Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов (СИ) - Свадьбина Любовь - Страница 37

Бросаюсь на него, со свистом рассекая воздух дубинкой. Санаду обегает стол, попутно хватает что-то с него:

– Кажется, нам не хватает музыкального сопровождения!

Он кликает по плееру, и комната наполняется весёленькой мелодией. Вокалист бодренько поёт, а я бегаю. И вроде Санаду, бросив плеер на стол, не оглядывается, не ускоряется – совсем рядом, только руку протяни! – и ударяю я часто, а попасть не могу.

Ну как так-то? Бью-бью, а попасть не могу!

– Ну, заяц, погоди! – подгоняю сама себя.

– То вам белку подавай, то зайца, – не унимается Санаду. – А я не владелец зоопарка.

Надо достать! Надо это чудище бегающее достать! Его требующая хлётского удара спина маячит впереди, как недосягаемый приз.

Одна весёлая мелодия сменяется другой.

– Старайтесь, Клеопатра, старайтесь! – на бегу советует Санаду. – В вас недостаточно экспрессии, так вы никогда меня не поколотите и не спасёте Марка Антония!

– Он Марк Аврелий! – припускаю я.

Но и с ускорением не могу догнать Санаду. Паразит! На бегу хватаю чернильницу и швыряю ему в затылок.

Бам!

Чернильница отскакивает, пятная ковёр чёрными кляксами.

– Так нечестно! – Санаду на ходу потирает затылок и снова уворачивается от удара по корпусу. – Я был не готов! Предупреждайте, прежде чем бить!

Резко меняю траекторию – и удар по ягодицам проходит, смачно достигает цели. Санаду подскакивает, ускоряясь, но оглядываясь через плечо:

– А это совсем-совсем нечестно!

– Отдай Марка Аврелия! – сиплю я.

– Дыхалочка слабая, тебя бы к Дариону, он бы натаскал…

Подхватываю со стола плеер. Санаду перехватывает его в полёте в свою голову и насмешничает:

– Клеопатра, вам не говорили, что бегать за мужчинами неприлично?

– А вам не говорили, что воровать чужих белок неприлично?

– Ни разу такого не слышал!

– М-мой господин, что… что происходит? – встревоженный мужской голос отвлекает Санаду, и мне удаётся ещё разок приложиться шариком дубинки по его филею.

Что вынуждает Санаду ускориться и погрозить мне пальцем:

– Клеопатра, я могу принять ответные меры!

– Только попробуй! – швыряю в него короной.

Санаду подхватывает её и надевает на голову:

– Благодарю, мне её очень не хватало!

Музыка весёлая играет, мы бегаем, я размахиваю дубинкой, Санаду – связкой вонючек, а его слуга (тот самый, что приходил в прошлый раз) стоит на пороге. Кажется, у этого вампира дёргается глаз.

– Документы в столе, – поясняет Санаду, указывая на разделяющее нас препятствие. – Возьми сам.

– Но, мой господин… – вампир с ужасом следит за забегом.

– Не бойся, она не кусается, – на повороте Санаду с сомнением на меня оглядывается. – Кажется. В общем, если что – я тебя спасу.

– Марка Аврелия отдай! Или Марка Антония! Не важно! – я согласна называть как угодно, лишь бы вернул: кажется, этого тролля угрозами не перекормить.

– Так Марка Аврелия или Марка Антония? – с ухмылочкой оглядывается Санаду. – Вы бы определились, юная леди, неприлично так часто и легко кавалеров менять.

Бросаю в него дубинку. Санаду пригибается. Дубинка прилетает в идущего к столу слугу. Прямо в нос. Со смачным «Хрясь!»

– Ой! – останавливаюсь я.

– И правда «ой», – тоже останавливается Санаду, а мне даже бросить в него нечем. – Когда я обещал, что спасу тебя, я подразумевал, что оттащу её, если она решит тебя покусать. От дубинки ты должен был спасаться сам.

Несчастный вампир, поникнув плечами и зажав ушибленный нос рукой, исподлобья смотрит на нас.

– Да ладно, не огорчайся! – отмахивается Санаду. – Ты, наверное, даже ничего не сломал… Клеопатра, предлагаю сделать небольшой технический…

Рывком сократив расстояние, сжимаю лацканы его камзола. Санаду, дёрнувшись, застывает, ошеломлённо глядя мне в глаза. Его растерянность настолько искренняя, что даже не верится.

