Багровый прилив (СИ) - Сапожников Борис Владимирович - Страница 11

Эшли гнал эти воспоминания. Он хотел забыть об этом. А пуще того забыть о том, что было прежде этих событий, о мирной жизни до войны, о семье — да, в первую очередь о семье. О жене и сыне…

Когда эти воспоминания подступали, Эшли надолго задерживался в общей зале и молча пил, накачивался дешёвым вином. И как-то так получалось, что вместе с ним всегда пил и Кастельянос. Перепить бывшего солдата оказалось делом просто невыполнимым — всякий раз Эшли первым падал лицом на стол и весьма смутно помнил, как собутыльник несёт его наверх, причём без посторонней помощи. Просыпался Эшли всегда в постели, с дикой головной болью, однако воспоминания на какое-то время оставляли его.

— Зачем ты пьёшь со мной, пока я не упаду? — как-то раз всё же спросил Эшли. В тот вечер они с Кастельяносом приговорили три бутылки дешёвого креплёного вина, и в глазах рисколома всё слегка плыло. Судя по мутному взгляду серо-стальных глаз, Кастельянос также был слегка пьян, но по опыту Эшли знал — он может выпить ещё бочку такого вина, и состояние его с виду не сильно изменится.

— Они боятся нас, — ответил бывший солдат, понизив голос, чтобы его мог слышать только собеседник. — Все они, — указывать на притихших постояльцев не было надобности, Эшли и так понимал, о ком идёт речь. — Боятся и ненавидят. Мы нужны им во время войны — в мирное же время они предпочитают не замечать нас.

Тут Эшли не стал спорить — слишком уж хорошо был знаком с обывателями, и не только по роду службы. Он часто менял личины и общался с представителями всех слоёв валендийского общества, мало кто хорошо высказывался о солдатах. Обычно их считали слишком опасными, наглыми и ни к чему не приспособленными. За всеми этими словами скрывался страх — страх перед людьми, владеющими оружием и убивавшими. Ради короля и Родины лишавшими жизни врагов, но ставшими ненужными, когда враги закончились и наступил мир.

— Ты пьёшь, чтобы забыться, — продолжал Кастельянос, — чтобы уснуть без кошмаров. Мне это знакомо. Но ты засыпаешь прямо за столом, а это опасно. Они наберутся смелости, услышав твой храп, и придут. Срежут кошелёк, снимут обувь, вытащат подорожную, украдут шпагу. И вновь испугаются — ведь ты проснёшься. Тогда тебе перережут глотку, чтобы последствий не было. Логика трусов.

— Думаешь, я не почувствую, как кто-то режет у меня кошелёк или снимает обувь? — криво ухмыльнулся Эшли, представив себе эту картину.

— А что будет, когда почувствуешь?

Теперь воображаемая картина стала совсем не смешной, зато очень кровавой. Резня на постоялом дворе королевской почты никак не входила в планы Эшли, и он был благодарен Кастельяносу за сопровождение.

А на следующее утро после памятного разговора на их дилижанс напали разбойники.

Подобное не было редкостью на дорогах Валендии — слишком уж много в стране людей, владеющих оружием и не приспособленных ни к какому ремеслу, кроме войны. Именно из-за таких обыватели боялись Эшли и Кастельяноса, и все разговоры в их присутствии стихали, а люди предпочитали смотреть себе в тарелку или кружку. Все подспудно ждали, что вслед за Эшли и Кастельяносом войдут ещё с десяток таких же молодчиков в тёмной одежде и при шпагах. А после начнётся банальный грабёж, как правило, ещё и с насилием.

Нечто подобное и собирались учинить над почтовым дилижансом разбойники. Они напали на дилижанс на самом длинном перегоне, когда до постоялого двора пришлось ехать ночью. Они выбрали для нападения лучшее время — часы перед рассветом, когда сидевший рядом с кучером охранник, вооружённый отличным мейсенской работы мушкетом с колесцовым замком, потерял бдительность. Он слишком долго бодрствовал, и все силы его уходили на борьбу со сном. Тут даже самый тренированный человек, каким был охранник, не выдержит и начнёт клевать носом. Он не услышал звона тетивы, и умер, прежде чем понял, что случилось. Длинная стрела, выпущенная из мощного арбалета, пробила ему грудь и пришпилила к стенке кареты. Кучер рефлекторно натянул поводья, на что и был расчёт разбойников, и лошади с усталой рыси перешли на шаг, а после и вовсе остановились. Кучер потянулся к оружию охранника, но прежде чем пальцы его сомкнулись на прикладе мушкета, вторая стрела пронзила ему грудь. Он закашлялся и свалился с козел под ноги замершим лошадям. Будь животные посвежее, они бы, быть может, сорвались в неуправляемый галоп, понесли, испуганные запахом крови. Но лошади были слишком вымотаны длинной скачкой, на безумие у них попросту не осталось сил.

