Трудно Разлюбить (СИ) - "Uma" - Страница 19

… Кирилла упрекали все; братья, политики, журналисты, и за все, — за интерес к роботам, за неподкупный и трезвый подбор кадров для корпораций и банков. Одна я неожиданно встала на его сторону; нельзя травить человека только потому, что он богат и имеет возможность воплощать свои мечты в реальность.

Пока Светозаровы цапались, я вышла из кухни, зашла в женский санузел и заперлась там, чтобы попробовать дозвониться до Даниила. Я делала это по крайней мере два раза в день, — утром после ухода Кирилла на работу и вечером перед его возвращением. Сегодня плановый звонок сорвал Борис, он пришел раньше брата и мне пришлось развлекать его разговорами о детях и угощать кофе.

Привычно ткнув пальцем в «Малыш», я приложила мобильник к уху и стала ждать ответа. Мне повезло и не повезло одновременно, трубку взяла мама Даниила.

— Добрый вечер! Это Жанна, — заговорила я негромко. — Могу я узнать, как здоровье Дани? Пожалуйста, всего пару слов…

«— Я прошу вас больше не звонить на этот номер, — женщина притворилась, будто не узнала меня. — Никакой Жанны я не знаю и знать не хочу…».

— Послушайте, хотите вы или нет, вы меня узнали, — выпалила я, боясь, что она положит трубку. — Я не собираюсь преследовать вашего сына. Мой поезд ушел. Я интересуюсь его здоровьем, как хорошая знакомая!

«— Хорошая? Вы худшее, что могло произойти с Даней! — кричала женщина. — Вы мерзкая потребительница и лгунья! Вы прыгнули в постель к другому, пообещав Дане, что вернетесь! Тьфу!»

Ее слова и плевок резанули меня по сердцу так сильно, что я вынуждена была прислониться к стене и сделать пару глубоких вздохов. Значит Даниил знает, с кем я живу. Наверняка это Кирилл поставил точку в отношениях с моим бывшим. В трубке продолжали звучать упреки в мой адрес и проклятия в сторону Кирилла.

— Жа, динозавр ушел! Можешь выходить из укрытия, — услышала я голос Кирилла, проходящего мимо ванной комнаты. — Я жду тебя в лоджии. Посмотри подарок, там на столике!

Вызов я прервала, но удалить номер не смогла. Сморгнув слезы и пелену дурноты с глаз, я послушно подошла к столику. Ванная комната в бело-розовых тонах полностью принадлежала мне, здесь я прихорашивалась у овального зеркала с мягкой подсветкой, здесь мылась в большой ванне из неизвестного мне материала, которых быстро нагревался от воды и медленно остывал.

На столике с изогнутыми ножками, кроме баночек с мылом и флаконов с шампунями, лежала небольшая коробка самого скромного дизайна. Я легко открыла ее и увидела мерцающий, искрящийся в свете ламп ошейник, — украшение. Мою шею он обхватил легко, никаких застежек, — гибкий и тонкий каркас, усыпанный кристаллами. Подарки Кирилл делал дорогие и красивые. В моем арсенале уже имелись кольцо с крупным изумродом и колье, похожее на паутину, — абсолютные безделушки.

— Чего хотел твой брат? — с таким вопросом я подошла к Кириллу, стоявшему в застекленном пространстве лоджии. Тот слегка повернул ко мне лицо, скосил серые глаза на свой подарок, который сверкающей змеей обвивал мою шею. Я тронула украшение кончиками пальцев, прося прощения за то, что не умею восторгаться подобными вещами. — Очень красиво! Спасибо…

— У моих братьев всегда есть повод меня третировать. Иногда мне кажется, они завидуют. При их белоснежной репутации это почти неприлично, — заговорил Кирилл, поворачиваясь ко мне весь. — Их имена не полоскают в дерьме, а это считается хорошей рекламой! Если конкретно, то Борис просил за одного своего знакомого. Завтра у меня с ним собеседование, я должен рекомендовать его на неплохую должность. Чувак боится меня, как серого волка…

Я грустно улыбнулась, и мы обнялись. Он уткнулся лицом в мои волосы и устало вздохнул. Ласково погладив его по спине, я слегка раскачалась на месте, имитируя движения матери, укладывающей ребенка спать.

Вокруг нас сиял огнями огромный город. Прохладный осенний вечер несмело проникал в квартиры богачей, никогда не спящие спокойно, — мне казалось, что в них всегда было пусто и тревожно.