Несколько мгновений мы смотрим друг другу в глаза: я в шоке от того, что поймала, Санаду в шоке от того, что его схватили.

И как-то это слишком близко. Опять я чувствую его запах, только в этот раз в нём меньше кофе и больше можжевельника, а в травах звучит горчинка.

Санаду сглатывает, и это помогает мне моргнуть, очнуться.

– Марка Аврелия верни! – цежу я, перехватывая верёвочку от связки баночек с вонючим зельем.

– Иначе что? – к Санаду возвращается привычная насмешливость, глаза блестят. – Оружие возмездия ты потеряла. Побить меня не смогла. Ваш следующий ход, Клеопатра!

Подчёркнуто вежливо кивнув, Санаду отступает. Дёргает за собой связку баночек. Но я держу их крепко.

– Оружие возмездия я не потеряла, – улыбаюсь я, стискивая свою добычу.

– Да неужели? – Санаду тянет руку вверх вместе с верёвочкой, вынуждая меня тянуться за связкой баночек и невольно приближаться к нему.

Прижиматься к Санаду я не собираюсь и, прикинув разницу в нашем росте, перехватываю нижнюю баночку: её я смогу удержать, если Санаду поднимет руку до предела. А Санаду не просто поднимает связку баночек вверх: он наматывает соединяющую их верёвочку на пальцы, пристально наблюдая за тем, как я цепляюсь за последнюю и, вынужденная вытягиваться следом, балансирую на цыпочках.

Дыхание Санаду щекочет мой лоб – я слишком накренилась, почти прижалась к его груди.

– Мой господин, – обращается к Санаду слуга, незаметно добравшийся до ящиков стола.

Санаду разворачивается слишком резко, отводя руку и непроизвольно дёргая всю связку за собой. Я рефлекторно впиваюсь в свою баночку крепче, и верёвочка, не выдержав моего веса, лопается. Половина банок летит вниз.

Резко наклоняясь вперёд, Санаду подхватывает оторвавшуюся связку с банками и по инерции буквально впечатывается в меня, опрокидывая назад. Успевает выставить для равновесия ногу и обхватить меня за талию, дёргает назад.

Слишком резко – баночка выскальзывает из моих ослабевших пальцев. «Цок-цок-цок» катится она. Запрокинув голову в кольце руки Санаду, я с замиранием сердца наблюдаю, как баночка откатывается всё дальше, каждое мгновение ожидаю рокового треска и потока вони.

Склонившийся Санаду, щекоча декольте своими длинными прядями, дышит мне в шею. Наверное, тоже за баночкой наблюдает, переживает. Хотя мог бы телекинезом поймать!

Докатившись до стебля-ножки столика, баночка прокручивается вокруг своей оси и застывает. Целая.

Целая!

Прикрыв глаза, выдыхаю.

Санаду, похоже, надоело, что я на нём вишу – вон как сопит. Или у него нездоровые гастрономические желания?

Весёленькая мелодия сменяется ещё более весёлой.

Дёргаюсь вперёд, чтобы выпрямиться, на миг губы Санаду соприкасаются с моей кожей, он резко выпрямляется, вытягивая меня за собой так быстро, что кружится голова.

Крак!

Мы одновременно поворачиваемся на звук: крайняя баночка с хвоста связки валяется на полу. Из расколотого бока сыплется тёмно-зелёный порошок, тут же испуская клубы чёрного вонючего дыма.

Санаду молнией перескакивает со мной в руке к двери, у меня аж зубы клацают от такой резкости.

Чёрный дым, вырываясь из разбитой баночки, словно из дымовой гранаты, клубится, шипит, вставая стеной между нами и столом с обалдевшим слугой возле него.

Воздух пропитывается болотной гнилой затхлостью. Даже мне сквозь защиту Дабиуса этот запах кажется сильным.

– Прости, Эдди! – трагично произносит Санаду, – но Боливар не выдержит двоих! Я никогда тебя не забуду!

Махнув рукой, Санаду выталкивает меня в коридор и под весёленькое пение колонки:

«Не-е мо-огу решить,

Оставить жить или прибить*…»

С сияющей улыбкой выскальзывает следом, прикрывает дверь в свой кабинет.

– Фух! – Санаду помахивает ладонью у лица, во второй продолжая сжимать связку с опасными баночками. – Кажется, успели. Но это было жестоко, юная леди: бедный-бедный Эдмунд, за что же вы его так?