Поход семерых - Дубинин Антон - Страница 35
- Предыдущая
- 35/69
- Следующая
Лицо Аллена перекосилось. Из глаз его внезапно брызнули слезы – с такой силой, будто внутри прорвалась некая непрочная плотина.
– Да пошли вы все… Пошликдьяволу!* – бешено крикнул он и бросился прочь, закрыв руками лицо. Марк приподнялся было, чтобы бежать за ним, но Йосеф остановил его:
– Не нужно. Все в порядке… Я так думаю.
Все забыли про Гая, который так и не выпил за свой тост. А он все это время простоял молча, с кружкой на весу; теперь же, когда все замолчали, поднес ее к губам и торжественно отпил. Эстафету переняла Клара, которая выпила молча, но все поняли, что это было продолжением слов Гая. Молча отпил и Марк.
Йосеф взял у него импровизированную чашу, которая, однако, ни у кого не вызывала смеха, и поставил на землю. Некоторое время они посидели молча, а потом священник поднялся и пошел в лес.
Аллена он нашел по звукам рыданий. Тот лежал на сухой листве ничком и плакал, как будто у него разрывалось сердце. Наверное, примерно так оно и было на самом деле.
Йосеф присел рядом, потом положил ему здоровую руку на плечо. Аллен моментально затих и сел, глядя на священника пылающим взглядом.
– Ну как… ты решил, что будешь делать ради нас и своего брата? – тихо спросил Йосеф.
– Оставь меня в покое, – выговорил Аллен с ненавистью. – Ты ничего, ничего не знаешь… Не смей вообще о нем говорить!
В припадке ярости он стиснул правую кисть утешителя, лежащую на перевязи. Судорога перекосила лицо Йосефа, и он не сумел сдержать стон. И Аллен вдруг с небывалой ясностью понял, что только что сделал очень больно раненому человеку ненамного старше себя. Человеку, который пришел ему помочь.
– Прости… – прошептал он, будто пробуждаясь от сна, и отпустил руку друга. Перед ним сидел не просто некто, достойный ненависти за то, что он – не Роберт, за то, что жив он, а не Роберт. Это был совершенно определенный человек с другим именем, другой историей и своей болью, и этого человека Аллен любил. – Йосеф, прости. Со мною что-то сделалось… – Слезы вновь прилили к его глазам, но теперь они не мешали говорить, а просто текли бесконечным родником, растворяя в себе мир. – Я запутался и, похоже, чуть не спятил. Я не знаю, где меньшее зло, кажется, так и так мне быть предателем. Скажи ты, что мне делать, сам я не могу ничего понять…
– Ничего не делай, – тихо сказал Йосеф, притягивая его к себе и обнимая. Слезы Аллена почти сразу промочили ему рубашку на плече, и поза была довольно неудобная и болезненная, но священник не шелохнулся. – Просто оставайся с нами. Господь наш милостив, все будет хорошо.
В этот момент Йосеф стал для Аллена просто старшим, тем, к кому приходят в очень большой беде за утешением, и эта тонкая нить более не исчезла никогда. Он прижался лицом к плечу священника, чувствуя щекой, какой он худой, и весь затрясся от плача.
Они вернулись к поминальной трапезе, держась за руки. Аллен посмотрел на Йосефа вопросительно, тот кивнул. Аллен наклонился и взял «сиротку» обеими руками. Он тихо плакал и не скрывал этого.
– За… нас. За искателей. Пусть все будет хорошо.
Все, не сговариваясь, встали.
Гай достал что-то смятое из кармана куртки и протянул ему.
– Кажется, это твое. Я нашел в реке.
Аллен взял уже высохшую белую шелковую рубашку и долго смотрел на нее.
– Да, это мое. Спасибо, Странник.
Глава 10
Ночью Аллен внезапно написал стихи. Не то чтобы он собирался это делать – просто в приступе острой тоски вылез из палатки и в бледном свете летней ночи записал на бумажку то, что горело у него в голове. Наутро выяснилось, что оно было рифмованным.
С листком в руках он посидел у креста. В душе у него было пусто, как вчера, когда он нагим и потерянным вошел в ледяную реку. Голова слегка кружилась. «Прости, прости меня», – подумал он, а больше ему не нашлось что сказать.
Когда он залезал обратно в палатку, Йосеф, который, оказывается, не спал, шепотом спросил его, что случилось.
– Все хорошо, – так же шепотом ответил Аллен и почувствовал, что говорит вполне искренне. Он завернулся в спальник и вскоре ровно задышал.
Утром Клара не смогла встать. Из палатки ее под руки вывела Мария, посадила в тени. Клара слабо улыбнулась:
– Все нормально. Я просто устала. Посижу немножко – и пройдет…
Она приняла целую пригоршню каких-то таблеток и сидела с закрытыми глазами, привалясь к стволу. Лицо ее приобрело пепельный, сероватый оттенок. Мария смотрела на нее с острой тревогой. Перехватив ее взгляд, Гай потихоньку спросил, что происходит. Та не менее тихо ответила:
– Молись, чтобы только не случилось кровотечения. Может быть коллапс, это очень опасно… Действительно очень. Нас может стать еще меньше. Проклятие, – простонала она, внезапно теряя самообладание, – и ведь на тыщу километров никакого жилья! Проклятая я дура, почему, ну почему я ничего не могу сделать?!
Гай молча отошел, достал свою карту и начал ее пристально изучать.
За завтраком Йосеф, всмотревшись в сероватую бледность Клары и в неподвижный взгляд Аллена, устремленный на могильный крест, неожиданно сказал, устанавливая миску на коленях:
– Помнишь, ты как-то спрашивал, почему я стал священником?.. Я могу рассказать… если всем интересно.
Аллен чуть не подавился рисом. Мария расплескала чай, Марк уставился на Йосефа, как Валаам на свою заговорившую ослицу. Даже безучастная Клара открыла глаза и вздрогнула. Йосефсобралсярассказатьосебе .
– Я жил у тетушки, она была старая и одинокая и не могла меня отдать в хорошую платную школу. Так уж сложилось. Вот я и учился в изряднейшей дыре – в благотворительной школе для сирот и многосемейных. Сирот там в самом деле собралось много – и мальчишек, и девочек, школа-то общая. Ну и… большинство детей там были злыми. Не по природе, а от горя и одиночества, конечно; но получилось так, что маленькая «верхушка» – банда такая, скажу откровенно – всю школу терроризировала. Слабых мучили, деньги отбирали, били просто так, для развлечения… Я думаю, вы понимаете, о чем я. Почти в каждой школе есть такие люди – один-два точно найдется, – которым нравится унижать других.
- Предыдущая
- 35/69
- Следующая