Тайна оранжевого саквояжа - Дубчак Анна Васильевна - Страница 19
- Предыдущая
- 19/29
- Следующая
— Маша, пойди посмотри, кажется, она очнулась. Лежит, смотрит в потолок и не разговаривает со мной. Думаю, что ей необходимо увидеть родное лицо…
Маша не поверила своим ушам.
— Очнулась? А где же врачиха?
— Она пошла встречать машину.
И Маша побежала в дом. Разулась, оставив резиновые калоши с налипшими на них комьями влажной земли на веранде, и осторожно, с бьющимся сердцем, вошла в спальню, где на диване, обложенная грелками и одеялами, лежала Лариса. Волосы на ее мокром лбу были влажные и змеились вокруг порозовевшего лица.
— Лариса, это я… — и Маша бросилась к ней и уткнулась лицом в ее горячую, свисавшую с края постели, как плеть, руку.
Лариса повернула голову и, встретившись взглядом с Машей, широко раскрыла глаза. Брови ее в удивлении взлетели вверх, а рот открылся…
— Не бойтесь, вы среди друзей, — плакала Маша, гладя Ларису по голове, как маленькую. — Вы узнали меня? Я — Маша!
— Ма-а-ш-ша… — Лариса закашлялась, и Марта, которая к этому времени вошла в комнату, дала ей воды. — Машенька…
— Вы хотя бы что-нибудь помните?
Но Лариса не успела ответить, потому что послышались какие-то незнакомые голоса, шум. Марта выбежала из комнаты, а вернулась уже в сопровождении людей в белых халатах, которые установили рядом с больной капельницу и, проинструктировав хозяйку, каким образом ею пользоваться и в каких пропорциях смешивать препараты, уехали, забрав с собой и докторшу. «Раз так, значит, с Ларисой ничего серьезного…», — подумала Маша.
— Маша, где я? — спросила Лариса, морщась от боли, потому что в это самое время Марта поправляла ей трубку, ведущую к иголке, наполовину утонувшей в вене.
— Вы сами-то помните, где вы были и кто вас сюда привез? — спросила Марта. — Очень важно, чтобы вы сами что-то вспомнили.
— Я летела в самолете. С человеком, которого никогда прежде не видела… Вот он, его зовут Николай Петрович, — Лариса повернулась к Маше, — он сказал, что если я не поеду с ним в… Подождите, мне надо вспомнить, как называется этот город…
Марта, предупредив желание Маши произнести название города, приложила указательный палец к губам, мол, подожди, пусть она сама постарается вспомнить.
— Город на Волге, похоже на Астрахань или Самару… Саратов! Точно! Вспомнила. Он говорил, что мне непременно надо с ним лететь в Саратов, что там я встречусь со своим сыном…
И тут она испуганно замолчала. Откинулась на подушки и закрыла лицо свободной от капельницы рукой. «Господи…» — прошептала она, и из уголков глаз ее прямо на подушку скатилось несколько капель слез.
— У вас есть сын? — спросила пораженная Маша, до сих пор знавшая Ларису как человека одинокого и бездетного.
Лариса открыла глаза.
— Он, этот Николай Петрович, сказал, что если я не поеду с ним, то вам — вам, Маша, тебе и Никитке — будет плохо. Это я во всем виновата… Когда он стал преследовать меня и устроил настоящий погром в моей квартире, чтобы напугать меня по-настоящему, я сказала, что не могу лететь ни в какой Саратов, потому что должна присматривать за соседскими детьми, что я обещала вашим родителям… Разве могла я представить, что он воспользуется этим обстоятельством и именно вами начнет меня шантажировать…
Маше не понравилось, что Лариса ушла от ответа, на самом ли деле у нее есть ребенок, или этот Николай Петрович все напутал.
— Он ваш родственник? — спросила Марта.
— Нет, думаю, что у него фальшивые документы. Потому что я случайно увидела его паспорт, в котором он был как Ветров…
— Маша, я думаю, что Ларисе нужен сейчас покой. А еще врач сказал, что вам надо немного поесть. У меня на плите варится курица, через несколько минут будет готов бульон… Вы, Лариса, должны поесть. А потом, когда вам станет получше, вы нам расскажете, что же с вами случилось. Пойдем, Машенька, пусть она отдохнет и немного поспит…
Маша, так и не пришедшая в себя от новости, что у Ларисы, возможно, где-то есть ребенок, покорно вышла из комнаты.
