Меньшее зло - Дубов Юлий Анатольевич - Страница 27
- Предыдущая
- 27/106
- Следующая
— Вот в газетах пишут, — настойчиво добивались из зала, — как вы сколотили начальное состояние… Что вы женскими трусами торговали…
— И ещё вениками, — добавляли сзади. — Про веники расскажите, уважаемый Платон Михайлович. У нас тут богатое лесное хозяйство… Может, и нам повезёт, тоже разбогатеем.
— Про президентские выборы расскажите, — требовал мощный бас, — про Ельцина в девяносто шестом… Я вот тут слышал, что вы сначала Лебедю пообещали, что он станет президентом, а потом его кинули. Потому что он сказал, что разберётся с коррупцией, а вам это совсем невыгодно. А нас вы тоже можете кинуть?
Платон чёркал на клочках бумаги закорючки, чтобы не упустить чего-нибудь важного, дожидался перерыва в потоке вопросов и начинал отвечать. Кое-кто из задающих вопросы уже вплотную приблизился к стене, за которую нельзя было заходить, потому что там все ещё варилось и булькало нечто, известное только пяти-шести посвящённым. Но для себя Платон решил, что будет отвечать с максимально возможной откровенностью.
— Девяносто шестой… Хорошо. Я отвечу. Тогда собрались все представители крупного капитала. Мы очень откровенно говорили. Тогда перед страной — и перед нами — стоял совершенно понятный выбор. Совершенно понятный. Есть две силы — коммунисты и Ельцин. Если побеждают коммунисты, нам и нашим капиталам в России делать нечего. Мы могли бы — каждый из нас — нормально жить и зарабатывать в любой стране. Никто бы не помешал. Но у нас тогда было единое мнение — что и мы и наши деньги должны быть здесь. Поэтому мы тогда выбрали Ельцина. И мы сделали для этого всё возможное. Что касается Лебедя… У него тоже был очевидный выбор. Он мог пойти на выборы вместе с коммунистами. А мог пойти самостоятельно, со своей программой. В этом случае он фактически выступал в связке с Борисом Николаевичем. Ведь очень многие люди проголосовали бы за Зюганова только потому, что не хотели голосовать за Ельцина, а альтернативы не было. Лебедь дал им эту альтернативу. Поэтому я и говорю: его никто не обманывал. У меня был с ним длинный разговор, когда он ещё не принял решения. Я сказал — у вас нет шансов. Но ситуация вот такая. Если вы выдвигаетесь самостоятельно, то вы делаете президентом Ельцина. Если не выдвигаетесь, делаете президентом Зюганова. Вот и решайте. Через час он позвонил и сказал — я выдвигаю свою кандидатуру в президенты. Так. Это я ответил. Вот тут ещё… «Вы сказали, что у вас три жены…» Нет. Я сказал, что был трижды женат и у меня шестеро детей. Сейчас не женат. «Не хотите ли, чтобы вашей четвёртой женой стала красивая молодая черкешенка?» Тут я просто скажу. В любви, как и в политике, есть одно главное правило — никогда не говори «никогда».
— А я тогда ещё спрошу. Может, вам просто хочется за верёвочки из-за кулис дёргать? Ведь Рогов работал у вас в «Инфокаре». В газете… Вот вы нас уговариваете, что он будет хорошим президентом. Мы за него проголосуем, а окажется, что мы не его выбрали, а вас.
— А я никого не уговариваю. Я не знаю, каким он будет президентом, хорошим или плохим. Я его неплохо знаю лично. Вы правильно сказали — он довольно долго работал в моей компании. Потом ушёл, потому что у нас обнаружились серьёзные разногласия. Так вот. У него есть один очень серьёзный недостаток, и вы об этом должны знать. Я убеждён, что он неважный стратег. Но я считаю, что он обучаем. Борис Николаевич, кстати, тоже был плохим стратегом, но, в силу своего характера, необучаемым. И есть одно достоинство, для меня определяющее. Рогов — убеждённый реформатор. Он будет реально продвигать реформы.
Зал зашумел. Откуда-то сзади выкрикнули:
— Если сейчас старику на выбор предложить — кусок хлеба или таблетку, он таблетку выберет. Куда дальше-то продвигать? У тебя, вот тут пишут, миллиардов пять есть, не хочешь людям вернуть?
