни ракет, взрывчатка, мин немного и самое главное… Без этого бы я сам сюда не поехал, — Севергин подошел к одной из телег и жестом фокусника сдёрнул с нее кусок парусины. Понятнее, откровенно говоря, не стало: под парусиной находился свернутый в каком-то хитром порядке ком ткани. Видимо, мое удивление настолько явственно отразилось у меня на лице, что химик не выдержал и рассмеялся. — Помните мы свами обсуждали пару лет назад опыты французов в воздухоплавании, и вы тогда высказали идею, что такая приспособа могла бы быть вельми полезна в войсках?

— Вы что ж воздушный шар умудрились построить?! — Изумился я. Имея знания из будущего как-то очень быстро привыкаешь, что все новинки исходят от тебя, и такая самодеятельность от местных была крайне неожиданной и… Приятной.

— Именно так, Николай Павлович, именно так, — во все тридцать два улыбнулся Севергин. — Построили и уже испытали даже. Два раза. Десять пудов поднимает без проблем. Делать больше, просто поостереглись, если честно.

— Ну вы конечно… — Я аж задохнулся от перспектив. Туда вхерачить если бы еще оптический телеграф, то качество управления войсками можно поднять на недосягаемую доселе высоту. — Угодили, Василий Михайлович, как есть угодили. Готовьте место под орден, буду лично перед императором хлопотать. И весь список причастных тоже не забудьте, никого не обидим.

— Рад стараться, Николай Павлович, — типа «по-военному» ответил Севергин и, не сдержав эмоций, рассмеялся.

Очевидно, что понаблюдать за битвой с высоты девятиэтажки — воздушный шар, привязанный парой растянутых в стороны веревок к земле, болтался примерно на этой высоте — мне не удалось. Было бы глупо сажать туда человека, который банально не поймет, что происходит на поле боя и не сможет вовремя передавать командованию верную информацию.

Пришлось мне отираться с ракетчиками, которые заранее установили свои адские снаряды, все промеряли и даже пустили одну «пристрелочную» болванку. Ракеты мы установили на левом фланге, так чтобы можно было контролировать заодно и центр, а для прикрытия реактивной артиллерии выбил себе батальон измайловцев. Вот этот местный прикол — оставлять артиллерию без пехотного прикрытия мне был абсолютно не ясен, и рисковать ракетами я не собирался.

А вот Воронцова с его постоянным приглядом, рядом не было. Семен Романович простыл по сырой холодной погоде и слег с температурой. Теперь уже мне пришлось ему приказывать не выделываться и не вылазить из-под одеяла до полного выздоровления. В отсутствии антибиотиков воспаление легких тут было смертельным заболеванием, а терять по глупости воспитателя, наставника и просто, не побоюсь этого слова, друга мне не хотелось совершенно.

Понятное дело, что информация из прошлой жизни теперь, учитывая все изменения, была на слишком актуальной, да и помнил я не так что бы очень много, однако то, что всю тяжесть атак французов приняли на себя «Багратионовы флеши» и «батарея Раевского», а правый фланг так и простоял весь бой без дела, я помнил хорошо. С другой стороны, Бородинское поле в этот раз было больше похоже на кусок западного фронта первой мировой, разве что без колючей проволоки, которой пока еще просто не существовало в природе, поэтому и тактика Бонапарта вполне могла измениться. Но опять же, не имея дополнительной информации, приходилось опираться на имеющуюся.

— «Нда…» — не первый раз за эти дни я возвращался к идее колючей проволоки, — «а вот если бы по низу эскарпа пустить несколько рядов колючки, так чтобы ни о чем не подозревающие французские войска сходу вляпывались бы в нее, не имея возможности ни свернуть ни отступить, какая была бы сладкая цель для русской картечи…»

Вот только слишком уж дорога была в этом времени еще проволока, а учитывая, что парой метров тут не обойдешься, так и вовсе…

Французская армия подошла к месту будущего сражения вечером 24 сентября и принялась сразу растягиваться по фронту, даже не скрывая своих намерений атаковать. Понятное дело, что ночью — а дни к концу сентября были уже покороче, темнело уже в шесть часов — никто начинать «веселье» не собирался, а, значит, все откладывалось до утра.

