Черный гусар (СИ) - "СкальдЪ" - Страница 28

Вторым оказался поручик 5-го Туркестанского батальона Каразин Николай. Нервный по натуре, живой и подвижный, он собирался рисовать картины и писать книги. С ним было интересно.

Кроме прочего, я и с хорунжим Гуляевым по мере сил поддерживал отношения. А еще играл в шахматы. Много играл, и делал несомненные успехи. Я даже умудрился достать книгу Бутримова «О шахматной игре». Друзья и товарищи отмечали, что играю я «недурно». У меня же появились идеи, как можно поправить денежные дела, но проект, как говорится, находился на стадии подготовки. И не факт, что все получится.

1867-й год закончился относительно спокойно, если не считать двух столкновений Джизакского отряда подполковника Абрамова с бухарцами. 7 июня случилось первое дело, без участия гусар. А в июле близ укрепления Яны-Курган, по дороге из Джизака в Самарканд произошла еще одна стычка. К Джизацком отряду к тому времени прикомандировали наш второй эскадрон. Гусары смерти под командованием ротмистра князя Ухтомского прекрасно себя проявили. Мы освоились в Туркестане, и о нас заговорили. Абрамов стал полковником, а офицеры из второго эскадрона получили ордена.

В Ташкенте проживали два англичанина. Джон Маккормик и Льюис Флек, выдававшие себя за купцов из Индии, которых якобы интересовали перспективы торговли между русской Азией и английской Индией. Они и в самом деле проворачивали какие-то сделки с кожей, хлопком и чаем. Но командование полагало, что ушлые англичане ни кто иные, как шпионы.

Британского льва крайне встревожили успехи русского медведя в последнее время и то, что Россия так близко придвинулась к Индии, их колониальной жемчужине. Нам довели приказ — негласно приглядывать за англичанами, в конфликты не вступать и при возможности выяснить их истинные намерения.

Будь моя воля, я бы повел дело иначе, но я был никем и никто не спрашивал моего мнения. Разведкой занимался подполковник фон Ливен, происходящий из балтийских немцев. Особой любви среди офицеров он не сыскал, вел себя высокомерно, да и к своим непосредственным обязанностям относился исключительно формально, без инициативы и выдумки.

Гусары получили новую полевую форму, простую, но зато светлого цвета, которая прекрасно подходила под местный климат. Голову от палящих лучей солнца защищала видоизмененная кепи с накидкой до плеч.

Несколько раз случались мелкие стычки, которые не заслуживали отдельного упоминания. Меня и Некрасова послали в недельный рейд к Коканду, в котором не случилось ничего примечательного. Кокандское ханство пока еще являлось независимым. Чувствуя слабость, тамошний властитель Худояр-хан смирился с потерей Ташкента, Чимкента и старался подружиться с Россией. Хан понимал, что в возможной войне ему ничего не светит.

В июле стало ясно, что новым генерал-губернатором назначен Кауфман, который уже выехал в Ташкент. Генерал Цёге фон Мантейфель готовился к сдаче дел. Все воинские подразделения, расположенные в Ташкенте и окрестностях, наводили лоск, ожидая нового наместника и главнокомандующего, которому дали власть начинать войну и заключать мир.

Кауфман в пути задержался, да и выехал из Петербурга лишь в октябре, улаживая какие-то организационные вопросы. Как оказалось, в сопровождении свиты и конвоя он поехал дальней дорогой через Семипалатинск и форт Верный, который впоследствии получит имя Алма-Ата. Такой маршрут был выбран намерено, дабы познакомиться с краем и его обычаями. В Ташкент он прибыл 7 ноября. И началось его славное губернаторство.

Из прошлой жизни я мало что о нем помнил, но в памяти засело то, что он станет «устроителем» Туркестанского края. А значит, все у него получилось. И сейчас получится, надо полагать, ведь особенных изменений история пока не претерпела.

Кауфмана встречали всем Ташкентом. Солдаты приветствовали нового главнокомандующего, а гражданские — нового наместника. И те и другие прекрасно понимали, что именно Кауфман в ближайшее время будет определять внешнюю и внутреннюю политику края.