— Можно, я вернусь в сад и продолжу поливать? — спросила она Марту.
— Не стоит. На улице похолодало и солнышко скрылось. Посиди со мной на кухне, поболтаем…
— Что-то наши мужчины затихли наверху.
— Думаю, что им есть о чем поговорить. Одна ваша история чего стоит. И как это вы решились на такое опасное и рискованное путешествие?! И тебе не страшно было?
— Да я и сама не знаю, — смутилась Маша. — Просто во мне сидит сразу несколько Маш, и все — разные. Одна Маша была в шоке от того, что я собралась куда-то там ехать, а другая считала, что если я не поеду, то потеряю полжизни… Понимаете, вот у вас, взрослых, жизнь интересная, насыщенная и зависит прежде всего от вас самих, а у нас, детей, все подчинено каким-то там условностям. Мы с Сергеем весь год мечтали о таком путешествии. Долгими зимними вечерами мы мечтали о том, что когда наступит лето, то обязательно воспользуемся отъездом родителей, чтобы пожить самостоятельно. Ведь что у нас за жизнь такая? Одна учеба и обязанности, и никаких прав. А мир не ограничивается стенами квартиры или школы. Вокруг так много интересного!
— Как я понимаю тебя… — немного грустно улыбнулась Марта, наливая в чашку горячий бульон и тихонько дуя на него. — Думаю, что через это прошли все взрослые… Но у вас есть преимущество.
— Какое?
— Вы не несете ответственности за многие серьезные вещи. Вы пока еще ограждены от них…
— Неправда! — с жаром воскликнула Маша. — У меня, к примеру, так вообще повышенное чувство ответственности, я даже устаю от него, и мне порой хочется быть чуть ли не преступницей, только чтобы немного побыть самой собой!..
— Значит, ты не такая, какой хочешь казаться.
— Это верно. Говорю же — во мне слишком много скопилось разных Маш, если бы вы только знали, как я от них устала. Хочется быть какой-нибудь одной, но не получается. — И тут Маша в порыве откровенности выдала: — Вообще-то я мечтаю стать актрисой. Как Лариса.
— А… Ну тогда все понятно. Думаю, что у тебя все получится. Ну что, пойдем, покормим нашу больную?
Лариса не спала. Она послушно выпила из рук Марты бульон, поблагодарила ее и, попросив дать ей носовой платок, вытерла слезы.
— Я бы хотела узнать, где я, — сказала она. — У меня что-то с памятью, и я никак не могу вспомнить, что со мной было после самолета. И как случилось, что я нахожусь в незнакомом доме?
Тот человек, которого вы называете Николаем Петровичем, — сказала Маша после того, как Марта кивком головы разрешила ей ответить на этот вопрос, — на самом деле никакой не Ветров. Настоящую фамилию его мы еще не выяснили, но зовут его Ефим Борисович…
В это время чашка выпала из рук Марты и разбилась.
— Как ты сказала, Ефим Борисович? — теперь уже спросила Марта. — Но почему вы мне раньше ничего не сказали?
Она казалась очень взволнованной.
— А вы что, знакомы с ним? — удивилась Маша. — Вы знаете его?
— Может быть… — загадочно ответила Марта. — Но как вам стало известно, что его зовут именно так?
— А разве Соломон не рассказал вам, что в то время, когда мы были в гостиничном номере, туда неожиданно пришла Альбина…
— Альбина?… — еще больше удивилась Марта. — Альбина Георгиевна?
— Точно, — развела руками Маша. — Но вы-то откуда ее знаете?
— Она работает воспитательницей в интернате, где раньше жил Мих… вернее, Соломон… Пренеприятная особа, надо сказать.
— Мы поняли это, когда Соломон набросился на нее и сорвал с ее шеи свой медальон. А он действительно его?
— А ты думаешь, что он обманывает вас? Да на Соломона вы можете положиться, как на себя, — успокоила ее Марта. — Это хороший мальчик, хотя и позволяет себе иногда странные вещи…
— Вы имеете в виду его побег из интерната и тому подобное?
Но Марта ничего не ответила. Она смотрела на лежащую Ларису и думала о чем-то своем.
— Лариса, — наконец сказала она, — вы можете говорить?
— Да, могу…
— Тогда не могли бы вы вспомнить, когда вы в первый раз увидели человека, которого Маша назвала Ефимом Борисовичем?
- Предыдущая
- 19/29
- Следующая