Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 7 (СИ) - Афанасьев Семён - Страница 42

— Отец был финансовым директором Джи-ти-груп. Кое в чём понимаю.

— Ваша Джи-ти-груп учётные политики прописывает себе сама. Исключительно по своему разумению. В отличие от.

— А у вас?

— А у нас они имеют силу приказа. И идут по согласованию с министерством финансов и аудиторами парламента, с профильным комитетом его же плюс ещё куча бюрократии. В общем, оплатить залог за тебя из твоего контракта — всё равно, что попытаться украсть. Если бы я был министром обороны, возможно, нашёл бы вариант, но так — всё равно что нецелевое использование. Если по нашим правилам.

— Приятно. — Резюмирую. — Получается, я типа как в долгу. Прощай, моя автономия… Не знаю, что сейчас сказать. Спасибо.

— Давай не будем ничего не говорить. Просто спланируем, как сделать работу с учётом изменений.

— Да что там планировать, — отмахиваюсь. — Нырну, сперва сделаю съёмку. Прикинем, как поднимать, потом будем думать над деталями.

— Я думал, ты сейчас что-то скажешь предварительно.

— Предварительно я тебе ещё в самый первый раз всё сказал. Как ты собираешься что-то планировать ДО оценки объекта и обстановки на грунте?

— Логично…

— Кстати, что это за коробок был, которым ты меня лечил?

— Нано-гель. Новая разработка, пока не для гражданских. Применяется трансдермально, на твой тип повреждений — просто идеал.

— А почему ты лично в палату пошёл? Что за таинственные демонстрации?

— Совместил приятное с полезным: надо было на этого китайца лично поглядеть, через кое-какие собственные расширения. — Наоя вздыхает. — Я же тебе уже сказал: тобой и китайцами из восьмёрки сейчас очень пристально интересуются все подряд мало-мальски причастные.

— Всё равно неясно.

— У меня ты проходишь стороной контракта. Начальство не поняло бы, не нанеси я личного и быстрого визита. Ну и о джентльменах, прибывших в восьмёрку по обмену, у нас сейчас лихорадочно составляют собственное мнение.

— А раньше?

— Раньше в дела полиции не лезли. По идее, кстати, с нано-гелем к тебе должны были послать кого-то из медотдела, но у меня мои дела не ждут. Нам нужно поскорее поднять штуковину, — он словно извиняется. — Я прогнал анализы, пока ты спал: ты вполне в ресурсе.

— Обычно, когда у министерства обороны начинается подобная спешка, обывателям есть повод поинтересоваться, нет ли подвоха, — констатирую опыт предыдущей жизни.

Цуджи снова косится в мою сторону:

— Пока что ты для всех без исключения лежишь в госпитале. М-м, разве что твоя красноволосая могла догадаться… В реале тебя не существует за пределами больницы; по крайней мере, пока болванку не поднимем. Персона ты медийная и теперь очень известная, а нырнуть кроме тебя некому.

— Это всё ясно. Но не объясняет до конца.

— Как раз всё прозрачно. Я очень не хочу потерять возможность скрытного и быстрого подъёма со дна этой штуковины из-за какого угодно шума вокруг тебя, в том числе политического. Пока ты "в больнице", фору по времени нужно использовать максимально.

— Я типа долго болею, а на самом деле…?

— Да. Потом, ближе к выборам, провернуть всё скрытно с твоим участием точно не получится: за тобой новостные каналы и сейчас охоту открыли. Уже молчу, что будет ближе к дате голосования или если вы эти дурацкие выборы вообще выиграете.

— Упс. Я думал, ты нам симпатизируешь как избиратель?

— Нет. Я крайне аполитичен, как и всё министерство в идеале. Стратегические интересы страны за секунду не меняются.

— Рассказать бы тебе о некоторых чудесах в муниципалитете, — вздыхаю.

На мой собеседник не проявляет никакого интереса к теме.

***

Ёсиока, решительно махнул рукой на собственное правило и, развалившись в пластиковом кресле на палубе, налил себе из бутылки в стакан на два пальца. Затем выпил мелкими глотками и блаженно произнёс, ни к кому не обращаясь:

— Хорошо-о-о!

Асада и флотский неодобрительно покосились на него снизу.