Сам Константин Петрович фон Кауфман тринадцать лет воевал на Кавказе, участвовал в Крымской компании. Император ценил талантливых людей, и не случайно назначил Кауфмана в Туркменистан. И не прогадал, как оказалось. Константин Петрович оказался среднего роста, худощавым, начинающим лысеть и носящим очки. Одевался в генеральский мундир, с гордостью носил честно заслуженные награды, был скромен и приветлив, но в тоже время внимателен и требователен. В общем, представлял тот редкий тип людей, которые блестяще совмещали в себе качества военного, дипломата и гражданского чиновника.

— Господа, волей его императорского величества меня назначили генерал-губернатором! Я намерен служить честно, прямо и смело, чего потребую и от вас. Если кто-то захочет перевестись в другое место, препятствовать не стану. От тех же, кто останется, жду преданности, ума и разумной инициативы, а также верной службы на благо России! — так он начал свою небольшую речь.

Слушали его чиновники и офицеры, порядка трехсот человек. В их числе находился и я.

Кауфман с первых дней развил бурную деятельность, вызывая к себе командиров подразделений, дипломатов и всех прочих, кого посчитал нужным. Следом потянулись мусульмане, представляющие местную власть.

Разобравшись с людьми и делами, Кауфман начал писать письма бухарскому эмиру, а не получив ответа ни на одно из них, для многих неожиданно организовал два посольства. Первое отправилось в Бухару, а второе в Кокандское ханство.

Ранним утром прибежал вестовой с приказом, что меня и Некрасова вызывает полковник Дика. У него мы застали Тельнова. Вчетвером, звеня шпорами и по привычки придерживая сабли левой рукой, отправились к Кауфману, уже зная, о чем пойдет речь.

Генерал-губернатор и жил скромно, и свой небольшой рабочий кабинет обставил скромно. Кроме самого генерал-губернатора там находился управляющий канцелярией Георгий Федоров, адъютант Владимир Адеркас, фон Ливен и посол Фёдор Аксаков.

— Итак, господа, завтра в Бухару к эмиру Сеид-Музаффару уезжает посольство под руководством коллежского советника Федора Аксакова, — начал Кауфман, когда мы поздоровались и приготовились слушать. При этих словах посол молча наклонил голову. — Он везет условия мира между нашими державами. В качестве охраны и для представительства с ним я решил отправить Александрийских гусар в количестве трех десятков человек. Командовать ими поручается ротмистру Тельнову. С ним пойдут поручики Некрасов и Соколов. От вас, господа, я жду твердой руки. Не поддавайтесь на бухарские провокации, но и не вздумайте их задирать. Вы должны вести себя смело, гордо и открыто. Вы должны показать силу русского оружия, но в тоже время ни в коем случае его не применять. Вам все ясно?

— Так точно! — щелкнул каблуками полковник Дика.

Но тем, кто непосредственно отправлялся с посольством, ясно было не все. И Тельнов, бросив быстрый взгляд на командира, все же молчать не стал.

— Попрошу уточнить границы наших полномочий. Что допустимо, а что нет? — спросил он.

— Вы должны охранять посла и исполнять все исходящие от него указания. За оружие можете взяться лишь при прямой угрозе жизни. Во всех остальных случаях вам стоит придерживаться твердой линии, сохранять достоинство и быть готовым ко всему, но бухарцев не унижать. Ходят слухи, что эмир Сейд-Музаффар собирается объявить священную войну-газават против неверных. Вам требуется выяснить, правда ли это, или досужие выдумки.

Указания были прямыми и точными, но все равно оставляли место для некоторой доли сомнения. Понятное дело, Кауфман не мог всего предвидеть. Послу Аксакову и ротмистру Тельнову следовало определиться на местах.

То, что Кауфман выбрал нас, выглядело логичным и вопросов не вызывало. По традиции, дипломатические миссии охраняли казаки, как правило, Уральцы или Оренбурцы. Они ребята бравые, и заслужили полное доверие, но все же Александрийские гусары выглядят куда представительней.

— Не стану скрывать, дело нам предстоит тяжелое, а в чем-то даже опасное, — невысокий, склонный к полноте, Аксаков встал и неторопливо прошелся от окна к двери. — Предыдущее посольство в Бухару не только столкнулась с непреодолимыми трудностями, но и просидело в неволе семь месяцев. Нам лучше рассчитывать на плохой прием, а там как Бог даст!