Время возвращать долги (СИ) - Ронис Александра - Страница 9

— Мам, а это кто? — шепотом спросила дочь, глазенками с подозрением стреляя в незнакомого дядю. Подозрением, смешанным с интересом.

Крест невольно улыбнулся. Такая забавная, двумя длинными косичками напоминающая сестру в пору его студенчества и вольной жизни.

— Кто? — не сразу поняла мама, а потом вдруг вспомнила, спохватилась. Бросив убийственный взгляд через плечо на Креста, поднялась с колен и, крепко взяв дочь за руку, повела ее к лестнице, ведущей наверх. — Никто… Пойдем переоденемся.

Крест успел заметить, как лицо ее вытянулось, приобрело жесткое выражение. Он снова усмехнулся. Она, видимо, надеется, что он уберется отсюда за то время, пока они наверху? Не-ет! Не все так просто и быстро… Их разговор еще не окончен.

Поправив ставшие тесными в мотне штаны, Крест прошел на небольшую кухоньку и, осмотревшись там, налил себе чаю. Кажется, и на плите есть что-то вкусненькое в сковородке с прозрачной, запотевшей крышкой. Что ж, он подождет хозяйку…

Она это лицо запомнила на всю жизнь! Еще тогда несколько лет назад, когда упивающийся своей властью майор в обмен на «защиту» стребовал с нее заявление об изнасиловании. И фотку показал парня, по которому, с его слов, тюрьма плакала. В память так и врезалось худощавое лицо с глубоко посажеными глазами, упрямо поджатыми губами и несмиряющимся взглядом. Несмотря на то, что она каждый день видела перед собой множество лиц, это лицо она так и не забыла. Потому что знала, что он может выйти и отомстить за оговор. Боялась этого, хотя майор и уверял, что ничего не будет. И где теперь этот майор, и где оговоренный?

— Мам, ну ты что? — Настя изумленно таращилась на нее, с бледным лицом застывшую у раскрытой дверцы шифоньера.

Олеся тряхнула головой, отгоняя от себя тревожные мысли, вытащила из стопки вещей домашнюю одежду дочери.

— Переодевайся, — бросила коротко ей и снова застыла в тяжелых раздумьях.

Что же делать? Внизу — преступник, а наверху — она с дочерью…

— А ты почему рано пришла? — осенило вдруг ее, когда взгляд упал на розовенький будильник на высоком комоде. По времени она не опоздала, собиралась встречать дочь как обычно.

— У нас не было одного урока. Я тебя ждала-ждала, а потом пошла сама.

— Так, ладно, — выдохнула Олеся, набираясь решимости спуститься на первый этаж на разведку. Может, он все-таки ушел? Если решил напасть на нее, то лишний свидетель в лице ребенка ему ни к чему. Она на это очень надеялась. — Оставайся и жди меня здесь, — строго наказала дочери.

Плотнее запахнув халат, Олеся осторожными шажками начала спускаться по скрипучей лестнице. Вот черт! Даже если захочешь, незамеченной не останешься! Как и переодеться не получится, ведь вся ее одежда находилась у нее в комнате, в которой не было двери, и весь первый этаж свободно просматривался из любой точки. Оказывается, кроме кухни и именно с того места, где она сейчас стояла.

Олеся замерла на первой ступеньке у самого основания лестницы. Вокруг стояла тишина. В душе робко всколыхнулась надежда. Может, он все-таки ушел? Она вытянула шею и попыталась заглянуть за косяк двери, ведущей в кухню.

— Нервничаешь? — его голос раздался громко и неожиданно близко, заставив ее вздрогнуть. Тут же перед глазами появился и он сам, держа в руке кружку с чаем. Настину кружку с яркими цветами. Заметив ее испуг, он нагло усмехнулся, при этом глаза его остались серьезными, и снисходительно кинул: — Расслабься.

— Уходи!

Она не могла позволить себе испугаться! Наверху — дочь, и единственным защитником и дочери, и себя самой была она.

— Не-а, не уйду, — его как будто забавляла вся эта ситуация. Отпустив агрессию, он теперь просто пялился на нее и посмеивался. — Уйду, когда сам захочу, — он отхлебнул из кружки и улыбнулся кончиком губы.

— Я вызову ментов, — прибегла Олеся к угрозе, в душе прекрасно понимая, что никаких ментов она не вызовет. Не в ее ситуации. Только на посмешище себя выставит…

— Вызывай, — еще раз отхлебнув, он сделал два шага назад, не сводя с нее взгляда, и опустился на табурет, всем своим видом показывая, что чувствует себя как дома, — но знай — просто так я не позволю себя закрыть. Чтобы зазря не сидеть, сделаю тебе чего-нибудь… Поняла?!

