Черный гусар (СИ) - "СкальдЪ" - Страница 13

— Прекрасно, но об этом поговорим позже, — ротмистр привстал в стременах, а затем принялся вводить меня в курс дел. — На питание в офицерской столовой мы тратим шестнадцать рублей в месяц. По пятницам устраиваем торжественные ужины. Служба твоя будет начинаться в 6 утра в летнее время и в 8 — в зимнее. Форму пошьют быстро, имена хороших портных подскажут твои новые товарищи. Денщика я сегодня же к тебе прикомандирую, есть у меня на примете честный и неглупый парень. Казенного коня выберешь сам, и еще одного, на котором и в свет не стыдно показаться, необходимо купить на личные средства. Здесь, в Чугуеве, постоянно находятся приказчики Стрелецкого конзавода, так что будешь выглядеть не хуже прочих.

— Так и сделаю, — я прекрасно знал, что траты неизбежны. Жалование корнета составляло 45 рублей в месяц, 9 рублей квартирных и по 30 копеек в сутки на караулы. К данной сумме добавлялось единовременное пособие на обмундирование в размере 300 рублей, положенное мне как выпускнику военного училища. Также, по прибытию на первое место службы офицеру полагалось 100 рублей на первоначальное обзаведение.

Казалось бы, деньги весьма неплохие, но один лишь будущий конь стоил не меньше 200 рублей, а его месячное содержание и прокорм обходилось в 8 р. Сапоги стоили 5 р., а форма около 35р. Тем офицерам, кто не мог похвастаться обеспеченной семьей, приходилось как-то крутиться и постоянно перезанимать.

К тому, что выплатило государство, у меня имелась некоторая сумма, и я мог спокойно оплатить первые расходы. Но отец с матерью не смогут вечно меня содержать, и в последствие это наверняка станет проблемой. Все живо напомнило мне сцену из «Трех мушкетеров», когда герои романа ломали себе голову, где им найти деньги на экипировку перед войной. Интересно, Дюма уже написал свой прославленный роман или нет?

— Дать совет? — поинтересовался Тельнов где-то на середине дороги. К тому времени солнце начало садиться. К востоку протянулись длинные тени. Мы проехали несколько деревень.

— Конечно.

— Вот что тебе следует купить первым делом, помимо формы и коня. Самовар — раз! Медвежью шкуру — два! Офицерский погребец — три! Походную складную кровать — четыре! Ковер на стену — пять! Ковер добавляет уюта.

— Медвежья шкура? Сундучок?

— Шкура понадобится зимой, во время переходов и маневров, когда ночевать приходится иной раз черти знает где. А погребец представляет собой великое изобретение нашего века. Это небольшой сундучок, около аршина в длину и трех четвертей в ширину, устроенный весьма умело. Туда помещается все, что необходимо. Маленький самовар с подстаканниками, кастрюлька, миска, приборы, чернильница, сахарница, зеркало, салфетки и полотенца, бритвенные приборы, писчие принадлежности и пара книжек. Вот такая незаменимая штука. Как разложишь его, так просто изумляешься — куда столько всего вместилось?

— И где мне приобрести столь дивное изобретение нашего славного века? — забавно, что Тельнов столь значительное время уделил описанию моего быта и помощи на первых порах. Вроде бы на интенданта он не похож. Или действительно заботится о младшем товарище?

Наконец мы миновали Васильев Хутор. Деревня на первый взгляд казалась чистой, с претензией на хороший доход. Многие дома выглядели основательно и добротно. Перед воротами копошились в земле куры. Мычали коровы. На улицах бегали босоногие мальчишки и девчонки, играя в свои игры. Мужики в основной массе пока еще находились в поле. Бабы у колодца проводили нас взглядами.

Временный лагерь находился за деревней, на полянке у березового леса. Перед въездом имелся сбитый из трех бревен временный шлагбаум с часовым. Он отдал честь и поднял перекладину, пропуская нас дальше.

Выцветшие солдатские палатки выстроились идеально ровными рядами. Рядом с ними находилось множество гусар. Люди подшивали одежду, чинили сапоги и амуницию, перекладывали вещи, разговаривали, занимались собственными делами. Тут и там дымили маленькие трубки-носогрейки, горело несколько костров. На веревках сушилось бельё. Ближе к лесу кашевары готовили ужин, раздували огонь под несколькими внушительными котлами. На противоположной стороне лагеря виднелись простенькие домики отхожих мест.

