Старые раны (СИ) - Артемов Александр Александрович - Страница 39

«Сеншес, покойница… покойница» затряслись ее коленки от дикого ужаса.

Тени громко разговаривали, смеялись своим варварским шуткам. Никак не меньше дюжины собакоголовых выродков. Двое дикарей копалась в ее сумках, совали съедобное в зубастые дыры в бородах и выбрасывали ненужное прямо в снег. Это же ваши вещи, дурни! Сама собирала их по хижинам ваших собратьев, а вы бросаете их. Когда один из них вытряхнул остатки поклажи на землю, у Викты упало сердце — вот так просто добыча, которая досталась ей кровью и потом, лежит на земле, никому не нужная. Пустая сумка полетела в костер и начала сворачиваться черным цветком. Псоглавец похлопал себя по коленям, плюнул в пламя и отошел к своим дружкам, которые как раз расправились с другой сумкой. Вскоре и от нее ничего не осталось. Дикари, возьми их Сеншес.

Нитсири с удовольствием обложила бы их матом, но вместо этого только застонала от резкой иголочки, которая пронзила ее мозг, и согнулась. Вернее попыталась, ибо ремень не дремал — удавкой впился в ее шею и душил, пока она не выпрямилась и не проглотила иголку.

Чертовы дикари… приложи они ее чуть сильнее, и Викта больше никогда бы не очнулась. Она понадеялась, что хотя бы зубы целы, но язык наткнулся на препятствие — ее рот заткнут тряпками! Из глаз ринулся безответный поток слез, следом за ним закапало из носа.

Еще хуже… дышать… нечем. На воздух! Воли!

Она заперта, связана, задыхается, один на один с этой спицей в голове, которая все не унимается. Кажется, что-то теплое и влажное течет по щеке. А следом заползают насекомые, чтобы полакомиться кипящим мозгом.

Вытащите кляп, изверги! Дайте вдохнуть морозный воздух, хоть чуть-чуть протрите ее горящее лицо снегом! Пожалуйста…

Жу? Где псоглавка? Кажется, это ее тоненькая тень позади скалоподобных спин сидит, поджав ноги, и это ее глаза-бусинки единственные дрогнули, когда Викта очнулась и морщилась от колючих иголок.

Как же Жу, наверное, довольна, что судьба повернулась приличным местом? И не придется переть через снег по темноте совсем одной до деревни, где ей останется только ждать, когда чудища ее учуют. Теперь она со своими. А нитсири, ее мучительница, скоро ответит за все то, что она с нею сделала.

Да, глаза обещали именно этого. Черная ненависть.

Камень? По-прежнему в кармане? Слишком просто. Тело ломило так, что нитсири едва могла пошевелить пальцем на ноге. Обыскали, как же иначе… — они сколько угодно уродливые выродки, но не полные идиоты. Теперь ее драгоценность будет красоваться на веревочке у сучки одного из этих кобелей. Викта лишь надеялась, что философский камень заставит псоглавку как следует помучиться.

Дотянуться бы до него. Попробовать… Но стоило ей только подумать об этом, как голову тисками сжала боль, нитсири бессильно ударилась головой о железную кору. Нет, слишком болит… Слишком тяжело не то, что дергать Талант, просто дышать носом тяжело. Соберись же, нитсири! Надо пробовать… Сеншес, он у них, она его чувствовала!

Псоглавка смотрела, не моргая, не отводя своих черных угольков от ее заплывшего лица. Он у нее, да, — Жу почти кивнула на ее отчаянный вопрос. Умная. Злая девочка. Отдай, а? Жу…

Жу и не думала подходить или оповестить своих новых друзей, что нитсири очнулась. Что это? Милосердие или псоглавка, наоборот, наслаждалась каждой искоркой боли в ее глазах и растягивала удовольствие?

Но псоглавцы уже вскакивали с мест, когда один из них наставил на Викту свой толстый палец. Самый рослый и волосатый подошел к ней, сел на корточки и что-то гаркнул ей в лицо, обрызгав горячей слюной. Нитсири похолодела, когда перед ее носом выросла блестящая сталь — в этих лапищах Рубиновый клинок казался детской игрушкой.

Над Жу склонился один из выродков и принялся что-то говорить. Жу с трудом оторвала глаза от Викты и проговорила несколько тихих слов, потонувших в ответной тарабарщине. Вновь стрельнула глазами в сторону нитсири, которая обливалась потом от страха, и закатала рукава, обнажая запястья. У псоглавца отвалилась челюсть, он вскочил и закричал что-то остальным. Сталь убралась прочь, но Викта чувствовала себя еще хуже — казалось, если бы выродок начал ее резать, она бы испугалась не меньше.

