Подземелья Лондона (СИ) - Блэйлок Джеймс - Страница 70

Кракен прищурился на еду.

— Мой живот зашпилен, — проворчал он. — Не могу есть. Профессор опаздывает почти на два часа. Никогда не было более пунктуального человека, чем профессор. Он сказал, что пришлет весточку, если не придет, но от него нет ни единого слова — а было бы, если б он мог его отправить. Они и профессора взяли, что ли, я спрашиваю?

— Просто попробуйте этот пирог, мистер Кракен, — сказала Генриетта. — Вы будете счастливы целый час, и я отказываюсь принимать какие-либо возражения. Еда в желудке — это основа основ. Без нее нет жизни, — она достала большую широкую ложку из кармана фартука и разложила пирог по тарелкам.

В ходе раскладывания дверь отворилась, и вошел Табби. Он кивнул компаньонам, окинув быстрым взглядом других гостей, которых было трое — мужчина с женщиной у огня и старый джентльмен, клевавший носом над газетой.

Матушка Ласвелл внимательно посмотрела на Табби, явно пролившего кровь в сражении.

— Господи помилуй! — произнесла пожилая леди, когда он подошел к столу.

— Целехонек, как колокол, друзья мои, — сообщил Табби, осторожно похлопывая по своему котелку. — Простите за опоздание. Дайте мне минуту, чтобы умыться, и я снова ваш.

— Какие новости, Табби? — спросил Кракен.

— Отличные, Билл! Финн и Клара со товарищи вырвались из дома Клингхаймера. За ними гналась шайка подонков, но я заплатил по их счетам. Две зарубки на моей трости, а третий сбежал. Неплохая вечерняя работенка, хотя о Клингхаймере я ничего не узнал, совсем ничего. Просто слепая удача, что я появился в нужный момент.

С этими словами Табби решительно зашагал к лестнице, благоразумно держа голову повернутой так, чтобы незнакомые постояльцы ничего не заметили. Впрочем, те не обратили на Фробишера-младшего ни малейшего внимания.

В наступившем молчании Хасбро обдумывал то, что Кракен и Матушка Ласвелл рассказали ему о покойницкой, о Шедвелле, гнавшем телегу с гробом в кузове, о кладбищенском стороже, который заколочен в том, что может стать местом его безвременного упокоения, если только он еще не выбрался с чьей-то помощью, и о его свободе, которая зависит от его честности.

— Мы должны исходить из того, что они схватили Сент-Ива, — сказал он, глядя на Кракена, который все еще не притронулся к еде.

— Или что этот Клингхаймер теперь думает поймать всех нас в свою паутину, поскольку мы знаем достаточно, чтобы представлять для него опасность, — вставила Матушка.

— Возможно, — ответил ей Хасбро, — но так или иначе мы должны разобраться с этим. Выбора нет. Что вы знаете об Уимпол-стрит, Билл? Я могу набросать примерный общий план лечебницы. Широкая, открытая улица, насколько я помню, большинство зданий за оградой.

Он принялся чертить на салфетке. Потом поднял голову и взглянул на Кракена — на то, как тот потирает пальцами подбородок и смотрит в свой стакан с элем. Билл Кракен прожил на улицах Лондона много лет и знал каждый его дюйм. Он искренне ненавидел этот город за то, что тот обратил его в опасного безумца — к счастью, на время.

— В эту сторону роскошные дома, — сказал Билл по размышлении, тыча в листок, — а тут больнички, точно как вы сказали. Тут переулок будет за ними, такой проход к докторским делам, родилки и все такое. Всякие выходы-входы, с утра до вечера. Трупы туда-обратно, зеленщики и рыбники…

Вновь появился Табби, в чистой рубашке и жилете, с отмытым лицом. И в прочно натянутом на голову котелке.

— О боже, вот и еда, созданная для поддержки человека! — воскликнул он, вонзая вилку в свою порцию пирога и хрустя корочкой. Утолив первый голод, Табби тихонько сказал: — Это было так: Финн с компанией выскочили из двери клингхаймеровского дома и убежали в сторону реки. С ними были мисс Бракен и карлик в бобровой шапке.

— Господи помилуй! — воскликнула Матушка Ласвелл. — Я же видела эту женщину, Бракен, в окне наверху, и я поняла, что ничего хорошего там для нее нет — пленница, подумала я. Благодарение Господу, что она вырвалась.

