Кто люб богам (ЛП) - Росс Кейт - Страница 58

- Да, я знаю. Квентин писал мне об этом. В последнем письме он рассказывал, что вы уже дважды его расспрашивали. Я надеюсь, вы с ним закончили – для него это было убийственно тяжело.

- Много ли он рассказывал вам о своем участии в расследовании?

- Он рассказывал, что нашёл тело. Что его расспрашивали о событиях, что происходили до убийство и о его дружбе с Александром Фольклендом. – Тиббс впервые стал серьёзен. – Вы подозреваете его?

- Да.

- Могу я спросить, почему?

Джулиан решил ничего не рассказывать о письмах сэру Малькольму. Клэр мог утаить от это деда, и узнав такое, Тиббс мог не захотеть ещё больше компрометировать племянника.

- Потому что он не раз уклонялся от ответов и – простите мою прямоту – лгал. Он сказал, что его сестра живёт с вами; но деревенские говорят, что она стала компаньонкой некой леди с континента. Или это ещё одна история, призванная спасти её репутацию?

- Это наполовину правда. Моя племянница и правда на континенте, но она не компаньонка. Она там одна.

- Простите меня, мистер Тиббс, но когда уважаемая семья пытается скрыть, где находится дама, это редко делается потому что она одна.

- Хорошее замечание. И я хотел бы рассказать вам зловещую историю о том, как она сбежала в итальянским учителем музыки, но это было бы слишком обычно и прилично для Верити. Она последовательница Мэри Уолстонкрафт, как вы знаете. Она всем сердцем верит, что если мужчины и женщины наделены равным умом и добродетелью, то женщина не должна быть подчинена мужчине. Можете представить себе, какой скандал она бы устроила, если бы начала говорить об этом в Лондоне – или, хуже того, в деревне, вроде этой. Общественное мнение было бы против неё – оно разделяет не идеалы Американской республики или Французской революции, а превозносит семейную жизнь, домашний очаг и возводит женщину на пьедестал. И заточает их на нём, как говорит моя племянница.

А на континенте она может пользоваться свободой. Там она не ограничена приличиями, с которыми столкнулась бы здесь. Когда Квентин решил вернуться в Англию и учиться на барристера, я тоже решил перебраться сюда и провести последние дни на родной земле. Верити тогда отказалась ехать с нами. Она знала, что не сможет изображать застенчивую дебютантку и что только выставит на посмешище себя, а значит и Квентина. Поэтому она не поехала. И она не потерпела бы дуэнью, так что я никак не могу указывать ей, как жить, хотя принять это нелегко. Ей двадцать три, она сама распоряжается своими доходами, и ничто на земле не может остановить её, если она что-то решит.

- Кажется, она очень отличается от брата.

- О, да. Квентин никогда не создавал проблем. С раннего детства он был таким же как сейчас – застенчивым, задумчивым, прилежным юношей, у которого голос совести был громче голоса разума.

- Кажется, сейчас голос совести несколько поутих. Во всяком случае, позволил ему совершить несколько прямых обманов.

- Я не знаю, о каких обманах вы говорите, кроме того, что Верити живёт со мной. И эта была ложь ей во благо, потому что было бы очень неловко раскрывать, где и как она живёт. Люди бы взъярились, узнав, что молодая незамужняя девушка путешествует по другим странам одна – даже, если бы поверили, что она одна, что крайне маловероятно. Вот, что я скажу – все слова Квентина, что не была правдивыми, были вызваны братской любовью и верностью. Верити – трещина в его броне. Его совесть – воск в её руках.

- Он сказал мне, что сделает для неё все, что угодно, если она того захочет, и наоборот.

Тиббс улыбнулся.

- Это правда. И это скверные условия для Квентина, потому что он никогда бы не попросил ничего низкого или опасного для Верити, а она не столь разборчива. Я не хочу сказать, что она порочна или эгоистична – она не будет просить его красть ожерелья или тому подобное. Но если ей в голову придёт, что какой-то поступок будет правильным – даже если никто ни на Земле, ни на небе не согласится в этом с ней – она сделает это и, если нужно, позовёт Квентина на помощь.

- Возможно, она решила, что будет правильно убить Александра Фолькленда. Брат бы помог ей и в этом?

