Научи меня всему (СИ) - "Cold February" - Страница 41

— Посмотри в колодец, дитя.

Не то чтобы это было странно… но все происходит настолько стремительно и в какой-то ненормальной спешке, без каких-либо объяснений, что кажется: единственное, чего норны хотят на самом деле, — это поскорее избавиться от царевны асов. Никакого трепета от встречи с великими хранительницами Судьбы не происходит. Сигюн усмехается про себя, послушно следуя указаниям Той, Что Есть. Она ожидает чего-то. Но ничего не происходит… Ничего, пока ее вторую руку не обхватывают пальцы третьей норны. Скульд шепчет ей, оторвавшей взор от кипящей воды:

— Не отвлекайся.

«Было бы от чего…» — мысленно хмыкает Сигюн. Но тут же себя затыкает.

Ее обдает жаром кипящей воды, так что приходится прикрыть глаза. А когда она их открывает, хочется провалиться на месте. Потому что в каждом бурлящем и быстро исчезающем пузырьке отражается часть ее жизни. Сигюн внутренне цепенеет, понимая, что все ее страхи, сокровенные тайны и желания сейчас просматриваются тремя верховными богинями. И Локи… он тоже там есть. В большинстве пузырьков. Остается утешать себя тем, что колодец слишком глубок, и родителям в нем просто ничего не может быть видно. Но… но он… Он же должен был знать, что так будет… Нет. Он именно знал, что так будет.

«У меня плохое предчувствие».

Едва слышимый шепот норн выводит Сигюн из онемения, поднимая волоски дыбом:

— Вер…

— …но…

— …сть.

Она со сжавшимся сердцем поднимает голову. Изумрудные глаза встречают ее дрожащий взгляд с посланием, которое с позавчерашней ссоры содержат в себе. Посланием, ставящим их двоих на край обрыва. Посланием, которое Сигюн сейчас усердно старается не читать:

«Мы знаем, милая. Ты и я. Мы знаем правду».

— Так что? — спрашивает Тор, нахмурившись.

— Богиня Верности, — радостно оглашает Верданди.

— Верности? — переспрашивает Тор.

Дочь поднимает на отца глаза с каким-то неведомым ранее страхом. Он уточняет:

— Верности чему?

Чему его дочь может быть так самозабвенно верна, что это встало в ее сан как богини?

— Кому, — глухо отвечает Сиф.

Сигюн дергано переводит взгляд на осуждающий материнский. Она застывает. К горлу подступает накатывающая истерика. Сигюн с какой-то надеждой рывком возвращается глазами к Локи. Но натыкается лишь на пустое место.

========== Часть 17 ==========

Сигюн запоминает произошедшее смутно и неясно. Все плывет и вертится так быстро, точно резко начинают листать книжку-картинку. У ее родителей завязывается громкий спор, в котором Сиф таки доносит до Тора, что нет: «верность» в понятии их дочери никак не относится к верности Асгарду. И нет: ее «верность» Локи выходит далеко за пределы отношений «патрон-протеже». Иначе почему он, в конце концов, сбежал?! Сигюн просто закрывает уши руками. Она шепчет срывающимся в истерику голосом сквозь слезы, чтобы они все это прекратили. Но, кажется, ее слышат только норны. Которых ругань Асгардской четы изрядно так раздражает.

— Ожидание не лучший выход, — шепчет Скульд у Сигюн под ухом.

Урд недовольно вздыхает, и спустя секунду асов резко выталкивает из пространства храма на пустошь Нифльхейма. Калейдоскоп сменяет очередную картинку, оставляя на этот раз царскую семью в гордом одиночестве мертвого мира. В тишине. В раздоре. Сигюн упирает глаза в иссохшую землю. Медленно отлепляет от ушей ладони и опускает вдоль туловища. Судорожно сжимает пальцами ткань нарядного платья. Она физически ощущает на себе прямой взгляд родителей. Немой. Раздосадованный. Преданный. Точно они оба видят свою дочь в первый раз. Молчание давит не хуже молота, опустившегося на наковальню. Ведь разделяющего кинжала между ними, смягчавшего боль, сейчас нет. И весь груз вины за обман всплывает сейчас на поверхность.

Никто из них не хочет первым начинать разговор. Страх. Ими всеми правит сейчас страх подтвердить свои опасения. Сигюн — что родители в ней разочарованы. Сиф — что она не смогла уберечь свою дочь. Тор — что оказался ужасным отцом и супругом, не внимающим словам жены. Брат — что вновь оказался обманут братом.