Главарь разбойников был хорошим командиром и не один пуд соли съел на воинской службе. Особенно хорошо он знал искусство герильи — малой войны, и теперь весьма удачно применял полученные знания. Одного только он не учёл, что в почтовом дилижансе, который он выбрал своей целью, окажутся рисколом и очень хороший солдат.

Эшли задремал ближе к утру — цель их долгого путешествия через полстраны была близка, и он позволил себе расслабиться. Но тут же проснулся, как только услышал подозрительный стук. Он ехал спиной к движению и не увидел наконечника стрелы, вышедшего из стенки кареты на четверть дюйма. За отлично разглядел, что Кастельянос левой рукой держит спрятанный под плащом пистолет. Никого больше в дилижансе не было, и Эшли возблагодарил за это Господа. Они с Кастельяносом понимали друг друга с полувзгляда, ведь оба — бывалые рубаки, давно обходящиеся без лишних слов на поле боя. А вот обыватели могли спутать все карты и очень сильно помешать им.

Карета остановилась через десяток ударов сердца. За это время Кастельянос пересел ближе к левой двери, а Эшли подвинулся к правой. Им оставалось только ждать, когда внутрь сунутся разбойники. Наконец дверца кареты со стороны Кастельяноса распахнулась — и к ним влез невысокого роста, но весьма крепкого телосложения разбойник с небритым лицом и густыми усами, в которых Кастельянос успел разглядеть остатки трапезы. Бывший солдат очень хорошо рассмотрел лицо разбойника, ведь тот едва ли не в нос ткнулся ему своим покрытым щетиной подбородком. Кастельянос не стал дожидаться сакраментального «Кошелёк или жизнь», он быстрым движением вынул из-под плаща пистолет — и нажал на спусковой крючок. Какое-то мгновение, казалось, ничего не происходило — курок ударил по полке, и всё. Но порох всё же вспыхнул, и ещё мгновение спустя прогремел выстрел. Пуля ударила разбойника в челюсть, разворотила кости лица и вышла из затылка. Бандит несколько долгих ударов сердца, когда, казалось, время остановило свой бег, смотрел на Кастельяноса единственным глазом, а после начал заваливаться прямо на него. Кастельянос толкнул его от себя — и это как будто запустило время, вернув ему нормальную скорость бега.

Эшли рванул к своей двери и выскочил наружу, тут же перекатившись через плечо. Оставалось порадоваться, что несколько последних дней стояла сушь, и одежду придётся очищать лишь от пыли. В стенку кареты за спиной рисколома врезалась пуля — он поднял голову и увидел стрелка с тяжёлой аркебузой, опирающейся на «вилку». Стрелок находился в полусотне шагов от Эшли и уже начал быстро и деловито перезаряжать оружие. Не раздумывая, Эшли бросился к нему, на бегу выхватывая из ножен метательный нож. Он не был таким мастером этого дела, как де Каэро, но отлично понимал, что враг может успеть выстрелить раньше, чем он добежит до него. Три, пять, семь шагов — Эшли бежал, низко пригнув голову, как будто и не думал ни о чём, кроме как сократить дистанцию. Шляпы он лишился, ещё когда выпрыгнул из кареты, и теперь отлично видел врага. Тот успел зарядить аркебузу и теперь сыпал на полку порох. Девять, десять, дюжина шагов — Эшли бежал строго вперёд, сгорбившись, чтобы представлять собой не совсем уж идеальную мишень. Разбойник оставил полку открытой и дул на горящий конец запального шнура. В этот момент Эшли выпрямился и кинул в него метательный нож. Клинок сверкнул серебряной рыбкой и вошёл в тело разбойника. Тот покачнулся, как будто не веря, что такое с ним могло случиться. Он завалился назад, выпустив аркебузу.

С этой стороны враг был только один. Видимо, главарь разбойников посчитал, что его будет достаточно для тех, кто попытается сбежать. Вряд ли бандиты рассчитывали на столь серьёзное сопротивление со стороны пассажиров почтового дилижанса.