Хочу с тобой (СИ) - Вечная Ольга - Страница 45

Новости почитала, с сестрой пообщалась — настроение испортилось, буквально в ноль упало. Отчим с мамой постоянно ругаются, Варя из дома уходит и часами сидит на лавочке с Яшкой, лишь бы скандалы не слушать. Ничего нового.

Старый пес сестру охранять пытается, милый такой. Самое лучшее, что было в доме Хоментовского.

Варя фотографию Яшки прислала, я и расплакалась. Это нестабильное состояние начинает на нервы действовать, не помню, чтобы раньше была нюней. Не хватает мне сестры, Яшки, мамы. Даже по воскресным походам в церковь тоскую. Сейчас всё не так, всё иначе.

Что ж. Если поднажмем, ближе к ночи въедем в Омск. Непросто всё это, непросто.

Некоторое время я сижу в ванной, а потом возвращаюсь в номер, забираюсь в кресло. Решаю немного подкраситься, а то бледная. Скоро Данил проснется, придется ехать дальше.

Неначатая бутылка вина так и стоит на тумбочке. Я отказалась пить, Данил в одиночестве тоже не стал. Мы поболтали немного. Посмотрели фильм. А потом, в какой-то момент вдруг поцеловались.

Я смотрю на его расслабленное лицо, и холодок по коже прокатывается, клянусь. Удивительно. Такая сильная реакция на другого человека. Просто смотришь на него, а внутри всё трепещет, во рту пересыхает. Или наоборот, столько слюны, словно съесть его хочется. Всего хочется. Близко-близко. Прижаться, раствориться, расслабиться.

Данил целовал меня вчера иначе. Не жадно хватал, словно дорвавшийся до добычи голодный зверь. Он был почти нежным. Насколько это только возможно для мужчины его склада.

Он целовал меня с языком. В его объятиях было хорошо. Забывалось обо всём на свете. Как и всегда с ним, в общем-то.

Данил хотел сильно, — я заметила твердость в паху — но не спешил. Я была не просто девочкой, с которой он проводит время. Я была для него... особенной? Той, которую нужно пробовать не спеша. Той, которую страшно испугать.

Мне вдруг показалось, что мы строим нечто хрупкое. Настолько прекрасное, но при этом невесомое, что резкого выдоха хватит, чтобы разрушить.

Я отстранилась. Он встал и пошел в душ. Когда же я, освежившись следом, вернулась в комнату, Данил спал, отвернувшись к стенке. Десять-двенадцать часов за рулем, конечно, выматывают, тут ничего не скажешь.

Я укрыла его одеялом. Потом подлезла под бочок, но мужчина мечты вновь превратился в противного Колхозника. Отстранил меня и велел не трогать попусту. «Попусту», ха!

После чего отрубился.

И вот я сижу в этом обшарпанном синем кресле дешевого, но чистого номера, чувствую раздрай в душе и страх от размытости будущего. Смотрю на своего спутника и улыбаюсь. Луч света пробивается в щель между плотными шторами. От нечего делать, я ловлю его зеркальцем и пускаю солнечного зайчика.

Сначала по стенам, затем по кровати. По одеялу. Направляю на сомкнутые губы Данила, которые вчера целовала, лизала, прикусывала. На его небритые щеки, на закрытые глаза.

Даня морщится! Я улыбаюсь и отвожу зеркальце. Затем навожу снова. И снова. Пока он не просыпается.

Присаживается на кровати, смотрит на меня сонно.

— Всё будет хорошо? — спрашиваю я.

— Конечно, — отвечает, не растерявшись.

Я спрыгиваю с кресла и галопом несусь к нему. Забираюсь на колени, обнимаю и целую в щеки. В ответ он обнимает меня крепко-крепко.

Не представляю, как бы со всем этим справилась одна! Просто не представляю!

В Омск мы приезжаем совсем поздно. Много раз останавливаемся в дороге: Данилу названивает начальство с хутора. Каждый раз он выходит из машины и подолгу разговаривает, иногда на повышенных тонах. Как бы не уволил его Новый Кулак за это приключение! Тем более на хозяйской машине.

Миронов, конечно, разрешил. Но мог ведь и передумать.

Данил мрачный, но каждый раз заверяет, что всё в порядке. Бытовые проблемы, решаются.

Ночевать в машине не хочется, поэтому мы гоним до последнего. Я засыпаю где-то в десять, Данил будит в половину первого.

— Приехали, Мариш, — говорит негромко. — Я сейчас номера забронирую и приду за тобой.