В качестве дополнения к очень небольшой команде на борт поднялись шестеро из министерства обороны, включая и самого разбитного Цуджи.

Младший Асада, несмотря на сводку из новостей и свежий шрам на груди, был полон энтузиазма и хорошего настроения. Кстати, доля оплаты "Кальмара" поступила на счёт ещё в порту и теперь приятно грела сознание капитана.

У борта тарахтел перемещенный из трюма дружными усилиями компрессор, рядом с ним лежали баллоны для воздуха.

— Нашёл! — над водой появилась голова блондина. — Держи! — его рука протянула обеспечивающему в резиновую лодку герметичный гаджет для видеозаписи.

— Своими словами, коротко? — быстро попросил из лодки Цуджи, впервые за сегодня демонстрируя эмоции и впиваясь взглядом в экран.

— Обломок скалы на дне, стоит с отрицательным уклон. Этот ваш прибамбас каким-то образом безошибочно закатился под неё, — Масахиро, навалившись на борт, указал взглядом на гаджет. — Слушай, а его точно безопасно поднимать?

— Мне не верится, что вот так быстро и просто можно провернуть подобное, — громко проговорил не совсем трезвый капитан со своего места. — Но мир меняется, чёрт его дери.

***

Разговор двух неустановленных абонентов. Беседа ведётся по-китайски.

— …бочонок перемещается. Алло!

Из динамика даже рядом с говорящим слышен треск.

— Да, я услышал. Что там у вас происходит?

— Тайфун. Здесь на островах последняя миля связи всегда по воздуху. Потому в грозу сеть наполовину умирает.

— У нас на побережье тоже так… Слушаю вас внимательно.

— Трекер на бочонке говорит, что глубина закладки изменилась.

— Может, какой-то естественный процесс? Какая глубина сейчас?

— Нулевая, если верить технике, — Сяо хмуро смотрит на одно из приложений своего смартфона. — И сам бочонок перемещается со скоростью шести узлов в сторону побережья.

— Неприятно, — констатирует собеседник. — Принял. Так, дайте подумать.

Несколько секунд в трубке висит тишина.

— Сяо, давайте сэкономим время, — наконец отзываются на противоположном конце канала. — Лично вы никогда не звоните, чтобы посыпать голову пеплом. Какие ваши предложения?

— Перехватываем в порту, обычная схема.

— Какими ресурсами? У вас что, ещё что-то осталось?

— Силами вольнонаемных. Я знаю, что у вас есть резерв. Хотел попросить, буквально на пару часов.

— Исключено, — решительно отрезают с противоположной стороны. — И не сочтите за перестраховку, есть вполне объективные причины.

— А что это, если не перестраховка?! — Сяо, наплевав на субординацию, выходит из себя и перестаёт сдерживаться. — Это я здесь, в стране пребывания! Не вы! Это мне в случае провала…! Ай, чёрт с вами. — Он как будто зависает, о чём-то задумываясь.

— Я не обязан перед вами отчитываться, — цедит собеседник, — но тем не менее объясню. Сейчас, на фоне известного вам процесса, наша организация категорически приостанавливает любые акции "твёрдого" плана! Это приказ, причём сверху. Я вам просто пока не доводил — не хотел отвлекать. Вам сейчас есть чем заниматься.

— Мне очень досадно, что вам в Пекине за своё кресло страшнее, чем мне на островах — за мою шкуру.

— Я не такой отчаянный, как вы, Сяо, — абсолютно спокойно соглашается начальник. — Дорастёте до моего кресла — продолжим дискуссию. Радейте за дело в рамках инструкций, без отсебятины.

— Мы что, вот так с вами просто поговорили — и на этом всё? — Сяо отказывается верить услышанному. — Вы меня хорошо разобрали?! Бочонок едет по направлению к порту!

— Я вас очень хорошо понял. Повторите всё то, что вы сейчас сказали, в письменном виде. Затем отправьте по всем установленным каналам.

— Вы издеваетесь?! — подчинённый рассеянно глядит на голограмму руководителя. — Пока я буду писать, отправлять, груз придёт в порт и мы его потеряем! Во всех смыслах!

— Вам вслух сказать? Открытым текстом?

Собеседники пару секунд меряются взглядами, после чего находящийся на материке разрывает соединение.