Но по иронии именно Тор зарывает пятерню в длинные волосы и прочищает горло. Именно Тор задает дочери главный вопрос:

— Я спрошу прямо… — по его голосу ясно, что он колеблется и неуверен. Хотя и понимает, что все факты, увы, на лицо. — Сигюн, в каких вы отношениях с Локи?

— Я… — язык не поворачивается произнести два из трех судьбоносных слова. Но для того, чтобы понять, что именно таит в себе дочь, не нужно быть мудрецом.

Тор сжимает и разжимает кулаки. Бегло заглядывает через плечо на отвернувшуюся Сиф, прикрывающую рот ладонью. Всегда сильную и гордую Сиф, что сейчас успешно скрывает рыдания. Он сводит челюсти и делает сиплый самоуспокаивающий выдох. Не повезло ему с братом… Тор подходит к дочери и заключает ее в стальные объятия. Прижимает за голову к широкой груди и оставляет на оцепеневшей макушке отеческий поцелуй.

Он говорит:

— Это ничего… — во всегда твердом тоне сейчас нерешительность. — От Локи стоило ожидать подобной выходки. Твоя мама была права, когда говорила, что нужно было тебя от него ограждать.

Какой выходки?.. Сигюн слабо отстраняется и все еще с опущенными глазами вертит рыжей копной из стороны в сторону. Он совсем ничего не понял! Нет…

Нет. Нет. Нет.

— Вернемся домой. Хеймдалль! — Тор широко запрокидывает голову вверх с громким криком: — Забери нас!

***

Это все похоже на кошмар, от которого никак не получается проснуться.

Сигюн вышагивает ряд бесконечностей по передней своих покоев. Даже не пытаясь зайти вглубь. Так и мечется перед дверьми в коридор. Ее буквально сюда втаскивает стража по приказу родителей, которым надоедает слушать прорезавшийся голос дочери после прибытия на родную планету. Все ее попытки оправдать деяния Локи оказываются бесполезными. Ее просто никто не хочет слушать. Никто не хочет брать ее слова в расчет. В глазах Тора и Сиф их дочь — подло обманутая бедная девочка, попавшаяся в одну из сетей Бога Коварства.

Вот только это не так.

Сигюн точно знает, что это не так…

Она останавливается. Пальцы с раздражением вытирают проступившие слезы.

Хуже всего, что она не уверена. Из-за его побега она не уверена. Останься Локи в храме норн и прими разоблачение как факт, все было бы проще. Их конфликт с ее родителями был бы проще. Но Локи не был бы Локи, если бы остался. Это в его природе. В его сути. Сбегать. Укрываться. Чтобы строить новые и новые коварные планы. Но даже от осознания этого на сердце не делается менее больно. Острая игла сомнения прорывает хрупкую оболочку.

Фрейя была права: их не примут. Локи был прав: пути назад нет.

Сигюн падает на софу и опускает голову себе на руки. Она всего лишь полюбила… А сделала этим своим близким так больно. Ее близкие сделали ей больно. В горле застывает рвущийся крик. Какой-то болезненный замкнутый круг… Из которого не выпутаться в одиночку. Сигюн бессильна. Да. Тошнотворнее всегоей именно из-за того, что она бессильна. У нее нет ни права голоса. Ни веса своего слова. Ни власти. Ни признания. Она всего-то р е б е н о к.

Сигюн вздрагивает и резко поднимает голову, когда двери покоев растворяются. Ее мать заходит в переднюю, жестом прося стражу снаружи все так же никого не впускать. Сигюн вскакивает с места, разъедаемая желанием оправдаться.

— Мама, я!..

— Как давно? — холодно интересуется Сиф.

Сигюн замирает на полуслове. В глазах матери она видит не что иное, как усталость и полное разочарование. Разочарование, на самом деле относящееся ни разу не к ней. А к самой себе. Только вот Сигюн воспринимает его на свой счет. И горестно поджимает губы. А Сиф, между тем, продолжает:

— Как давно все это продолжается?

— С того дня, как я сбежала, а вы не могли меня найти, — глухо отвечает Сигюн, устремляя взгляд в пол. — Меня нашел Локи. И я призналась ему.

— И… — Сиф пересиливает свое нежелание знать эту правду, — и как далеко у вас все зашло?