Пулеметчик (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 27

Лебедев не выдержал и попросил шведа показать, где он увидел на льду мусор. Минут пять под общие смешки они объезжали весь каток в поисках хоть какой-нибудь бумажки и, наконец, нашли — маленький комочек снега, выбитый коньками изо льда.

Итог получился ничейный — по очкам вровень, у Сальхова первое место в обязательной, у меня — в произвольной, но судьи склонялись к тому, чтобы дать общее первое место мне за сложность.

— Господа, я полагаю, это будет негостеприимно, мне вполне достаточно второго места, а первое нужно присудить господину Сальхову, а то его хватит кондратий.

Все замерли, но после некоторой паузы, потребовавшейся для перевода, заржали немцы и австриец, а за ними, уже не сдерживаясь, захохотала публика и следом судьи.

Вот так вот я получил неофициальный приз чемпионата мира “За сложность”, серебряную медаль и поехал восвояси.

Весна-лето 1903

Дождь моросил уже неделю, пропитав все вокруг водой. Казалось, даже камни парижской мостовой и стены домов дышат влагой и туманом, заглушая звуки шагов…

Нет, показалось.

Зачем, зачем он поперся через Монмартр, через это нагромождение домиков на крутых улочках, населенных черт знает кем — художниками с их безумной мазней, ремесленниками и рабочими в синих блузах, дешевыми проститутками… Вот, снова — кто мелькнул там, за углом, когда он обернулся? Вперед, не останавливаться, быстрее проскочить несколько кварталов и выйти на бульвары, там полиция, там спокойно…

Ну вот опять — работяга с плотницким ящиком задел его на узком тротуаре, пробормотал извинения, но взгляд, взгляд… нет, это случайность, обычный прохожий, здесь таких много… Там, в пригороде Сен-Дени было еще страшнее — эсеры охраняли свой съезд и кто знает, сколько среди неприметных ребят в тех же блузах и беретах было боевиков, готовых без раздумий пустить в ход оружие? Спокойно, спокойно, они не пойдут так далеко, даже если человек вызвал подозрения, они охраняют съезд.

Впереди в дождевом мареве проступило пятно освещенной вывески кабачка — да, надо зайти, выпить коньяку для успокоения нервов.

Две компании, три парочки — ничего особенного, обычные посетители, стойка бара, галерея бутылок, запах пролитого вина, все хорошо. Гарсон принес рюмку, коньяк горячей струей провалился в желудок. Кофе? Да, и еще коньяк, деньги есть — вчера выдали содержание. Мокрая шляпа лежала на столе и с нее капало на пол, когда к нему подсел вошедший.

Бежать, кинуть франк, вскочить и бежать…

Но тут же в кабачок зашли еще двое и устроились по бокам, бежать стало некуда.

Он хотел было позвать гарсона, раскрыл рот, но даже не смог пискнуть и так же беззвучно закрыл его, покрывшись противным липким потом.

— Ваши документы, — обратился вошедший на французском.

Французы! Французы, слава богу! Или… или они изображают французов???

Непослушные руки вытащили из внутреннего кармана паспорт и он еще заметил, как напряглись при этом сидящие по сторонам и как сдвинулись их руки, держащие что-то в карманах.

— Что вы! что вы! не надо! я тут не при чем… мы люди подневольные…

— Спокойно. Так, российский подданный… Письмо с просьбой оказывать содействие…

— Mouchard? — спросил один из соседей.

— Mouchard, — ответил первый и, повернувшись к зажатому между ними филеру, спросил, — Тебя как, сразу прикончить или желаешь помучиться?

— Нет, нет, не надо! — испуганно зачастил филер. — У меня ведь одна голова на плечах. На моих руках семья, дети… пить, есть хотят. Мы тут не при чем — исполняем, что прикажут… — он был уже близок к истерике и только французский язык вопрошавших, настоящий, без малейшего акцента, давал малую надежду..

— Довольно, — оборвал его первый. — Отвечай на вопросы. Где служишь?

— Заграничная агентура департамента полиции, — всхлипнув, ответил пойманный.

— Кто начальник?

— Статский советник Рачковский.

— Сколько вас в Париже?

— Трое.

