Меньшее зло - Дубов Юлий Анатольевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/106
• Следующая

— Конечно. Я их меняю время от времени, но это ни на что не влияет. Хочу объяснить вам одну вещь, Хорэс. В окружающем нас мире существуют две глобальные угрозы: одна из них — сама по себе, а вторая создана исключительно усилиями вашей страны. С какой начать?

— С первой.

— Хорошо. В девятнадцатом веке общепризнанным языком межнационального общения был французский. В начале двадцатого века его серьёзно потеснил немецкий. Потом — английский и русский. Как вы полагаете, Хорэс, на каком языке будет говорить человечество в двадцать первом веке?

— На китайском.

— И я так считаю. Ваш Бжезинский гениально заметил, что имперская политика новейшего времени от идеи владения перешла к идее влияния. Более эффективного влияния, нежели через распространение собственного языка, человечество не изобрело. Всё это означает, что нашей цивилизации — а русскую цивилизацию я всегда рассматривал как неотъемлемую часть западной — грозит неминуемая гибель. Она неизбежна. Так же как была неизбежной гибель древних этрусков, затем римлян. Поэтому вопрос ставится предельно просто: как мы уйдём в историю. Как этруски, не оставив после себя ничего, кроме противоречивых упоминаний в летописях? Или как римляне, определив своим существованием и кончиной судьбы будущего мира? Думаю, мы с вами одинаково отвечаем на этот вопрос. Но поодиночке мы обречены на судьбу этрусков.

— От этрусков к римлянам через взрывы домов в Москве и инсценировку войны на Кавказе, — гость пожал плечами. — Очень извилистая траектория.

— Про взрывы я не сказал ни слова, — напомнил Старик. — Вы спросили про международный терроризм. Я стараюсь ответить.

— Извините.

— Так вот. Мы бездарно потратили десятилетия на холодную войну, когда Советский Союз всеми силами старался блокироваться с Востоком, чтобы противостоять Западу. Сегодня нам, как никогда, следует быть вместе. Людей, которые это понимают, в мире не так уж и много. Над политиками, партиями, народами висит туча многолетнего недоверия. Времени, необходимого для рассеивания этой тучи, у нас нет. Именно поэтому нужны сильные меры. Хочу подчеркнуть, что мы говорим о судьбе весьма значительной пока части человечества, а потому никакие шаги не могут считаться излишне сильными. Это ведь ваш президент как-то заявил, что надлежит выбирать меньшее зло, не правда ли?

— Простите, Тимур, но в ваших словах я не вижу логики. Ваши сильные шаги — сколько их у вас получилось? Два? Вряд ли они могут способствовать единению.

— Я не закончил. Теперь о второй угрозе. Север и Юг. Богатые и бедные. Ближний Восток, Афганистан и так далее. Вы своими руками создали себе могильщика, и могильщик этот уже расправляет плечи. Его оружие — террор. Его война — это герилья и интифада. Эту войну вы проиграете хотя бы потому, что не приспособлены к её ведению. А может, и не проиграете. Не знаю. Просто в тот момент, когда вы в неё вступите, мы уже будем воевать. Потому что мы уже воюем. И, как раньше, ждём открытия второго фронта.

Гость задумался, испытующе оглядывая Старика.

Потом сказал:

— Вы допустили стратегический просчёт. Америка никогда не допустит повторения сорок четвёртого года. Россия — уже не лидер. Войну должна была начать Америка. На ваших условиях никакое сотрудничество невозможно. Мы просто будем ждать, пока вы окончательно увязнете на Кавказе, в очередной раз выведете войска… Ну и так далее…

— Полагаю, вы недостаточно внимательно отнеслись к моим словам, — пробормотал Старик. — Мне будет чрезвычайно приятно обсудить с вами эту тему примерно через год.

«Ну и ладно, — подумал он про себя. — А что на самом деле произойдёт, потом увидим. Только тогда уже будет поздно вмешиваться. После драки, как говорится, кулаками не машут».

