Агидель стремится к Волге - Хамматов Яныбай Хамматович - Страница 43

Пахари положили Прохора в телегу и погнали лошадей за гору Сеяле, в поселок.

Когда они скрылись из виду, Давлетбай кивнул в сторону казаков.

— А с этими что делать будем?

— Они тоже не виноваты, потому как сами подневольные. Отпустим их, — рассудил староста.

Не зря говорят — от судьбы никуда не денешься…

Когда мештимцы, отправив ратников и офицера назад, предавали земле тело погибшего джигита на зыярате возле весенней стоянки, никому из них и в голову не могло прийти, что творится в то время в их родном ауле. А между тем казаки, воспользовавшись их отсутствием, совершили стремительный налет на Мештим, надругались над женщинами и захватили их с собой вместе с добычей.

Однако обезоруженные злодеи не успели далеко уйти. На полпути их нагнали джигиты, забили насмерть и вернули награбленное.

Все это накалило и без того взрывоопасную обстановку. И вскоре до Мештима дошла весть, будто бы из городка, где проживал Максимов, не сегодня завтра должно прибыть большое войско.

Никто не знал, правда это или всего лишь слух. Но так или иначе, башкиры отлично понимали, что боярин не оставит безнаказанной расправу над Прохором и казаками. Поэтому они, не теряя времени даром, готовились к встрече с карателями.

Получив известие о том, что в сторону аула движется батальон стрельцов под командованием капитана Замараткина, вооруженные луками да колчанами, топорами, пиками, вилами и конфискованными у солдат ружьями, мужчины собрались на поляне за околицей. Они были начеку. Зловещая тишина угнетала и пугала их.

Устав от напряжения, люди стали перешептываться.

— Может, Замараткин назад повернул? — спросил кто-то с надеждой.

— Как же! Если уж вышли, зачем им обратно возвращаться!

Потрясая ружьем, Давлетбай хорохорился:

— Пускай попробуют приблизиться, я такое им покажу, чего они в жизнь не видывали!

Исхак не отставал от товарища:

— Да, пусть только сунутся, уж мы им зададим!..

Ишмурат, оскопивший боярского сына, стоял молча, держа в руках ружье, словно дубину. Он нервно приминал концом приклада землю под ногами и озирался по сторонам, высматривая неприятеля.

Со всех сторон то и дело раздавались проклятия на головы кильмешяков.

Скрывавший от всех, что вояки в тот злополучный день надругались над его дочерью, мулла Ягуда, как и староста Яубасар, не находил себе места от волнения и тревоги.

Появление вдали колонны заметили одновременно несколько человек. Раздались крики:

— Вон, идут!

— Будто волны катят!

— Сколько же их — не перечесть!..

И тут все разом замерли. Даже стоявшие поодаль дети притихли, чувствуя, что надвигается большая беда.

А колонна неминуемо приближалась, напоминая издали ползущую длинную гусеницу.

Но вот ехавший верхом офицер взмахнул кнутовищем и что-то прокричал. Процессия остановилась. Дождавшись, когда подтянутся идущие в хвосте, ратники снова пришли в движение.

Не сводя завороженных глаз с поблескивающих на солнце штыков-байонетов, прикрепленных к стволам солдатских ружий, Давлетбай потерял чувство реальности. Происходящее воспринималось им как дурной сон. Казалось, стоит только проснуться, как странные видения рассеются и страхи улетучатся. Но, увы, это был не сон. И идущая стройными рядами колонна, и громыхающее сзади тяжелое орудие — все это было наяву.

Когда наступавшие подошли на расстояние в полторы сотни аршин, раздалась команда. После этого колонна разделилась на роты, одна из которых пошла налево, другая — направо.

Гарцуя на коне, капитан Замараткин выехал вперед. Помахивая угрожающе нагайкой, он громко обратился к застывшим у околицы людям:

— Эй вы, башкирцы, выдайте мне ваших главарей! Коли сделаете по-моему, никто вас даже пальцем не тронет!

Но те, не представляя себе, чем может кончиться бунт, если они останутся без предводителей, не удостоили его даже ответом.

— Ежели не сдадите мне на руки главарей ваших, никого из вас в живых не оставлю! — пригрозил офицер.