- Честно говоря – да. Я думаю, что помог бы. Но почему бы ей подумать такое? Она с ним даже не знакома.

- Как вы можете быть уверены? Вы же сказали, что не видели её с тех пор, как приехали сюда, то есть уже полтора года.

- Это верно. Но я говорил вам, что она живёт на континенте. А я знаю, что мистер Фолькленд в Англии – Квентин иногда упоминал его в письмах.

- Мне хотелось бы прочитать эти послания.

- Увы, мистер Кестрель, я не храню писем. Иногда они всплывают и преследуют своих авторов. Иметь письмо – всё равно, что держать в руках часть чужой жизни, а это нечестно. Так что я сжёг их.

Джулиан насмешливо улыбнулся. По крайней мере, увёртки Тиббса были забавными.

- Да, Фолькленд был Англии последние полтора года, но как вы можете ручаться, что Верити не приезжала в Англию в эти полтора года?

- Потому что её письма приходили со континентальными штемпелями.

- Факт, который не может ничего доказать или опровергнуть, потому что этих писем у вас нет.

- Увы, это так.

- Вы играете со мной, мистер Тиббс.

- С вами, мистер Кестрель? Я бы не посмел. Сейчас вы представляете величие Закона.

- Перед которым вы, как мне видится, не слишком трепещете.

- О, должно быть, я слишком долго вёл бродячую жизнь. Когда вы узнаете мир с моё, вы тоже станете циничным и всепрощающим. Вы думаете, что глупо всерьёз верить в то, что закон может заставить людей быть добродетельными, и сочувствуете беднягам, которых бичуют, сажают в тюрьмы и вешают просто потому что они несовершенны, как и все мы.

- Убийство – это не просто проявление несовершенства.

- Конечно, тут вы правы, – Тиббс слегка поклонился, подчёркивая своё согласие.

«Он верит хоть во что-то из того, что говорит? – гадал Джулиан. – Или просто развлекает меня, как соседних детишек?»

- Могу я спросить, чем вы занимались, когда жили за границей?

- Я был портным. И как знаток могу сказать вам, что вы превосходите то, что в газетах и на вывесках пишут о вашем великолепном вкусе.

Теперь бы черед Джулиана кланяться.

- Я польщён, мистер Тиббс. Могу я в ответ сказать, что мне не доводилось видеть портного, что мог бы сравниться с вами манерами и умом?

Тиббс снова поклонился – и тут Джулиана вновь укололо чувство узнавания. Где во имя всего святого, он мог прежде видеть этого человека?

- А, – сказал Тиббс, – но я готов поспорить, что вы не встречали и портного, что годами жил на континенте, не сумев при этом развить свой ум и манеры.

- Вы должно быть, достигли больших успехов, если ушли на покой так рано и в таких удобных обстоятельствах.

- Должен признаваться, я и правда неплохо справился. Но кроме того я бы опекуном двух детей с шести лет, которым их отец оставил кругленькую сумму на содержание. Они никогда не нуждались в том, что могли дать их деньги или моя изобретательность.

- Почему вы забрали их за границу?

- Я всегда хотел путешествовать, – просто ответил Тиббс, – я никогда не был женат, не имел своей семьи – ничто не держало меня в Англии. У моих подопечных после смерти родителей тоже не было здесь родных. У нас не было причин не поехать в странствия.

- Куда вы уехали?

- Первые несколько лет приходилось убегать от войн. Большую часть времени мы провели в Швейцарии. Но после Ватерлоо стали ездить повсюду – мы были во Франции, Италии, Австрии, в бассейне Рейна. Необычная жизнь для детей. Но я не думал, что традиционное английское воспитание было бы для них лучше. Я не хотел отправлять Квентина в обычную школу. Он слишком мягок – однокашники съели бы его живым. А Верити слишком умна и сильна волей, чтобы смирно сидеть и вышивать или расписывать каминные экраны. За границей не было миссис Гранди^[70], что погрозила бы нам пальчиком, и я мог дать им такое образование, какое хотел. У них был учитель, что путешествовал с нами. Верити училась тому же, что и Квентин – даже латыни и греческому. Она твёрдо решила посмеяться над теми, кто считает, что мёртвые языки слишком сложны для хрупких женских умов.