Подземелья Лондона (СИ) - Блэйлок Джеймс - Страница 49

— Вы ведь разыгрываете меня, сэр, с этими колдуньями и лозоходцами?

— Ничуть, — отмел подозрение Сент-Ив. Разумеется, я не видел все это своими глазами, но того, что я видел, довольно, чтобы утратить дар речи.

— Тогда я повторяю, что очень хотел бы побеседовать с нею, если она будет склонна к этому. Она может добавить многое к тому малому, что я знаю о человеческой ауре.

— Вы уже опубликовали свои результаты, не так ли? — спросил Сент-Ив.

— Нет, сэр. Результаты предварительны — вероятно, понадобятся годы, чтобы созрели объективные плоды. Сами эти линзы в процессе постоянного совершенствования. Химические ванны, которыми они окрашиваются, часто крайне ядовиты, а химикалии для них раздобыть трудно. К тому же следует принять во внимание, что сами эти исследования никак не связаны с больницей, так что они представляют собой едва ли больше, чем разновидность хобби. Мне лишь недавно удалось рассчитать линзы, которые хоть как-то пригодны.

— Кто-то надел пару линз, чтобы воспользоваться ими, когда совершал убийство, — это факт. Видимо, сначала он провел допрос, вероятно, предварительно одурманив свою жертву беленой, и, похоже, воспользовался линзами, чтобы обследовать ее во время допроса. В любом случае я предполагаю, что он либо изготовил собственные линзы, либо одолжил пару у вас.

— Украл у меня, если быть точным. Я, конечно, никогда не одолжил бы ему их, и он это прекрасно знал. У него не было никакого права использовать их.

— У «него», говорите вы? Так вы его знаете?

— Разумеется. Когда-то он был моим помощником. У него был патологический интерес к электрической стимуляции мозга, особенно шишковидной железы и разных слоев коры, включая зону памяти. Он убедил себя, что шишковидное тело — это центр второго зрения. В мистических учениях его часто называют «третьим глазом». По-моему, он остро заинтересовался вашей так называемой колдуньей и ее дочерью. Его эксперименты над человеческим мозгом — извращения, равноценные дьявольщине. Я не могу поддерживать грязное дело трепанирования черепов живых пациентов просто для того, чтобы тыкать в ткани мозга электродами. Он уверен, что экстрасенсорные способности, как вы их охарактеризовали, — результат повреждений мозга, а значит, электрохирургия способна создать их. Это уже выходит за любые мыслимые пределы. Честно говорю вам: это я сделал так, чтобы он покинул больницу. Сожалею лишь, что не располагаю достаточными свидетельствами его недозволенной деятельности, чтобы привлечь Скотланд-Ярд.

— Вы сказали, он украл пару очков для ауры? Вы в этом уверены?

Килнер поднял осколок линзы к свету и внимательно его изучил.

— Да, полностью уверен. Он украл несколько пар — нескольких разных типов. Разные химические ванны, понимаете? Но именно эти, густо-фиолетового окраса, дают сейчас наиболее интересные эффекты. Еще он стащил мои записи из того самого стола, что вы видите перед собой, — те, до которых смог добраться. И доказать я этого не смог. Просто однажды вечером значительная их часть исчезла из моего кабинета. Я разгневался и обвинил его, однако ему хватило наглости расхохотаться, признавая это, и лицо у него было совершенно сатанинским. Он заверил меня, что отныне будет все отрицать.

— Способен ли он на убийство?

— О да. Возможно, что он неспособен не убивать. Этот человек глубоко порочен.

— Вы назовете мне его имя?

— Назову, хотя он ни в чем не признается, если вы надавите на него. Он управляет частной лечебницей на Уимпол-стрит. Называет себя доктором, хотя не является таковым. Он хирург с поддельным дипломом — возможно, даже с несколькими, хотя со скальпелем обращается весьма искусно. Имя его Бенсон Пиви.

