Муж, которого я забыла (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна - Страница 8

Она не смотрит в моё лицо, выполняя необходимые манипуляции, колдуя над разбитой рукой.

— Ты пожалеешь об этом завтра, — мягко произносит она.

— Я уже жалею, Луковка, — признаюсь я. — Я не должен был говорить тебе грубости. Я сорвался. Извини меня.

— Но ты ведь прав, — мягко усмехается она. — Не ты злодей. Это я забыла тебя и собиралась выйти замуж за другого.

Она поджимает губы, укоризненно вздыхает. Глубоко задумывается.

— Это так странно, Денис. Словно я никогда тебя не знала. — Выдаёт она. — Не могу сказать, что меня не тянет к тебе где-то на интуитивном уровне. Тянет. Влечёт. Но я абсолютно ничего не могу вспомнить.

— Тянет, значит, — зажмуриваюсь, но тут же пытливо заглядываю ей в глаза. — Как к Шувалову?

— Нет, — испуганно шепчет она. — Действительно влечёт. Я не такая девушка, я не бросаюсь на первых встречных. Но ты… Рядом с тобой я… Не знаю, как объяснить.

Она отворачивается, складывает в аптечку бинты и йод. Тихий щелчок оповещает меня о том, что она сейчас уйдёт в ванную, чтобы поставить аптечку на полку. Не хочу, чтобы уходила. Хочу прижать к себе и никогда больше не отпускать.

— Луковка, — тихо зову я.

— Что? — Она осторожно заглядывает в моё лицо.

Такая трогательная, беззащитная, что я снова чувствую себя полным ничтожеством.

— Не бойся, — беру её за руку и тяну на себя. — Меня не бойся. И чувств своих не бойся, маленькая. Это нормально — чувствовать. Я люблю тебя и никогда не дам в обиду.

— Денис, я… — Усаживаю её на колени. — Не уверена. Ни в чём. — Скольжу рукой под футболку. Её дыхание сбивается. — Что ты делаешь?

Целую её. Жадно. Торопливо. Очерчиваю губы и прорываюсь в её рот. Тонкие пальцы судорожно сжимают мои плечи. Лёгкий стон, зародившийся в её груди, прорывает последнюю плотину. И она целует меня в ответ.

Всё смешивается: сладость её губ, шелковистость кожи под моими настырными пальцами, тяжесть рваного дыхания, соединяющегося на стыке наших губ. Настойчиво бьётся мысль, что я не имею права так поступать, но я её торопливо отгоняю.

Лукерья быстро расправляется с мелкими пуговицами на моей рубашке и распахивает полы в стороны, проводя ладонями по моей груди.

Я срываю с неё футболку, подцепляю застёжку бюстгальтера и высвобождаю грудь, тут же накрывая её руками.

О. Мой. Бог. Чёрт!

— Лукеша, если ты хочешь остановиться, то нужно сделать это сейчас, — глухим шёпотом предупреждаю жену.

— Остановиться? — Непонимающе переспрашивает, и тут же губы расползаются в очаровательной улыбке. — Я, Денис, наоборот, хочу, чтобы ты не останавливался!

Отрезаю все возможные пути для раздумий и осовело касаюсь пальцами сморщенных тугих вершин груди.

— Ну вот и всё, — говорю ей в губы, — теперь сдохну, но не остановлюсь.

В меня летит короткая усмешка, а потом Лукерья прижимается к моим губам, я ловлю её нетерпеливый стон и понимаю, что точно сдохну, если она снова потребует остановиться.

Не уверен, как долго это продолжается. Я завис где-то между мирами снов и яви. Ласкаю руками нежную и красивую девичью грудь, а Лукерья льнёт острыми вершинами к моим рукам. Потрясающее чувство. Фантастическое.

Не выдерживая напряжения, встаю и сажаю её на столешницу. До спальни просто не дотерплю. Повинуясь древнейшему инстинкту, моя жена прижимается своей жаждущей сердцевиной прямо к возбуждённому стержню. Прижимаю её к себе. Так тесно, что, несмотря на брюки и её шорты, ощущаю жар, исходящий от влажной, изнывающей плоти.

Её трясёт. Усиливаю давление и сжимаю соски. Поглаживаю и снова сжимаю. Она скребёт пальцами мои плечи и невнятно бормочет что-то между требовательными движениями моих губ. А потом её тело дрожит напротив моего, и она, коротко всхлипнув, кончает, издавая сексуальные стоны.