— А что еще за карлик? — поинтересовался Кракен, сузив глаза.

— Маленький, — пожал плечами Табби, — но очень боевой карлик. Так свирепо глянул на меня, пробегая мимо. Если бы Финн не назвал меня по имени, уверен, он бы на меня напал. Извините, Матушка Ласвелл, что не снимаю котелок. Временно он удерживает мою голову в целости.

— Вам нужен врач, — сказала Матушка Ласвелл.

— Наоборот, мне ничего не нужно, кроме основательной порции этого пирога, двух стаканов эля и ясного понимания, что происходит. Где Элис и Сент-Ив?

— Исчезли, — сказал Хасбро. — Оба.

— Никто не вернулся?!

— Нет, сэр! — отрапортовал Кракен.

Отдавая должное ужину, они не тратили время попусту и делились друг с другом сведениями. Кракен рассказал, что случилось с Элис, а Матушка показала Табби записку от Финна — желанное свидетельство, что они все еще могут найти путь в подземный мир и отыскать Гилберта.

— Теперь, когда мы все собрались, — заговорил Хасбро, — я не вижу лучшего плана, чем посетить клинику на Уимпол-стрит. Билл нас доведет. Мы с Табби войдем с улицы, а Матушка Ласвелл с Биллом из переулка — с фронта и с тыла, и никакой возни. Тот, кто сработает первым, впустит других. И поверьте мне, лечебница полна невиновных. Мы должны быть осторожны.

— И в то же время мы должны быть готовы к тому, что невиновных там не будет, — сурово произнес Табби. — Дом Клингхаймера полон головорезов. И то же самое касается дома Пиви.

— Я позабочусь о больных, — сказала Матушка Ласвелл. — Ферма повидала в свое время множество страдальцев. Это они называли меня Матушкой, первыми после моих сыновей. Я знаю, как с ними обращаться.

— Тогда ладно, — сказал Табби. — Смерть или слава, говорю я. Больше зарубок на трости, если удача пребудет со мной!

— Я сторонник тихой славы, — мягко одернул разошедшегося Фробишера-младшего Хасбро. — Наши друзья в рискованном положении. Этим людям не стоит знать о нашем существовании, пока мы не нападем.

— Хорошо, — кивнул Табби. — Но когда они узнают о нас, клянусь богом, запомнят это надолго.

«Так вот как это кончается», — думал Сент-Ив, и ему вдруг пришло в голову, что никогда в жизни он не делал ничего более самоубийственно глупого, чем сегодня. Заглянуть в лечебницу в одиночку, поставить на кон свою жизнь из-за доброго поведения старого привратника! Когда Пьюл запер ворота, поймав его в ловушку, сказке пришел конец — всей, кроме эпилога.

Но была ли это правда — или есть большая, более жестокая правда? Сент-Ив подумал об убийстве Сары Райт и о своем обещании «разобраться в этом». Он посетил Пулмана и узнал подробности смерти женщины. Он съездил на склад льда и получил подтверждение своим подозрениям. Он миновал полицейского на дороге и понял, что с тем что-то не так. Он довольствовался идеей решить проблемы Клары, быстро отослав ее в Йоркшир, и, даже не оглянувшись, уехал в Лондон, чтобы принять участие в научной прогулке, которая закончилась полным крахом. Клингхаймер был непреклонен в своем себялюбии и презренных затеях, но ведь и Сент-Ив верил в себя не меньше — в собственное рациональное мышление, но не в очевидную правду.

Его мрачные размышления прервал скрип колес. Он знал, что дверь все еще открыта — пахло свежим воздухом, — однако повернуть голову и выглянуть наружу не мог. Затем в поле его зрения показался стол на колесиках, за которым следовал толкающий его Шедвелл, а замыкал шествие Клингхаймер. На столе стоял простой деревянный гроб.

В глазах у Сент-Ива потемнело от страха. Он не сомневался, ни секунды не сомневался, что в гробу лежит Элис — но вот живая или мертвая…

— Ваше лицо весьма красноречиво, профессор, — заметил Клингхаймер. — А ваше предположение совершенно верно. Я сказал вам, что скоро вы воссоединитесь с Элис, — и я сдержал обещание. Она в полном порядке. Я слышал, что от хлороформа нередко бывает сильная головная боль, когда действие средства проходит, но она быстро стихает.