Толпа вдруг разом ожила и затрепыхалась, словно трава от дуновения ветра. Заверещали от страха женщины и дети. Вопли отчаяния и плач слились воедино. Казалось, будто сама мать-земля рыдает, издает свой скорбный утробный стон.

Вдруг от толпы отделилась молоденькая женщина, прижимавшая к груди младенца, и направилась прямо к Замараткину. Остановившись в десяти шагах от офицера, она прокричала:

— Я хочу умереть вместе с ребенком насильника. Убей меня, яуыз!

Тот заерзал в седле.

— Прочь с дороги, безумная!

— Это ты и твои люди виноваты в моем безумии! Ну, стреляйте же, кровопийцы проклятые!

Не спускавшие с нее глаз солдаты застыли на месте.

Замараткин, испугавшись, что они перестанут ему повиноваться, заорал:

— Чего рты разинули? Стреляйте! Пли!

Обе роты были словно парализованы.

Видя это, башкиры сорвались с места и с радостными криками бросились к стрельцам.

Офицер сделал предупредительный выстрел из револьвера.

— Стоять!

Но башкиры не остановились. Конь офицера шарахнулся от надвигающейся шумной толпы к стоявшим стеной солдатам.

Замараткин колотил каблуками по брюху заупрямившегося животного, требуя:

— Стрелять!.. Стреляйте, болваны!..

Но те не двигались.

— Ну, глядите! Попадитесь-ка к бунтовщикам в руки — они и с вами расправятся!..

И только теперь воины очнулись. Вскинув ружья, они стали целиться в башкир.

Те сразу же встали, как вкопанные. Женщины запричитали, умоляя мужей отступить.

— Пли! — бесновался офицер.

Наконец раздались выстрелы.

Башкиры тут же бросились врассыпную.

— Да они же в воздух стреляют! — кричал Исхак, тщетно пытаясь остановить разбегавшихся односельчан. Он кинулся было за ними вдогонку, но, сраженный пулей, схватился за грудь и повалился наземь.

Староста и мулла тоже были смертельно ранены.

Увидев, что солдаты стреляют по людям. Давлетбай пытался остановить джигитов, приказывая метать в противника стрелы. Но никто его не слушался. Спасаясь бегством, односельчане бросали свое снаряжение.

А солдаты все палили и палили, не дожидаясь, когда рассеется дым.

Поняв, что он бессилен заставить людей драться, Давлетбай тоже сорвался с места.

Преследуя бегущих, каратели давили сапогами убитых и раненых.

С каждой командой капитана обрывались жизни десятков башкир.

Еле поспевавший за товарищами Давлетбай не переставал кричать:

— Братья, остановитесь! Дадим врагам отпор!..

Уходивших от преследования становилось все меньше и меньше. А когда уцелевшие люди добрались до другого конца улицы, раздался еще один залп.

Внезапная резкая боль пронзила Давлетбаю голень. Штанина тут же окрасилась в кровавый цвет.

«Все!.. Теперь они всех кончают», — подумал он с отчаянием.

Двое парней подхватили его под руки и потащили к самому крайнему дому. Спустившись с помощью джигитов в подпол, Давлетбай велел им бежать в соседний аул, сообщить о страшной трагедии и попросить там помощи.

Один из ребят остался с ним, а другой помчался исполнять его приказание.

Через некоторое время погреб стал наполняться дымом. И тогда находившийся при Давлетбае парень поднялся наверх и выглянул в окно.

— Аул подожгли. И здесь изгородь со стороны улицы горит. Надо вылезать отсюда, пока не задохнулись, и в лес уходить, — сказал Давлетбаю джигит и помог ему выбраться наружу. Но спастись беглецам не удалось. Солдаты нагнали их и закололи обоих штыками.

Помощь, за которой посылал Давлетбай, разумеется, запоздала. Когда башкиры во главе с Хары-Мэргэном добрались до Мештима, вместо аула они обнаружили лишь пепелище, а солдат уже не застали. Из всех жителей чудом спаслись лишь несколько стариков.

Едва Хары-Мэргэн их увидел, из глаз его брызнули слезы.

— Звери! Никто меня не остановит, пока не отомщу карателям. Кровь — за кровь, смерть — за смерть! — произнеся эти слова как клятву, Хары-Мэргэн вскочил на коня.