Инцел на службе демоницы 3: В аду любят погорячее (СИ) - Блум М. - Страница 32

На сцене, не вертясь и не красуясь, с напряженным видом стояла Лера, словно ее зажало невидимыми тисками, и вымученно улыбалась. Судя по ее настрою, не один я догадался, что оказаться последней здесь все равно что попасть на позицию списанного товара. Решив не искать новое место, я встал там же, откуда наблюдал за происходящим в начале вечера.

— Дебютный альбом стал платиновым. На счету всего три альбома, — бесстрастно перечислял парень на сцене. — В перспективах новый альбом и несколько коллабораций, крупный рекламный контракт и международное турне…

— А это не слишком? — протянул один из ангелов по соседству. — В их-то ситуации?

— Ну это ж Люци, — ухмыльнулся другой. — Эта стерва даже позориться будет до последнего!

Я поморщился — а я и забыл про этих комментаторов. Лера на сцене глубоко вдохнула, будто пытаясь зачерпнуть побольше воздуха напоследок.

— Лот установил сорок процентов возврата. Напоминаю, — добавил распорядитель, — у желающих вложиться будет только одна минута.

— Хороший процент, — заметил рядом первый ангел.

— Еще одно доказательство, что они в отчаянии, — цинично бросил второй. — Сейчас в нее вложится только дурак. Хотя уж пара-то дураков всегда найдется…

Над сценой загорелось табло, и в левом окошке побежало время. Прошла одна секунда, две, три — а в правом окошке до сих пор светился ноль. Пять, шесть, семь — и по-прежнему ничего. Выдохнув, Лера нервно вскинула глаза и тут же уставилась себе под ноги, сжав кулаки и перестав улыбаться.

“00:47”, “00:46”, “00:45”… Этот горящий ноль словно гипнотизировал толпу, и никто не спешил его разбавить. Ни тысячей, ни сотней, ни десятком — ни даже хотя бы одной-единственной единицей. Где-то на двадцатой секунде от начала раздался грозный стук каблуков, и на сцену взбежала Люци.

— Семьдесят! — отобрав микрофон у растерявшегося парня, выдала она. — Семьдесят процентов возврата!

Не поднимая глаз, Лера еще сильнее стиснула кулаки. Выкрик демоницы растаял в тишине зала, ничего не изменив. В светящемся окошке по-прежнему был ноль, и только время безжалостно убывало на таймере. Люци сжала микрофон так, словно готова была переломить.

— Надо же, — фыркнул рядом второй ангел, — Демон Гордыни совсем потеряла гордость!

— Без благословения ее фамильяру конец, — бесстрастно-равнодушно, будто говорил о растворении сахара в чае, отозвался его сосед.

— Еще бы! Люци ж ее лично сожрет! Даже забавно будет посмотреть…

Забавно?! Я резко развернулся. Вы же ангелы, вы же, суки, должны быть добрыми!

— Так может, поощрить ее? — мрачно бросил я.

Оба изумленно вскинули брови, глядя на меня как на таракана, который внезапно вылез на стол и попросил его покормить. Затем соскользнув с моего лица, сразу две пары холодных глаз замерли на скалящемся анимешном чертике.

— Конечно, понимаю, — поморщился второй ангел, — что эта игрушка делает тебя борзым, но права слова не дает…

— И что вы с этим сделаете? — с нажимом спросил я.

— Тут не место для споров, — вмешался первый. — Все решения принимаются только там, — он показал на сцену.

Тон звучал настолько категорично, будто я въехал в глухую стену, и сколько бы ни продолжал, все мои слова просто проглотит бетон. На табло в левом окошке таймер отсчитывал последние десять секунд, а в правом — до сих пор был ноль. Люци с напряженным лицом гипнотизировала несменяющуюся цифру, а Лера по-прежнему смотрела себе под ноги и, судя по виду, до боли сжимала кулаки. Гости вокруг начали ухмыляться, понимая, каким будет исход.

Хмурясь, я затолкал руку в карман. Пальцы внезапно коснулись холодного круглешка, и, озадаченный, я вытащил золотую старинную монету с причудливым узором, одинаковым с обеих сторон — везде была решка. Эту монету, забыто хранившуюся в кармане костюма, мне еще на Белом балу дал Сэл, намекая с ним не спорить. Вот и у рая точно такие же методы: спор с ними всегда окажется для тебя невыигрышным.

