Его волчица. Я тебя приручу (СИ) - Невинная Яна - Страница 7

Белокурый и голубоглазый, словно херувим, десятилетний Уве, самый младший из детей, первым начал ощущать отлучение от секретной лаборатории Вежбицки. Сейчас он угасает, тает прямо на глазах. А гребаный оборотень не может дать нужное количество крови…

 Кем я себя возомнил, повлияв на судьбу десяти человек? Зачем повел за собой, лишив необходимого медицинского обслуживания? Да, я что спас их от смерти, и выход, может, еще найдется. Но как смотреть в затуманившиеся глаза бледного Уве, сливающегося цветом с простыней?

Он же безмолвно просит о помощи. Не обвиняет, просто молча ждет, когда его спасут. Ему нужна забота. А я не могу ничем помочь. Не умею даже слова ласкового сказать. Могу только сорвать злость на ни в чем не повинном медбрате, за которого тоже в ответе, да сбежать во двор, вышибать злость упорным трудом.

Русская девочка Белла, чернявая и большеглазая, заботливо протирает лицо мальчика влажной тряпкой. Протирания, заботу и отвар из ромашки – вот и всё, что можно предложить Уве, которого лихорадит.

Если мальчик умрет, зачем тогда это всё? Зачем было бежать, спасаться? Зачем было вообще надеяться на выживание? Лучше бы подохнуть. Мрачное прошлое встает перед глазами. Как из беззаботного студента, прожигателя жизни превратился в грубого и злого лежачего больного.

Прошлая жизнь видится сейчас другими глазами, мое отравленное пороками и пустотой существование. Мелочными, низкими желаниями, ложными идеалами, фальшивыми друзьями. Зачастую только на пороге смерти человек задается важными вопросами и перестает рассматривать родных людей только с точки зрения их полезности.

Почему-то человек – жутко эгоистичная тварь. Мама, отец, они вдруг стали самыми важными людьми. Подарили счастливое детство, всё для меня сделали. А я чем им отплатил?

Скрываюсь и не отвечаю на звонки, не поддерживаю связь.

Хотя ради них и хотел выжить в первую очередь, почему и согласился на эксперимент, в который не верил ни на грош. Статистика обычно не врет, а я и так отвоевал у смерти лишнее время. А еще согласился, потому что боль стала невыносимой.

С ужасом вспоминаю то время, как она выкручивала все внутренности, завязывая жгутом, как жгла, колола и молотила. Ночью просыпался от нее и чувствовал, как невидимый жуткий монстр, сливающийся с темнотой, вцепился когтями глубоко, под самую кожу, и давит, и душит, хочет украсть последние частички драгоценного кислорода.

Реальность тогда потонула в тумане, и только одно светлое пятнышко было в бездонной тьме – Вера Миронова, девушка-ангел. Такая, каких никогда не встречал. Робкая и милая, добрая и отзывчивая. Такая про себя забудет, но никогда не оставит другого в беде.

Ее тонкие прохладные руки утишали боль, забирали с собой, а присутствие оживляло, как не могло ничто другое. Агония отступила, и старуха с косой будто притихла, наблюдая с интересом, как же умирающий поведет себя с последней женщиной, с которой довелось быть рядом, воспользуется ли шансом на предсмертную любовь. Ведь все другие давно покинули. Никому я стал не нужен больным, почти при смерти.

А я повел себя как мудак. Вера зацепила, даже по-своему дорожил ею, но как увидел, что она проявляет робкий женский интерес, решил оттолкнуть от себя, чтобы у нее в памяти остаться негодяем. Так проще и лучше. Классическая схема – чтобы прошлое не тянуло ее назад, и она хотела поскорее забыть умершего пациента, как поступают все люди с плохими воспоминаниями.

Мысли о Вере часто посещают меня. Как бы сложилось у нас, будь я здоровым. Заметил бы я ее? Увидел бы ее душу? Понял бы, что под неприметной оболочкой скрывается самая прекрасная, идеальная для меня женщина? На эти вопросы, увы, нет ответа.

Жизнь общины подчинена порядку, который я лично установил. Целей много, ресурсов мало. Да и между невольными пленниками то и дело вспыхивают стычки. Кто-то против того, что мы скрываемся от собственных семей, кто-то требует пойти обратно к Вежбицки, другие хотят убить его, третьи заявить в полицию или консульство.