Мисс Бракен шагала по Фингал-стрит вниз, в самое логово ветра, цепко придерживая шляпку. Она вспоминала Ямайку с ее теплыми бризами, где в любое время — по ночам, весной ли, зимой — не нужно ничего теплее тонкого одеяла, и, проклиная свое невезение, перебирала свои приобретения и потери, случившиеся чуть больше чем за сутки. Гилберт Фробишер был хорошим стариканом и относился к ней по-доброму. Ни один мужчина не поступал так прежде — разве что мальчуган, с которым она играла много лет назад, в лучшие времена. Но мальчик умер от желтой лихорадки, когда ему было семь, оставив ее без друзей. Сейчас она снова осталась без друзей, да еще в этом холодном климате.

— Тебя выбросили на помойку, — решительно заявила она сама себе. — Пока не знаешь наверняка, не знаешь вовсе ничего, и только дурак думает иначе, — она утерла слезу, хотя ее мог выбить и ветер.

Она осознала, что Ларс Хоупфул больше не ковыляет за нею, оглянулась и увидела, что тот разговаривает с кучером двуколки, запряженной тощей клячей, которой побрезговали на живодерне. Богатой она больше не была, но в кошельке оставались деньги, и будь она проклята, если поедет в роскошный отель вроде «Мидленд-Гранд», сидя в курятнике на колесах, запряженном мешком костей. Сунув пальцы в рот, она свистнула Хоупфулу, и тот ответил взглядом как раз тогда, когда другой кучер осадил коляску на мостовой рядом с нею. Дверца распахнулась — и на тротуар шагнул мистер Смайти.

— Могу ли услужить вам, мэм? — спросил он с непринужденным поклоном. — Признаюсь, отбыл рано утром позаботиться о кое-каком бизнесе, но вот вернулся, чтобы обеспечить вашу безопасность. Не понравились мне глаза того толстяка, что вывалил на вас ложные обвинения прошлым вечером, и не верю я, что вам следует путешествовать по городу одной, когда такой негодяй где-то поблизости.

— Благодарю вас, сэр, — ответила мисс Бракен, в мгновение ока растеряв остатки горя. — Этот северный ветер забирается под любую одежду. Эй! Парень! — рявкнула она на Хоупфула, который призывно махал ей, загружая ее чемодан на запятки экипажа.

Мистер Смайти сбегал туда, где Хоупфул поднимал портманто[31] мисс Бракен, плечом оттолкнул Хоупфула с дороги, перекинулся словом с кучером и дал тому монетку. Кучер сдвинул шапку набекрень, опустил чемодан и тронулся в путь. Смайти вернулся, ведя за собой Хоупфула с двумя чемоданами, и очень скоро мисс Бракен уже сидела рядом с мистером Смайти в катившей по Фаррингтон-стрит элегантной коляске, которой управлял долговязый малый в красном котелке. На секунду она поразилась, как круто и мгновенно может измениться судьба.

Открыв сумку и заслоняя ее собой, она заглянула внутрь, чтобы увидеть свой приз — шкатулку слоновой кости, взятую из кармана дорожной сумки Табби Фробишера в то самое время, когда он сидел внизу и пачкал физиономию салом жареного бекона. Золото сияло тонкой полировкой, и ей хотелось посмотреть на лежавшие там же бриллианты, но осторожность удержала. Гилберт не поскупился бы на них для нее. Она была в этом уверена.

Мисс Бракен закрыла сумку и улыбнулась мистеру Смайти, который оглядел ее с головы до ног и уточнил:

— Так вы остались без поддержки? Ни друзей, ни семьи во всей Англии — так, кажется, вы сказали?

— Это очень близко к правде, сэр, хотя я верю, что могу рассчитывать на вас, с тех пор как вы оказались так добры, что предложили мне дружбу прошлым вечером. У меня было намерение остановиться в «Мидленд-Гранд» на Сент-Панкрасе. Мне говорили, что стены там украшены золотым листом и что там потрясающий гидравлический лифт. Я собираюсь дожидаться мистера Фробишера там, в номере с видом на вокзал, наблюдая, как прибывают и отбывают поезда.

Мистер Смайти молчал, лицо его было мрачным; он смотрел в окно на оживленное утреннее движение. Мгновение спустя он покачал головой и ответил:

— Вам придется ждать изрядное время, мэм. Тело мистера Фробишера обнаружено под землей этим утром вместе с телом профессора Сент-Ива. Оба они изуродованы. Мне горестно сообщать вам об этом, потому что они были хорошими людьми, особенно мистер Фробишер, оставивший свой след в этом городе. О нем будут горевать.