Он был жив и в безопасности, за что полагалось испытывать благодарность. Но с благодарностью получалось плохо. Он ведь не дурак. Сколько может стоить такая информация? Как заблестели глаза у рыжего грузина, когда он прочёл привезённую им, Аббасом, бумагу! Такая бумага стоит дорого, очень дорого. Она даёт возможность взять за яйца все руководство страны, все ФСБ, нового президента, всех. Надо позвонить по телефону в Кремль и сказать — вот у нас есть такая интересная бумага, а ну как мы её сейчас передадим по радио, покажем по телевизору, перешлём в ЦРУ или куда там ещё посылают такие бумаги, на радио «Свобода»… Все тогда узнают, что русские взрывают своих же, чтобы неизвестно кого выбрать президентом страны. Тогда все в мире скажут — зачем нам эти русские, пусть они катятся к чёртовой матери, нам не нужны такие партнёры, они хуже Гитлера, который сжёг рейхстаг, но без людей, а эти взорвали своих же, чтобы привести к власти нужного человека… И в Кремле подумают — зачем нам ссориться с такими людьми, у которых есть такая важная бумага. Ни за чем нам не надо с ними ссориться. Они коммерческие люди и должны понимать, что им такая бумага ни к чему. Такая бумага нужна нам, чтобы её больше никогда не было. А им нужны деньги. Сколько стоит такая бумага? Миллион? Десять миллионов? Давайте дадим им эти деньги. Тогда они отдадут нам эту плохую бумагу, да и человека, который её привёз. Мы потом сделаем так — приклеим эту бумагу ко лбу этого человека, выведем его на зорьке во двор большого каменного дома и скомандуем: «Пли!» И тогда не будет ни этого глупого человека, ни противной бумаги. Будем только мы, да наш президент, да ещё люди, отдавшие нам документ и человека за десять миллионов долларов.

Но это наши люди, можно даже сказать, друзья, потому что враги никогда не сделали бы для нас того, что сделали они. А то, что взяли деньги, так ведь понятно. Сейчас продаётся и покупается все. Есть что-то, оно кому-то нужно, почему же не взять за это то, что нужно тебе? Даже необязательно брать деньги. Этот чернявый олигарх, про него все говорят, что он умный, вполне может сказать — пусть за эту бумагу я буду премьер-министром, а этот рыжий будет у меня первым заместителем. Или министром внутренних дел.

И все согласятся. Потому что Аббас и его документы того стоят.

Он, Аббас, потому так хотел поехать именно к этим двоим, что они были врагами людей с сонными глазами, стоявшими за спиной покойного отца Мамеда.

Аббас не зря прочёл газеты той поры и знал все — про друзей чернявого, один из которых, доведённый до последней грани мастерски разыгранной комбинацией, выбросился из окна, другой подставил лоб под пулю, выпущенную в олигарха, третий не выдержал давления, предал, и теперь валяется в коме, а сестрички, едва прикрытые белыми халатами, ежедневно смазывают беспомощное тело, когда-то щедро дарившее им любовные ласки, предохраняющим от пролежней облепиховым маслом.

Настоящие мужчины не прощают смерти друзей. Они мстят до конца. Таков закон. Поэтому Аббас и поехал к этим двоим.

И ещё одна причина была, тоже важная. Эти, с сонными глазами, они тоже много кого потеряли на войне. Полковник Корецкий, которого рухнувшая с неба статуя вбила в асфальт, да и сам отец Мамеда, неизвестно кем зарезанный в летящем на Запад лайнере, раздававший сонным людям деньги, — это те, про кого известно. А были, небось, и другие, про кого в газетах не написали. Эти страшные люди тоже не умеют прощать. Потому что если простят, то и им, и всем их спецслужбам грош цена, и каждый имеет право вытереть о них ноги. И пусть даже сто раз передадут им Аббаса со всеми его документами — они только сделают вид, что успокоились, но дождутся часа и рассчитаются сполна. Так не может быть, чтобы чернявый и рыжий этого не понимали. Поэтому расчёт у Аббаса был правильным. Очень точным был расчёт.

Но что-то сломалось, причём произошло это уже здесь, когда они только появились в охотничьем домике. Очень уж хорошо понимали друг друга рыжий и чернявый. Настолько хорошо, что и слов им никаких не нужно было, только взгляды, которыми передавалась недоступная Аббасу и потому весьма тревожная информация.

• Предыдущая
• 33/106
• Следующая