Теперь вся дюжина столпилась вокруг Жу, рассматривая и ощупывая ее изуродованные руки. Запястья и предплечья псоглавки были чудовищно попорчены шрамами и ожогами. Главарь с Рубиновым клинком забормотал что-то глухим голосом, псоглавка энергично закивала вся красная от стыда. Она что-то сбивчиво рассказывала и все посматривала на Викту, и от каждого ее слова и взгляда, от каждой тени на мрачнеющих мордах ее сородичей, сердце Викты стучало все быстрее. Голос псоглавки дрогнул, и на высокой ноте она сорвалась и разразилась горьким рыданием, не в силах продолжать свой рассказ. Главарь кивнул, и ей разрешили опустить рукава и уйти подальше.

Подальше от места судилища.

Они сошлись над ней, как скалы, закрыв свет от костра широкими плечами. Викту всю передернуло от резко заметавшегося сердца и осознания подступающего рока, но ремни когтями впились в ее запястья — держали крепче рук палача. Псоглавцы грохотали над ней, на нее пальцами, размахивая руками. Викта не понимала ни единого слова, но вздрагивала каждый раз, когда глаза выродков опускались на нее, а пальцы на рукоятях топоров и копий сжимались все сильней.

Тут псоглавец со снежно белыми волосами резко подошел к ней — Викта зажмурилась до белых искорок, вся сжалась в комочек и чуть не потеряла сознание от страха. Между ног сразу стало тепло, мокро и очень обидно.

Долго ничего не происходило, никто не трогал ее.

Викта ничего не понимала — ни один не коснулся ее даже пальцем. Вместо этого они отступили, от омерзения сплевывая на землю. Быстро похватали вещи, побросали в реку все лишнее и скрылись между деревьями, словно их и не было вовсе.

…

Жу сделала пару нетвердых шагов за ними, но задержалась и какое-то время стояла, глядя на униженную Викту, и молчала. Потом разжала кулачок — на ладони сверкал философский камень.

Ее камень, ее драгоценность! — псоглавка ухмылялась, ее глаза пели в свете пламени и отчаяния нитсири.

«Хочешь его?» — спросила она одним взглядом.

Викта очень хотела. До припадка, до истерики, до дрожи во всем теле. С удовольствием сейчас бы упала на колени перед этой тупой шавкой и вылизала ее ботинок — все что угодно, лишь бы получить свою драгоценность обратно. Могла бы, если бы не тряпка во рту и не ремни.

«Развяжи меня, Жу? Помнишь, как я бросилась за тобой к краю обрыва?» — спросила Викта мычанием и слезами.

«Помню», — ответили ее глаза. — А еще я помню, как ты резала мне руки, чтобы накормить эту проклятую вещицу. И спасла меня ты только для того, чтобы я была бурдюком с кровью».

«Нет, нет, Жу!» — плакала она, но сама в глубине души понимала, что это правда, и чем больше она лжет, тем сильнее натягиваются ремни на ее шее.

Скажи правду. Очень радовалась такой удаче, что встретила живую девочку в вымершей деревне. Наверное теперь жалеешь, что не зарезала ее сразу, чтобы разлить кровь по бутылкам — на дорожку.

Так бы поступила истинная абель, а не трясущаяся кошечка, запутавшаяся в своем поводке и полуживая от страха. Теперь мяуч сколько влезет, дурочка. Раньше надо было резать и колоть. Либо ты, либо она — вот непреложный закон Леса. Ты выбрала.

А вот теперь настал ее черед выбирать. Какая участь ждет преступницу и ведьму?

«Да, — кивнула псоглавка. — Теперь ты все понимаешь».

Повернулась и швырнула философский камень в кострище. Подошла к полуобезумевшей от отчаяния нитсири, харкнула ей в лицо и бросилась догонять своих. Ее уже кликали.

* * *

Как же холодно! Вернуться?.. Нет! Только вперед, позади ничего, кроме глупых сожалений. Оно все еще за спиной? Не обернуться — слишком страшно вертеть головой. А вдруг Оно все еще там?!

Он точно видел, как что-то прыгало с ветки на ветку, прежде чем ринулся бежать со всех ног. Что это было, Сеншес?! Тварь точно с неба свалилась. Сарет не мог точно описать, что он видел, но стоило ему отойти от пепелища чуть подальше, как краем глаза он заметил, как нечто черное бросилось к нему. Тогда сердце его забилось вдесятеро быстрей, а ноги сами понесли его прочь — прошибая горячим дыханием мороз, утопая в сугробах по колено. И он бежал, слушая набат в ушах, и чувствовал, как Оно прется через подлесок по его душу. Сеншес, быстрее!