#Розовым мелом (СИ) - Муравская Ирина - Страница 7

Он вообще много чего делал поперёк их воли. Частично из вредности, частично из‑за меня. Его всегда раздражала моя «смиренность». Поэтому, собственно, он до сих пор и считает меня лицемерной подлизой. Я же просто старалась сделать так, чтобы его родители не пожалели о том, что когда‑то приняли меня в семью.

— Что, бездомная, нечего возразить? — не дождавшись ответа, хмыкает Илья. — Вот тогда стой у плиты и кухарь. А если ещё не перестанешь плеваться ядом, мы даже сможем поладить.

— Я тебя ненавижу.

— Твоё право. Ты мне лучше скажи, у тебя все юбочки такие короткие?

Что ещё за предъява? Нормальная у меня юбка, всё прикрывает.

— А тебя это как волнует?

— Меня никак. Но тогда уж надевай почаще вот эту. Прям зачётная, — в мою сторону светят экраном, на котором покоится моя же фотка с прошлого лета в лаковой мини‑юбке. Стоп, эту фотку я никуда не выкладыва… До меня только сейчас доходит, что всё это время Князев ковырялся в МОЁМ телефоне!

— ТЫ НОРМАЛЬНЫЙ?

— Вот чего опять орёшь? Я искал номера родителей. Свой московский, кстати, тоже нашёл. Не знал, что он у тебя есть. Спорим, нет‑нет, но ты мечтала порой по нему позвонить после угарных вечеринок с подружками? Ты, кстати, ночью сама ко мне жалась, но я ж не такой — так что почти не разрешал тебе этого делать. Наверное. А может и да…

Чувствую, как закипает бешенство. Щас нафиг сорвёт все винтики, и водонапорная башня подорвётся к чертям!

— Знаешь, о чём я мечтаю? Закопать тебя под окнами! — яростно вырываю гаджет из его рук. — Чтобы на твою могилу сверху сыпались окурки и облегчались коты!

— А ты всё о своём, — вот ведь непрошибаемое животное. С каменным лицом встаёт из‑за стола и лениво тянется, хрустя шеей. — Смотри, сгорит наш завтрак.

— Да подавись ты своим завтраком! — мозг работает в автономном режиме, когда швыряю в него так и не вскрытую консервную банку. Осознание приходит уже когда тушёнка с разгона прилетает Князеву чётко в лобешник.

Зажимаю рот ладонями, чтобы не заржать. Мне очень стыдно, правда. Понимаю, что переборщила и что это капец как больно, но меня просто накрывает неконтролируемый истерический смех.

— Оборжаться, — шипит Князев, держась за голову. Аж покраснел бедный. Даже обычно зачёсанные назад волосы встали торчком — это так его хорошенько тряхнуло. Надо полагать, баночка‑то увесистая. Жестяная.

— Прости. Я думала, мимо пролетит.

— Думала она! Не занимайся тем, что не умеешь.

Всё, прошло мимолётное наваждение. Больше уже не жалко. Правильно получил.

— Эй, ну оскорблять‑то сразу зачем? Я же извинилась.

— И что, от твоего извинения сотряс сам пройдет?

— Не преувеличивай. Чтобы было сотрясение, нужен мозг.

Илья хмуро отнимает ладонь ото лба, и я снова ржу. Будет шишка. Сто пудов. Уже набухает.

— Беги, просто лучше беги, — спокойно, но с угрозой предупреждают меня.

Ага, спотыкаюсь и падаю.

— Сам беги. Я тебя не боюсь, — спокойно лезу в морозилку за замороженной курицей. — На, — шлепком прикладываю окорочок к его моське. — А то к вечеру будешь ходить красивый и фиолетовый.

— Не поможет.

— Поможет. И никогда больше не смей брать мои вещи. Иначе в следующий раз в полёт отправится утюг.

На меня долго и пронизывающе смотрят. Слишком долго и слишком пронизывающе. Как‑то прям не по себе становится.

— Ты чокнутая, знаешь? — интересуются как бы между прочим.

Вот не соглашусь!

— Ты вынуждаешь быть такой. Веди себя по‑человечески и мы если не поладим, то хотя бы закончим эту глупую вражду.

— А если она меня устраивает?

— В таком случае мне нечего тебе больше предложить, — отковыриваю от дна сковородки готовые уже сгореть макароны и поднимаю с пола укатившуюся банку. — Открой, если несложно, — протягиваю ему тушёнку и больше времени на него не трачу. И так опаздываю. Причём конкретно, потому что всё, что должно было быть подготовлено ещё вчера ночью, разумеется, было напрочь забыто после стычки с Мартыновым. Короче, к тому моменту, как завтрак готов только и остаётся, что проглотить тарелку целиком, не жуя, и надеяться, что оно там в желудке само как‑нибудь перемолется и утрамбуется.