— Врешь!

— Трое, не извольте сомневаться! — человечек выставил вперед ладони. — Еще бывшие ажаны, семь или восемь… нанимают время от времени для наблюдения.

— Какое было задание сегодня?

Маленькая, совсем маленькая пауза закончилась тычком чего-то твердого под ребра, он вздрогнул и, как в омут головой, бросился рассказывать.

— Съезд социалистов-революционеров. Установить место, установить проживание делегатов, в первую очередь Чернова, Гершуни и Большева. При необходимости вызвать на связь Кострова, дядю Володю или Виноградова.

После короткой паузы последовал жесткий вопрос.

— Кто такие, внешность, описание?

— Вот, пожалуйста, — он порылся в карманах и вытащил несколько листков бумаги.

— Хорошо, теперь подпиши вот это.

Настоящим даю согласие… сотрудничать с вторым отделом… министерства внутренних дел… Французской республики! Французы! Господи, слава тебе, французы! Подписать, аккуратнее, а то рука дрожит, хорошо, что карандаш, а то бы клякс наделал…

— И вот это.

Расписка… в получении 100 франков… они еще и платят! Семья, дети, слава богу, слава богу…

— Ну что же, до встречи, — все трое поднялись и двинулись к выходу, но первый обернулся, сделал шаг назад и, оскалив крупные желтые зубы, наклонился к уху:

— Никому не говори. Не надо, — и скрылся за дверью, а филер дрожащей рукой махнул гарсону и заказал еще три коньяка.

За дверью кабачка “сотрудники второго отдела” разошлись в разные стороны, но уже наутро встретились снова, почему-то не в МВД, а в скромной квартирке в том же пригороде Сен-Дени, где их встретил Никита Вельяминов.

— Отлично, Мишель, что, прямо так перетрухнул?

— Да мы вообще боялись, что он в штаны наложит или обмочится, — хохотнули оба анархиста, третий их товарищ только молча ухмыльнулся. Мишеля и Жана снова привлек к нашим делам Савинков, благо заграничная агентура вилась вокруг съезда ПСР как мухи вокруг меда. За какую-то неделю выявлено шестеро, из них двое дали подписку о сотрудничестве, да еще они сообщили о четырех провокаторах среди делегатов. Можно было добыть и третью подписку, но это решили отложить на потом, по рассказам сослуживцев, у агента была чрезвычайно ревнивая жена, так что пусть ребята потренируются и “медовые ловушки” ставить.

***

Весенние съезды обеих социалистических партий приняли несколько очень важных решений.

Самая драка случилась у эсдеков в Брюсселе между ленинцами и мартовцами, только позиции малость сместились ввиду наличия “платформы Большева”. Аграрный вопрос включили в программу без возражений, потому как ожидался съезд эсеров и такую повестку отдавать друзьям-соперникам было никак нельзя. Право наций на самоопределение из программы вылетело, причем, что характерно, по настоянию поляков и бундовцев, считавших что такое право приведет к всплеску национализма и дискриминации (как в воду глядели, только вот лет на девяносто ошиблись). Диктатуру пролетариата компромиссно прописали в качестве ну очень отдаленной цели, а вот членство приняли в “мягкой” форме. Бунд признали единственной еврейской рабочей партией, пусть они с другими еврейскими группами сами разбираются, Плеханов, разумеется, метал громы и молнии по поводу “экономической” части программы и в конце концов гордо покинул съезд.

Очень забавным вышло принятое по настоянию “большевиков”-большевцев заявление о союзниках, партия декларировала, что считает таковыми всех, нацеленных на свержение самодержавия и готова с ними сотрудничать. Понимай как хочешь, только ли о социалистических группах идет речь или это сигнал всяким там англичанам и японцам. Впрочем, так и было задумано, нам нужна была приманка для “чужих” денег.

Примерно в том же духе прошел съезд эсеров — “большевики” во главе с Черновым с несколько меньшей интенсивностью поцапались с “боевиками” Гершуни, приняли программу социализации земли, так и не отказались от применения террора, хотя и смягчили формулировки и тоже бахнули широковещательное заявление о о бескомпромиссной борьбе с царизмом и необходимости широкого союза.