Она прячет смущённое лицо, упираясь лбом в мою шею. Я глажу её волосы, торопливо избавляясь от одежды. Лукерья поднимает на меня взгляд, в котором плещется страх. Чёрт!

— Потрогай меня, — с отчаянной мольбой шепчу ей в лицо, — потрогай.

Её глаза округляются. В них мелькает любопытство, но страх и неловкость быстро гасят эту эмоцию. Знаю, что не должен давить на неё. Знаю. Но все разумные мысли остались на будущее. Снова жадно впиваюсь в её губы. Терзаю их до стонов. А потом отрываюсь.

— Мы не зайдём дальше, обещаю. Я не причиню тебе зла, но то, что я сказал тебе, правда. Сдохну, Луковка, прямо на этом месте. — Беру её руку и кладу на раскалённый твёрдый член. — Потрогай.

На смену страху в её глазах приходит решительность. Когда маленькая ладошка Лукерьи обхватывает мою плоть, меня шатает. Я пьянею от происходящего. Её прикосновения будоражат меня, разжигают немыслимое и страстное желание, хотя куда уж, казалось бы, больше!

Но самый пик, горячий накал моего возбуждения достигается неизмеримо быстро, и я взрываюсь до чёрных точек в глазах и шумно ловлю губами воздух рядом с ней.

С трудом дотягиваюсь до полотенца и стираю липкие следы своей похоти с её окаменевших рук. Лукерья странно смотрит на меня.

— Спасибо, — улыбаюсь ей и отвешиваю шутку, — теперь я точно буду жить.

— Это хорошо, — бормочет она, покраснев, — неловко было бы стать вдовой, едва узнав о наличии мужа.

— Тебе было приятно? Всё в порядке?

— Да, Денис, очень, — смущённо шепчет Лукерья и отводит взгляд. — Настолько хорошо, что… Даже не знаю, смогу ли я теперь быть в порядке.

— Мне приятно, тебе приятно, — пожимаю плечами, — нам вместе приятно. Мы близки, Луковка, не бойся своих чувств, пожалуйста.

— Я попробую.

После такого зубодробительного вечера мы проспали до полудня. Пятничным днём я просыпаюсь с Лукерьей, спящей на моей груди, её руки доверительно обнимают меня, и я практически счастлив. Боюсь даже дышать в надежде не спугнуть удачу. Лежу, как последний кретин, разглядываю её лицо и улыбаюсь.

Именно эту картину она видит, просыпаясь.

— Доброе утро, Луковка, — оставляю на её губах лёгкий поцелуй. — Что бы ты хотела на завтрак?

— Доброе утро, Денис, — неуверенно улыбается она. — Тосты с авокадо и кофе.

Целую кончик её носа.

— Тогда поваляйся ещё немножко, сейчас всё будет!

Лукерья не выдерживает и всё-таки приходит ко мне в кухню как раз в тот момент, когда я заканчиваю колдовать над кофе.

Оборачиваюсь на звук её шагов, любуюсь ею краткий миг, вижу, как она бросает быстрый взгляд на стол, на котором мы вчера ласкали друг друга, и заливается восхитительным румянцем.

— Ты вовремя, — говорю её как ни в чём не бывало, — садись завтракать. Я, конечно, рассчитывал принести тебе завтрак в постель, но и так неплохо. Какие у нас планы на сегодня?

— Мы проведём день вместе?

— Я же тебе сказал, что свободен до понедельника, — удивляюсь я. — А в понедельник я отъеду в клинику за доктором и сразу вернусь обратно. Мы зададим ей все вопросы, она тебя осмотрит. Всё будет хорошо, вот увидишь!

Лукерья обдумывает мои слова.

— А если она скажет, что мне необходимо лечь в клинику?

— Ты не сошла с ума, — качаю головой. — Я никогда не допущу, чтобы тебя упекли против воли в больницу.

Она выискивает что-то в моих глазах, а когда находит, улыбается и садится за стол.

И я понимаю, что, даже если мне придётся противостоять целому миру, а не одной интересной организации, я готов сдержать своё слово. Лукерья не попадёт в дурку чего бы мне это не стоило.

«Доживём до понедельника», — именно под таким девизом проходят три дня заточения в незнакомом доме с моим чертовски привлекательным незнакомым мужем. Я искренне надеюсь на его деликатность: обсуждать то, что произошло на кухонном столе, я была не готова. От слова совсем.

Мне вспоминалась каждая секунда этого мимолётного помешательства. В красках. Я вспоминала чувство легкомысленного возбуждения, ласки мужчины, его трение и надавливания, собственное глубокое удовлетворение… И возбуждалась снова.