Я слушал сам себя по телевизору. Интервью проходило в моем офисе, в приемной с лаконичной мебелью, — стулья такие, что на них могла усесться лишь поджарая задница, стол с закрытым ноутбуком, встроенные в стену полки, на них безделушки; часы, лицензии в рамках, фотографии Жанны-младшей. Не люблю пухлые диваны и объемистые кресла. Они расслабляют, а на работе я всегда в рывке.

Журналистка с канала «Бизнес» сидела напротив меня, закинув ногу на ногу. Острый нос ее белой туфли вызывающе торчал, бесцветные чулки обтягивали тощие икры и ляжки, неприятно выглядывающие из-под короткой, смятой в «гармошку» юбки.

Мы беседовали о кадровой политике в корпорациях и банках. Вопросы были заранее утверждены через секретаря, поэтому и отвечал я по «заготовке», меняя местями слова и делая паузы.

— Кирилл Андреевич, ну и последнее, — сказала наконец журналистка. — Какие перспективы у молодых людей, которые еще не имеют опыта работы в больших компаниях? Не ждет ли их дискриминация?

— Все когда-то испытывали дискриминацию. Разве нет? Если у молодого специалиста есть цель, и он готов ради нее немного пострадать, то велкам в наш жестокий мир…

Себе я давно не нравился. С тех пор, как променял свой «реализатор чувственных идей» на тупые собеседования с амбициозными идиотами. Я никого никогда не винил о том, что моя жизнь сложилась так, а не иначе. Хотя мои братья, если есть божий суд, должны будут ответить за махинации с моей судьбой.

Они считали меня недоумком с момента моего рождения. Родителям было под пятьдесят, когда они заделали меня, этот факт казался братьям отвратительным недоразумением. Третий наследник, которого им пришлось воспитывать с десятилетнего возраста.

— Папочка! — с разбегу меня обнимает дочь и целует в щеку. Я не заметил ее появления в своем кабинете. — Вот ты где! А мы тебя везде ищем, — моя девочка учится хитрить. Я даже знаю у кого она этому учится. — Возьми нас на дерби…

Из-за двери выглядывает Алена, косящая под Жанну-старшую укладкой волос и простыми манерами. Но ей никогда не стать достойной племянницей своей тети. В ней нет доброты и очарования Жанны, зато полно хитрости и лжи. Их я чувствую, как запах едкого дыма. Из Алены получится разбитная бабенка, склонная ко всякого рода порокам. На сегодняшний день главные ее порок и цель соблазнить меня. Пэтому я часто вижу ее в кружевном белье, — то в кухне, то на лестнице она "случайно" натыкается на меня. Что при этом чувствую я? Раздражение и желание выставить ее за дверь. Но девушке некуда идти, и я пытаюсь ее не замечать…

— Скачки не для маленьких девочек, — ответил я с вздохом, выведшим меня из полусонного состояния. — Успеешь еще разодеться, чтобы от твоего вида лошади бежали быстрее!

Моя дочь выдает с детской непосредственностью, грозящей перейти в наглость:

— Мама говорит, что ты не имеешь морального права жить на моих глазах со своей любовницей.

— Нет никакого «морального права», прописанного в законе. Жанна моя девушка, моя невеста, если так понятнее и красивее. И где мамина мораль? Почему папе нельзя сходить на вечеринку со своей невестой? — я мягко отстранил дочку и встал.

Ожидание Жанны затянулось. Я уже начинал потеть в своем светлом костюме, поэтому распахнул окно с видом на старую улицу. Итак, наши родители умерли один за другим, оставив нам деньги, недвижимость и компании в разных сферах. Отец считал, что не нужно складывать все яйца в одно корзинку, чтобы не потерять доход в случае кризиса…

До восемнадцати я мотался по школам и семьям своих братьев. Будто щенка меня передавали из рук в руки, и всюду я был чужим. Помню, молодая жена Михаила пыталась сбагрить меня деду, обвиняя тринадцатилетнего мальчишку в домогательствах. Ничего такого, конечно, и близко не могло быть, потому что в то время я был всего лишь раздавленным подростком, не способным уберечь себя от боли и зла. Тогда-то я начал придумывать всякие фантастические штуки вроде роботов-друзей и «реализатора», став не только никому не нужным сиротой, но и чудаком, верящим в то, что "тараканы-мысли" действительно живут в голове, а "бабочки-чувства" и впрямь порхают в животе.