Эту реплику Платон слышал многократно, всегда старался отвечать — и постоянно неудачно. Передел собственности никогда не бывает справедливым — понятно. Да, у него много денег, очень много. Таковы издержки процесса. С таким же успехом эти деньги могли попасть и к кому-то другому, которому и нужны были всего лишь такая же мёртвая хватка, такая же воля к победе да ещё рыжий усатый грузин с ласковой волчьей улыбкой. Но сейчас перед этими разорёнными, ограбленными и обездоленными людьми стоит именно он, и ему отвечать — не за Гайдара и Ельцина, не за вороватых кремлёвских людей, пилящих бюджет, не за братков на чёрных джипах, а за то, почему и как именно ему перепал такой сладкий кусок бывшего коммунального пирога.
Ответ опять не удался.
Встреча с народом закончилась. Все потянулись к выходу. Мужик в кепке, крутя в пальцах ручку с российским триколором, полученную при входе в зал, сумрачно сказал приятелю.
— Чего-то она у меня не пишет ни хрена. А у тебя?
— У меня нормально. Вроде пишет. Это знаешь что значит?
— Что?
— Это значит, что тебя он уже наебал. А меня ещё нет.
Глава 19
В бегах
«Кот сказал бедной мышке:
«Знаю я понаслышке,
Что у вас очень тонкий, изысканный вкус.
Но живёте вы в норке,
И грызёте вы корки,
Так ведь вкус ваш испортиться может, боюсь».
Самолёт взлетал из «Внуково». Бронированный «Мерседес» с синими проблесковыми маячками проскочил через металлические ворота и застыл у дверей в бывший депутатский, а ныне просто виповский зал.
Высыпавшая из двух джипов сопровождения охрана взяла Дженни и Аббаса в плотное кольцо и повела внутрь.
— Присядьте вот здесь, — вежливо сказал старший, в чёрной форме с голубым глазком. — Сейчас все оформим.
— Вам паспорт… — Дженни стала копаться в сумочке.
— Те-те-те, — старший остановил её руку и неодобрительно покачал головой. — Ваши паспорта у нас. И ваш, и его. Сидите спокойненько.
Паспорта им отдали в самолёте. Отныне Дженни именовалась Оксаной Резниченко, а Аббас — Арменом Манукяном. Фотографии, как с удивлением обнаружила Дженни, не заметившая, чтобы их фотографировали, были подлинными.
— За армянскую фамилию просим прощения, — сказал старший. — Что было, то и выдали. Меня Андреем зовут. А вон тот — Шамиль.
Маленький толстый человечек в конце салона приподнялся, поклонился в пояс и приблизился, поблёскивая лукавыми чёрными глазками.
— Шамиль. Повар Ларри Георгиевича и Платона Михайловича, — отрекомендовался он. — Ларри Георгиевич в Москву за продуктами прислал, он любит, чтобы всё было, как надо. Хотите покушать? Я сейчас приготовлю.
— У вас йогурт есть? — спросила неожиданно почувствовавшая голод Дженни.
— Йогурт? — брови Шамиля удивлённо поползли вверх. — Зачем йогурт? Мацони есть. Рыба вкусная есть. Баранина есть. Сыр, фрукты. Хорошее грузинское вино, как раз сегодня из Тбилиси привезли. Зелень есть. Все есть.
— Дай зелень! И сыр! — скомандовал явно приободрившийся Аббас. — Вино какое?
Тон гостя не слишком понравился повару.
— Будете довольны, уважаемый господин, — сказал он тем не менее медовым голосом. — Специальное вино, которое пьёт Ларри Георгиевич. Ещё что прикажете? Шашлык хотите — прямо посреди самолёта мангал поставлю. Всё, что хотите. Не стесняйтесь, пожалуйста. Только крикните — Шамиль! Я все подам, все уберу, посуду помою.
— Он мне не нравится, — шепнула Дженни, когда повар отошёл. — Очень сладкий.
Аббас пожал плечами и уставился в иллюминатор. Самолёт уже набрал высоту, и ночную темноту разрывали только мерно мигающие огоньки на крыльях. Лететь оставалось часа полтора.
Аэропорт прибытия продувался ледяным ветром, бросавшим в лицо колючий снег. У трапа гостей ждали две чёрные «Волги» со спецсигналами. Андрей предупредительно распахнул перед Дженни дверь машины.
— Вы поедете со мной, — сообщил он. — А господин Манукян — с Шамилем. Так будет лучше.
Дорога до города заняла чуть больше часа. Дважды проезжали блок-посты с автоматчиками в камуфляже, досматривавшими ожидавшие своей очереди машины. «Волги» проходили кордоны без задержки, по зелёному коридору. Потом замелькали городские кварталы. Дремавший на переднем сиденье Андрей ожил и схватился за рацию.
- Предыдущая
- 27/106
- Следующая