— Нет! — дергаюсь я. — В жизни не останусь в этом городе ночевать одна! Бронируй двухместный номер.

— Ладно.

В фойе я успеваю задремать на диванчике, пока Данил оформляется. После чего мы заваливаемся в номер, раздеваемся, ложимся на кровать и вырубаемся.

Просыпаемся около восьми. Молчим. Я долго копаюсь, собираясь. Укладываю волосы, подкрашиваю глаза, наношу румяна. Надеваю белое, самое красивое платье. Данил ждет молча, не торопит.

Наскоро завтракаем. То и дело замечаю на себе его вопросительные взгляды. На все вопросы об отце я отвечала до этого одной фразой: «У меня есть адрес. Дядя Саша дал».

Но кажется, пришло время рассказать больше. Мы садимся в «Лексус», Данил смотрит на руль. Потом произносит:

— Всё будет хорошо.

— Я помню, ты тут.

— Ага. Давай свой заветный адрес. Раз уж мы не звонили и не предупреждали о своем визите, будем устраивать сюрприз и готовиться ко всему. Мне не привыкать шокировать народ своим внезапным появлением, — усмехается он.

Я мешкаю, потому что шокировать придется именно Данила. Потом протягиваю ему телефон с адресом. Он смотрит на экран, на меня, снова на экран. Подбадривающая улыбка сходит с его лица, Данил мрачнеет.

Мое бедное сердце вновь ускоряется. Хорошо, что оно молодое, иначе бы точно не выдержало перегрузок. Данил хмурится.

Потом коротко кивает. Забивает адрес в навигатор. Машина трогается.

Музыку мы не включаем. В этот раз в машине тихо. Данил ведет «Лексус», я рассматриваю виды за окном. Только начало сентября, а в Омске уже вовсю правит осень. Деревья почти голые, улицы серые. Мне не нравится этот город, но не из-за климата, разумеется. Он мне никогда не нравился. Заочно.

— Почему не сказала сразу? — нарушает молчание Данил примерно через час.

— Ты бы тогда не повез меня. Посмеялся, зачем тащиться через всю страну ради... — Замолкаю.

— Не посмеялся бы, — отвечает он серьезно. И я чувствую взрыв тепла внутри.

Кладу руку на его ладонь, Данил ее крепко сжимает.

Через десять минут мы останавливаемся напротив кладбища.

— Его судили, — говорю я. — Судили за какие-то махинации, и у него случился сердечный приступ. Я не верила, когда мама сказала. Она на него будто... обиделась за это. И казалось, что она лжет. Я позвонила дяде Саше, но он сдал меня тут же. И мама запретила искать информацию об отце. Запретила даже его имя произносить! Она говорила, что он нас предал. Ввязался в какую-то авантюру, и... он лишил нас всего.

— Если хочешь, можем приехать сюда завтра.

— Нет, идем. Я же настроилась. Нарядилась вот. — Оглядываю себя. — Вдруг он смотрит сверху? Вдруг не знает, какой я выросла, и ему интересно. Тут на карте дядя Саша отметил место. Он приезжал на похороны.

Данил смотрит карту, кивает. Ведет меня минут двадцать по тропинкам. Хорошо, что он понимает в этих стрелочках, потому что я плутала бы неделю, не меньше.

— Здесь, — говорит, останавливаясь перед заросшей площадкой.

Я вглядываюсь в табличку на покосившемся кресте и киваю. А потом улыбаюсь сквозь слёзы и произношу:

— Привет, пап. Папочка. Я тебя нашла. Мы с Варей... очень скучали.

Глава 42

— Ты знаешь, что волшебник?

Я вишу на Даниле, обняв его сзади покрепче за шею. Он опирается на лопату и смотрит на результат труда. За полдня мы убрали всю сухую траву, выкорчевали сорняки, выровняли землю, которая почему-то была буграми. Покрасили оградку. Приятно посмотреть стало!

Данил молчит, но я откуда-то точно знаю, что глаза закатывает.

— Ну ладно, не волшебник. Истинный колхозник! Лопатой махать умеешь отлично, — добавляю. — Лучше всех! А работяг я в своей жизни повидала.

— Ты как ляпнешь, — иронизирует он. — Попробуй было догадаться, что целка. — Э! Я вообще не об этом! — возмущаюсь, рассмеявшись. Потом спохватываюсь и округляю глаза: — Не на могиле моего отца! Ты бесстыжий! Господи, какой ты мерзкий! Фу!