И вот теперь, утром 25 сентября, едва-едва рассвело, французские войска пришли в движение, нацеливаясь, как и прошлый раз на центр нашей позиции. Видимо пара дополнительных редутов — вряд ли с расстояния в две версты можно было рассмотреть траншеи с пехотой между ними, тем более что мы старались по максимуму маскировать все кусками дерна — Наполеона нимало не смутила учитывая, что за последние месяцы он уже не раз и не два достаточно успешно штурмовал усиленную инженерными сооружениями русскую оборону.

На закопанных в пашни по башни КВ

Высыхали тяжелые капли дождя…

Я провел пальцем по установленной на станке ракете. За пальцем образовалась мокрая дорожка из выпавшей на ее поверхность росы. Будем надеяться, что рабочие при сборке хорошенько все залили лаком, иначе, учитывая гигроскопичность пироксилина, могло получиться не слишком хорошо.

Предстоящее сражение навевало нервозность и тягу зацепиться за что-то эмоционально. Заякориться. Поэзия в таком случае была далеко не самым худшим вариантом. Многие перед боем без устали хохмили или наоборот впадали в мрачную молчаливость: стресс он такой, на всех действует по-разному. Мы, конечно, не коммунисты, но тоже вполне можем дать «вперед».

— 7.47, - глянул я на часы, когда утреннюю тишину разорвал первый гулкий выстрел пушки. На этот раз для разнообразия первым врагов «приветствовали» обороняющиеся. Стоящие рядом артиллеристы с удивлением бросили на меня быстрые взгляды. — Для истории. Для потомков.

Первые попытки французов атаковать два центральных редута были отбиты относительно легко. Всего как уже говорилось мы соорудили пять редутов и отдельно укрепленную позицию для артиллерии на вершине кургана. Левый примыкал к лесу, потом с равными примерно промежутками шли два редута, батарея и еще два редута прикрывали наш правый фланг на случай изменения рисунка боя и попытки атаковать ту сторону. Причем большая часть чеснока, мин, ловушек и прочих радостей мы расставили именно напротив второго и третьего укреплений, составлявших такой себе центр позиции, вот почему первая атака захлебнулась, не дойдя даже до нашего переднего края.

Учтя первую неудачу Наполеон взял паузу и через полчаса атаковал укрепления курганной батареи, где было расположена чуть ли не пятая часть всей русской артиллерии. Позиция была слишком хорошей, чтобы Бонапарт мог позволить нам с возвышенности расстреливать надвигающиеся справа и слева войска. Как и в прошлый раз эту часть фронта защищал корпус Раевского. Николай Николаевич по достоинству оценил проведенные моими ополченцами земляные работы — курган превратился с настоящую земляную крепость в два человеческих роста высотой, на плоской вершине которой нашлось место как орудиям, так и стрелкам.

Яростная атака 4-ого корпуса Богарне, так же по первой не приносила французам никаких дивидендов. Ураганный картечный огонь десятков орудий проделывал в рядах наступающих плотными колоннами итальянцев целые просеки, выбивая людей сотнями. Это сражение было, как ни крути, не первым, которое мне довелось увидеть, однако я так и не смог понять, как эти люди идут в полный рост на стреляющие по ним в упор пушки. Перешагивают через павших товарищей и только смыкая теснее ряды, продолжают движение вперед. Что это? Бесстрашие, фатализм или вера в своих командиров?

Я стоял на сколоченной специально для меня небольшой трехметровой наблюдательной вышке, осматривал поле боя в подзорную трубу — отвратительного качества оптика, хоть самому начинай заниматься экспериментами в этом направлении — и вновь и вновь ловил себя на мысли, что сам бы так не смог. Воистину люди-богатыри. Через двести лет таких уже не будет.