Но я считаю и убеждаю свою стаю, что пока нужно затаиться.

Просто так чувствую. А мое слово – закон! Всё еще закон.

Какой выбрать путь? Какой будет правильным? Как сделать так, чтобы все остались живы? А еще тревожит неясное чувство, будто за нами следят. Ночью за окнами дома слышится протяжный волчий вой, он пугает детей и настораживает взрослых. Если верить легендам, то во время полнолуния оборотни обращаются и охотятся.

Тот пойманный оборотень был не очень-то разговорчивым, делиться секретами не спешил, а доходить до пыток я планировал в последнюю очередь, но, кажется, наступало время решительных действий.

Во двор тихо ступил Михал, белокурый здоровяк с хмурым лицом. Молча оглядев разбросанные по земле поленья, кратко доложил о результатах вылазки в городское отделение клиники:

– Ничего не нашли. Пойдем в Ксёнж.

Заявил твердо и прямо, с вызовом глядя мне прямо в лицо, в глазах нескончаемый укор. Или мне кажется? Новость я принял кивком. Сразу же предупреждал, что во Вроцлаве скорее всего не будут храниться запасы крови или особи оборотней. Слишком опасно. А Вежбицки – хитрый, продуманный гад.

Но позволил парням сбросить агрессию и осуществить эту заранее безнадежную миссию. Власть утекала из рук, как вода. Я боялся, хотя в этом было сложно признаваться, что меня свергнут, заставят действовать не так, как задумано, и воцарится хаос.

Не от волчьей ли крови мне так необходимо осознавать себя лидером? В обычной человеческой жизни я не стремился ни к чему подобному, а теперь всё внутри восстает, как понимаю, что оспаривают мое право верховодить общиной.

Везде мерещатся заговоры, я даже сон потерял, опасаясь нападения. Например, от того же Михала, который каждый день требует атаковать лаборатории под Ксёнжем, чтобы найти свою потерянную возлюбленную. Я подозревал, что она давно мертва, наказана за то, что помогала беглецам. Но разве скажешь такое Михалу?

Обстановка в нашем маленьком мирке была такой взрывоопасной, что, казалось, хватит искорки – и вспыхнет пламя. Если откажусь сделать вылазку в Ксёнж, оно разгорится и уже не погаснет.

И я даю наказ готовиться к ночному походу.

Кровь по капле ускользала из его слабеющего тела. Исчезала вместе с силой, которую выкачивали из него по прозрачным трубкам через тонкие иглы. Януш был крепко привязан к койке в темном погребе, спрашивая себя в который раз, как же ему выбраться из плена выродков.  

Об этих порождениях научных экспериментов стая узнала несколько лун назад, когда были отловлены десятки братьев и сестер.

Их альфа Адам допустил это, слишком расслабился, чувствуя себя хозяином местных лесов, и Януш потребовал поединка, чтобы занять место вожака.

Не последнюю роль играла его тайная страсть к самке альфы – Йоланте. Януш хотел себе ее, быть достойным рыжей волчицы и владеть ее манящим телом.

Но проиграл. И был изгнан. Чтобы позорно попасться в лапы выродков.

Как же он позволил скрутить себя? Как мог так низко пасть? Он бы предпочел смерть, лишь бы стая не нашла его в таком виде. Ядовитый стыд жалил похлеще боли. Но лучше терпеть его вечно в одиночестве, чем под осуждающими взорами соплеменников.

Беспомощный, слабый, убогий, почти мертвый… Кому он такой нужен?

Януш боялся уснуть. Вдруг во сне он позовет стаю, кровь сделает это за него, и тогда сюда придут волки, растерзают выродков и освободят его.

Но что потом? Бывшая семья не примет изгоя обратно. Мучительные вопросы раскалывали череп оборотня на части. А потом их заглушала парализующая боль.

Он не чувствовал своего тела, не мог говорить и дышать, слышать, а его постоянно о чем-то спрашивали выродки, которых Януш мечтал разорвать когтями, вгрызться в их уязвимые человеческие шейки и омыть их кровью свои клыки.

Его черные глаза обещали мучителям жестокую месть. Он расправится с ними и принесет их окровавленные сердца альфе.