В поле у ручья находились временные загоны. Конские головы казались живым и беспокойным морем.

— Но, осади, не балуй, — слышались голоса.

Поглядывая по сторонам, Тельнов проехал лагерь, направляясь к отдельно стоящим офицерским палаткам. Люди откладывали дела, вставали и отдавали честь. На службу солдат призывали с 21 года, и в кавалерии они служили 12 лет. В глаза бросались совсем молоденькие лица, в чем-то простоватые и славные, но встречались и настоящие головорезы — седые, длинноусые, со шрамами, в морщинах, потемневшие от загара. Чувствующий себя вполне уверенно, ротмистр оглядывал подчиненных внимательным и требовательным взглядом.

— Семен, прими! — Тельнов спрыгнул на землю и бросил поводья подбежавшему денщику. Я спешился следом и с удовольствием размял ноги. Следом за своим новым начальником, я прошел к костру, вокруг которого с удобством разместилось четыре человека.

— Знакомьтесь, господа, наш новый товарищ, корнет Соколов Михаил! — громогласно представил меня ротмистр, останавливаясь около компании.

Офицеров в эскадроне оказалось немного. Всего четыре человека, не считая самого ротмистра и меня. Два поручика, Андрей Некрасов и Илья Самохвалов, и два штабс-ротмистра — Модест Кузьмин и Эрнест Аристархович Костенко.

— Рад знакомству. Общество у нас, как видишь, небольшое, но дружное, — заметил двадцативосьмилетний Костенко, пожимая мне руку. По его спокойным манерам чувствовалось, что именно он второй человек в эскадроне после Тельнова.

— Верно, — пробасил Самохвалов.

— Я буду называть тебя Мишелем, — приветливей всех ко мне отнесся Некрасов Андрей. Узнав, что я поступаю под его командование, он сразу и ясно показал, что мы с ним будем делать одно дело, и ничего не мешает нам стать друзьями.

— Присаживайся к столу, Михаил, — пригласил Модест Кузьмин. — Ужин у нас простой, но, как говорится, чем богаты, тем и рады.

Уже через полчаса, познакомившись с офицерами и умывшись после дороги, я сидел под березами за небольшим столиком. Командир эскадрона тем временем прошелся по лагерю и принял доклад о положении дел.

На стол поставили незамысловатую еду — сало, ветчину, копченую рыбу, хлеб, масло, сыр, виноград, яблоки и снятую прямо с огня уху. Запах от нее шел изумительный. По крайней мере, на мой основательно проголодавшийся вкус.

— В нашем полку прибыло! — первым поднял тост Тельнов. — За нашего нового товарища!

— Ура! — дружно откликнулись офицеры и сдвинули стаканы. Пили марсалу — крепкое крепленое вино из Сицилии. Я не имел ни малейшего отношения к организации ужина, но не особо переживал — жадных в полку не любили, гусары жили на широкую ногу и соответствующим образом проявить себя время еще будет.

Через некоторое время послышались шутки и смех. Самохвалов достал гитару и принялся исполнять романсы. Он и играл не плохо, и пел хорошо.

— Вот, ваше благородие, извольтес-с… Вкусная, аж сил нет! — повар поставил на стол котелок отварной, с маслом и перышками лука, картошки. Денщик притащил пузатый самовар объёмом на ведро, наколол щепок и принялся разжигать сосновые лучины.

— Ты как служить собираешься? — через некоторое время ко мне наклонился Некрасов. — Как все или как придется?

— Что за вопросы, Андрей? Выкладывай, к чему клонишь? — почему-то мне показалось, что сейчас будет шутка.

— Тогда заведи не только коня, но любовницу и охотничьего пса. И станешь настоящим удальцом!

— А ты завел? — поинтересовался я. Стемнело, от огня по лицам бегали причудливые тени. Потрескивали головешки, тянуло дымом.

— Я не сижу, сложа руки. Конь уже есть, любовница на подходе, но имя ее останется в тайне, а собаку куплю на днях.

— Слушай его больше, Миша, — категорически заявил Костенко. — Любовница эта — модистка Нарышкина. Но она дама строгих правил, так что наш дон Жуан может сколько угодно мечтать о потери невинности.