— Лика, привет, — параллельно с дозвоном старосте на ходу натягиваю на себя ботильоны и пальто. Не очень удобное занятие, когда телефон зажат между плечом и ухом. — Я уже еду, слегка в пробку попала. Отметь, что я на месте, пожалуйста. Кызоева и так на меня зуб точит. Спасибо, — отключаю вызов, прыгая на одной ноге. Всё по закону подлости: пытаюсь не уронить гаджет — падает сумка. Которая, конечно же, расстёгнута и вываливает всё добро на пол. Пытаюсь поймать хоть что‑то на лету — в итоге ломаю ноготь. Пока нянчу ноготь — подворачиваюсь на каблуке и едва не заваливаюсь. — Да твою же… — хочется орать от раздражения. Ну почему всё вечно идёт наперекосяк именно тогда, когда это катастрофично невыгодно!

— Куда такая спешка? — из своей комнаты, в которой он обжимался с перемороженной холодильной курицей последние четверть часа, выходит Князев. Ну да. Особо сильно не помогли тисканья, лоб заметно сизовеет. Илья тоже, вероятно, это понял и забил на романтическое рандеву, переключившись на уборку мусора с кровати. Правда особо не заморачивался — тупо завернул всё в заляпанную колой простынь. Стоит как ёжик в тумане с котомкой, перекинутой через плечо и на меня зыркает.

— Если бы не ты, спешить не пришлось, — торопливо сгребаю обратно в жерло пятого измерения кошелёк, конспекты и косметику. — На плите ещё осталась жрачка. Так и быть, разрешаю доесть, — моему милосердию нет границ. То ли пытаюсь загладить вину за домашнее насилие, то ли благодарна за то, что мне без язвительных замечаний всё же была вскрыта консерва. Такая мелочь, но для него прям поступок. Я вообще удивлена, что меня не прибили.

— Да ладно? Что, и туда даже ничего не подсыпано? — искренне удивляются такой щедрости.

— Слабительное закончилось. Сгонцаешь в аптеку, всё будет, — огрызаюсь я, не оборачиваясь, и поспешно сваливаю, гремя ключами. Некогда мне пикироваться. Опоздаю на тест, точно турнут из универа. Обиднее всего, что осталось доучиться каких‑то несколько месяцев.

Далеко уцокать по кляклым лужам не успеваю. На половине пути к остановке рядом со мной равняется чёрный седан. Опускается стекло со стороны водителя, и я с приофигевшим видом опять наблюдаю моську Князева.

Это когда он успел машиной обзавестись? Да ещё и мерсом? (прим. авт. Мерседес) Я видела эту тачку уже несколько раз у подъезда, паркующуюся в стиле: «я главный козёл на районе, мне законы не писаны», но даже в голову не брала, что она его.

Знала бы, записочку под лобовое оставила. Мол: нельзя занимать одним собой сразу три места, не будь скотобазой, а то найдутся добрячки, любящие тайком прокалывать шины и привязывать воздушный шарик к выхлопной трубе.

— Садись, подвезу, — это предложение или требование? По голосу не особо понятно.

— Спасибо, я пешочком, — не надо мне от него ничего. Кто его знает, куда Илья меня собирается завести. Может уже договорился переправить в Мексику на товарняке.

— Харе ломаться, — злится он. — Сама говоришь, опаздываешь. Я второй раз предлагать не буду.

Не будет. Точно не будет. С его стороны и один раз оказать мне любезность уже событие века. Хоть красным кружочком отмечай в календаре. Кажется, сильно я его жахнула, где‑то что‑то походу повредила. Но отрицать глупо, на машине реально выйдет быстрее, чем на маршрутке с последующим метро. А у меня тик‑так часики.

Раздумываю секунд десять, после чего согласно киваю. Ладно. Подвезёт, так подвезёт. Надеюсь, что всё же в универ, а не сдавать в рабство.

Не поверите, реально подвозит. Прямиком ко главному входу МГУ имени Ломоносова, самого высокого среди семи знаменитых «сталинских высоток», построенных в середине прошлого века. Изначально по плану таких зданий должно было быть девять, но строительство тормознуло на семи. Туристы их ещё иногда называют «семь сестёр». Зрелище действительно впечатляющее, один шпиль чего стоит.