Чумные ночи - Памук Орхан - Страница 1

Orhan Pamuk

VEBA GECELERI

Copyright © 2021, Orhan Pamuk

All rights reserved

Серия «Большой роман»

Перевод с турецкого Михаила Шарова

Оформление обложки Вадима Пожидаева

Издание подготовлено при участии издательства «Азбука».

© М. С. Шаров, перевод, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021

Издательство ИНОСТРАНКА®

Эта книга – исторический роман, но одновременно и написанное в форме романа историческое исследование. Повествуя о самых тревожных и насыщенных событиями шести месяцах, которые когда-либо случалось переживать жителям острова Мингер, этой жемчужины Восточного Средиземноморья, я присовокупила к рассказу и некоторые сведения об истории моей родины, которую я так люблю.

Я занималась исследованием эпидемии чумы 1901 года и в какой-то момент почувствовала, что, для того чтобы понять мотивы поступков некоторых людей в тот короткий, но полный драматических событий период, сухой исторической науки недостаточно – необходимо воспользоваться средствами художественной литературы. Так я и сделала – попыталась соединить историю с литературой.

Но пусть читатель не думает, будто к работе меня подвигли мысли о высокой литературе. Началось все с того, что в руки мои попали письма – письма, настолько замечательные, что мной овладело желание написать о них. Мне поручили подготовить к печати и прокомментировать 113 писем Пакизе-султан, третьей дочери Мурада V[2], отправленных ею в 1901–1913 годах старшей сестре Хатидже-султан. Роман, к чтению которого вы приступаете, изначально замышлялся как предисловие научного редактора.

Предисловие разрасталось, наполнялось подробностями, почерпнутыми мною за время моих штудий, и в конце концов превратилось в книгу, которую вы держите в руках. Должна признаться, что прежде всего я была очарована личностью милой и необычайно чувствительной Пакизе-султан, ее стилем и умом. Она обладала столь редким – как среди историков, так и среди романистов – талантом рассказчика, интересом к подробностям и желанием поделиться с читателем тем, что знает и чувствует. Я провела немало лет, изучая в английских и французских архивах донесения консулов, работавших в портовых городах Османской империи, написала на этом материале докторскую диссертацию и несколько монографий. Ни один из этих людей не передал схожие события, дни чумы или холеры, с такой глубиной и блеском, как это сделала Пакизе-султан; ни в одном из их донесений не чувствуется столь явственно атмосфера османского порта, заставляя читателя узреть воочию краски восточного базара, услышать крики чаек и скрип тележных колес. Должно быть, именно полный жизни рассказ дочери султана, удивительно восприимчивой к людям, явлениям и событиям, навел меня на мысль превратить предисловие в роман.

Читая ее письма, я задавалась вопросом: не потому ли Пакизе-султан описала события ярче и подробнее всех историков и иностранных консулов, что была женщиной? Не будем забывать, что в дни чумы она почти не выходила из своей комнаты в гостевых покоях резиденции губернатора и о происходящем в городе знала из рассказов мужа-доктора. Пакизе-султан не только воссоздала в письмах мир мужчин, политиков, чиновников и врачей, но и смогла представить себя на их месте. Вот и я, работая над своим романом-хроникой, старалась воскресить для читателя этот мир. Разумеется, быть такой же открытой, яркой и жадной до жизни, как Пакизе-султан, очень непросто.

Замечательные ее послания, которые, будучи опубликованы, составят том не менее чем в шестьсот страниц, увлекли меня, конечно, и потому еще, что сама я провела детство на острове Мингер. Девочкой я встречала имя Пакизе-султан в школьных учебниках, газетных статьях и горячо любимых еженедельных журналах для детей («Наш остров» и «Увлекательная история»), где печатались героические сказки и комиксы, и чувствовала к ней какое-то особенное расположение. И если многим Мингер представляется таинственным островом из сказок и легенд, то для меня таким же сказочным ореолом всегда была окружена Пакизе-султан. И когда в руки мои неожиданно попали ее письма, открыв мне повседневные заботы и подлинные чувства моей сказочной героини, я была очарована силой ее личности и искренностью. Добравшись до конца книги, терпеливый читатель увидит, что мне суждено было познакомиться с ней и по-настоящему.

В реальности мира из писем я уверилась, еще когда работала в стамбульских, мингерских, английских архивах, читала документы и мемуары того времени. Однако, взявшись за написание исторического романа, я не могла отделаться от ощущения, что порой отождествляю себя с Пакизе-султан и словно бы рассказываю историю своей собственной жизни.

Мастерство писателя определяется тем, насколько он способен рассказывать о пережитом как о случившемся с кем-то другим, а чужой опыт описывать как собственный. Поэтому мне легко было поверить, что, представляя себя дочерью султана, я поступаю так, как положено писателю. Куда сложнее было представить себя на месте облеченных властью мужчин, пашей и врачей, руководивших борьбой с эпидемией.

Поскольку роман и формой своей, и духом похож скорее на историю, в которой действует множество людей, нежели на рассказ об одном человеке, происходящие в нем события должны быть показаны с самых разных точек зрения. С другой стороны, великий романист Генри Джеймс, в котором женского было больше, чем во всех других писателях, полагал – и я с ним согласна, – что для пущей убедительности все события во всех их подробностях читатель должен видеть глазами одного героя.

Однако я писала не просто роман, но роман-исследование и потому частенько не то что не следовала этому правилу, а шла вопреки ему. То в самых драматических местах принималась знакомить читателя с цифрами, историческими фактами и сведениями. То, описывая сложные переживания одного героя, перескакивала на мысли другого, о которых первый не знал и знать не мог. А то пускалась в рассуждения о том, будто свергнутый с трона султан Абдул-Азиз[3], по убеждению многих, покончил жизнь самоубийством, хотя нисколько не сомневаюсь, что это было убийство. Словом, я старалась взглянуть на яркий мир, изображенный в письмах Пакизе-султан, глазами некоторых других его обитателей, чтобы придать книге исторической объективности.