— Время истекло, — сообщил парень на сцене, забрав микрофон у застывшей Люци. — Ноль единиц благословения.

На табло теперь светились только ноли: обнулившийся таймер слева и издевательский ноль справа. Лера зажмурилась, не в силах смотреть, не веря, что результат оказался настолько плохим — настолько унизительным. По толпе, как эпидемия, пронеслась целая волна еле сдерживаемых довольных смешков. Гневно прищурившись, Люци оглядела зал с выражением, что хочет кого-нибудь немедленно убить. А кого ей убивать?

— Пойдем! — она весьма неласково толкнула Леру в плечо.

Не кланяясь, та послушно побрела к ступеням. Сердито подталкивая ее в спину, Люци сошла со сцены следом за ней.

— Торги на сегодня закончены, — деловито подытожил распорядитель. — Благодарим всех за участие. Всем удачи в делах и процветания.

Табло равнодушно погасло, делая то, что сказали эти двое рядом со мной абсолютным. Проси не проси — благословения Лере все равно не дадут, вне зависимости от ее способностей и достижений. Потому что они так решили — и на все остальное им плевать. Так работает рай. Монетка с силой впилась в ладонь, а чертик на груди хищно оскалился, напоминая о чем-то очень важном. Действительно — зачем просить, если можно требовать?

Затолкав монету в карман, я торопливо нырнул в толпу и взбежал на сцену, пока гости не успели разойтись. Без лишних слов я по примеру Люци выхватил у парня микрофон. Мами, стоявшая в первом ряду, зло сверкнула глазами. Ну что, как вы и посоветовали: я решил сделать хоть что-то полезное. Вскинув микрофон, я громко произнес на весь зал:

— Требую справедливости!

Глаза всех, кто были в зале, мгновенно уперлись в меня.

— Требую справедливости, — в абсолютной тишине повторил я. — Лера заслуживает куда больше благословения, чем многие из тех, в кого вы сегодня вложились!

Рядом послышался шорох — фамильяр Мами, проводивший торги, торопливо спустился со сцены, явно не желая разделять со мной взгляды толпы, которые с каждой секундой становились все раздраженнее. Одни гости хмурились, другие морщились.

— Ты дурак? — вдруг сердито спросила Би в моей голове. — Слезай со сцены!

Без особого труда я нашел ее глазами. Скрестив руки на груди, она стояла у стены в отдалении от всех остальных и мрачно смотрела на сцену.

— Не мешай, — мысленно ответил я, — мне здесь впервые весело!

Подмигнув ей, я обвел взглядом насупившуюся толпу. Казалось, сразу несколько сотен глаз пытались пробить мою голову насквозь и забраться в мысли. Да и плевать: мои мысли не отличались от слов.

— Вы дали “Миссии” миллион, — продолжил я уже вслух, — не слишком ли много доверия за одну песню? Такое можно поделить на десятерых!.. А автор пособия для начинающих шлюх получила двести пятьдесят тысяч. По-вашему, в это стоит вкладываться?

— Кто ты такой, — раздался из зала холодный голос, — чтобы критиковать решения рая?

Головы стали почтительно поворачиваться в сторону молодого мужчины в строгом костюме. Я узнал его сразу, потому что уже встречал на Белом балу. Либра — Ангел Равновесия — цепко и пристально изучал меня, будто решая, есть ли у меня право на собственное мнение.

— Миллион одним и ноль другим! — отчеканил я в микрофон. — Странное какое-то выходит равновесие. Перекошенное в удобную сторону. Если уж берете на себя право оценивать, так оценивайте по справедливости!

В зале вновь повисла тишина, густая настолько, что ею можно было склеивать мозги и запечатывать рты. Все сверлили меня глазами и высокомерно молчали — непробиваемые, уверенные в своей правоте, словно правда только одна и им принадлежит на нее эксклюзив, а со всеми остальными можно не считаться. Наверное, меня бы уже вынесли со сцены, не будь на мне этого значка. Однако он был — и, как символ чьей-то чужой неподвластной им силы, заставлял их меня слушать.

— Что молчите? — я чуть крепче сжал микрофон. — Или так не уверены в своей правоте?