— Что тебе нужно?!

Он отвел глаза в сторону, словно задумался, а потом пожал плечами и выдал ей как неразумной, будто удивляясь ее несообразительности:

— Денег.

— Денег у меня нет! — строго оборвала она его, а мысленно воззвала: — Ну, убирайся уже, ну!

— Так это ты, что, за бесплатно совесть свою продала, а?

— Твое какое дело?! — разозлилась Олеся. Будет еще ей нотации читать?! — Ты сам далеко не ангел, наверное, да?! — а когда он не ответил на ее полу-вопрос, совсем осмелела. — Пошел вон!

Его лицо моментально изменилось — стало злым, жестким. Он резко подскочил со стула, двинулся к ней. Она смогла вблизи рассмотреть его подрагивающие крылья носа, крепко сжатые губы. И взгляд, острый как бритва. Он был опасен, поняла Олеся, очень опасен, несмотря на то, что был молод, явно младше нее.

— Что ты сказала?! — угрожающе прошептал он, нависая над ней.

Олесе пришлось отклониться, насколько позволяла оказавшаяся позади нее столешница, а иначе он бы просто вжался в нее. Опустив глаза, она молчала, выжидая, когда он успокоится. Она погорячилась. С ним так нельзя. Теперь не осталось никаких сомнений в том, что свой билет на зону он получил не просто так. Зато стало морально легче — можно больше не обвинять себя в том, что отправила за решетку невиновного. Хотя эта вина, которая стала уже чисто автоматической и вытеснилась куда-то за пределы сознания, помогала (если можно так сказать) жить той жизнью, которой она жила. Да, каждому по заслугам… Дочь только жалко… Настю… Ведь когда-то она узнает…

Настя! И снова Настя спасла положение.

— Ма-ам, — услышала она от двери, и сразу же стало легче дышать, но ненадолго.

Непрошеный гость отлепился от нее, но переключил внимание на ребенка. Сел перед Настей на корточки, как ни в чем не бывало, сказал:

— Привет.

Олеся фурией пронеслась по кухне. Проскочила мимо них и, встав за спиной дочери, крепко сжала ее плечи, силой постаралась задвинуть ту за себя.

— Мама, ты чего?! — Настя подняла на нее испуганные глаза и с места не сдвинулась. — Мне же больно!

— Ты зачем ей больно делаешь? — укоризненно глядя на нее, спокойно спросил парень и перевел взгляд на Настю: — Как тебя зовут?

— Настя. А ты кто?

Он весь неуловимо изменился. Черты лица разгладились, смягчились. Голос стал выше, добрее. И улыбка, которую можно было назвать обаятельной, превратила отталкивающее лицо в приятное.

— А я Женя. Мамин друг, — он на секунду поднял глаза на застывшую в тревоге мать. — Вот, в гости к вам зашел.

Олеся снова попыталась задвинуть дочь за себя, прервать их милую беседу, нарушить его планы подружиться с Настей. Но снова Настя, качнувшись в сторону под давлением ее рук, осталась на месте, и снова он, кинув на нее предостерегающий взгляд, поджал губы.

— А у меня сестренка есть, ее тоже Настей зовут, — когда он обращался к ребенку, сразу менялся весь. — Только она уже взрослая почти. Ей пятнадцать лет.

— А мне семь, — с непосредственной искренностью ответила Настя.

— Я же тебе говорила, не разговаривать с незнакомыми людьми! — включила строгую мать Олеся, на что Настя обезоруживающе ответила, пожав плечиками:

— А я его знаю. Это — Женя, твой друг, — и улыбнулась. «Друг» ей явно понравился.

— Ты почему плакала? — спросил вдруг серьезно он. — Обидел кто?

— Нет, я собачек испугалась. Они за мной бежали, не отставали.

— Так ты собак боишься? А хочешь, научу не бояться?

Олесю стало накрывать чувство нереальности происходящего. Нет, такого просто не может быть!

И тут в глубине ее комнаты разлилась трель мобильного телефона. Колеблясь, оставлять дочь наедине с «другом» или нет даже на минуту, она все же решилась ответить на звонок. Информация могла быть очень важной. Она этот звонок ждала. От него зависело многое — возможно, ей придется менять весь уклад жизни дочери.