Быть собой (СИ) - "Sleepy Xoma" - Страница 59

Трегоран махнул рукой.

— И все же, все же. Значит, он затаил на меня злобу из-за экзамена?

— Безусловно, но это не так и страшно. Не думаю, что он осмелится предпринять что-нибудь еще против столь опасного юного дарования.

— Опасного? — переспросил Трегоран, тупо уставившись на актера. — Но я ничем не могу ему угрожать!

— А вот это и неверно, мой юный друг, — Димарох снова обвел взглядом порт внизу. — Хочешь того или нет, но ты уже стал частью великой Батерии, а значит, станешь жить по ее правилам. Даже если ты милосерден, точно великий Сигриат, если ничего не хочешь и ни на что не претендуешь сегодня, никто не даст гарантии, что завтра не изменишь своего решения и не присоединишься к одной из групп.

— Групп? Ты о чем?

Димарох застонал, вылил в рот остатки вина, и повернулся.

— Та-ак, пойдем-ка домой и накроем на стол. Разговор предстоит долгий.

Он не ошибся. Когда троица вышла закончила, стояла глубокая ночь, но Трегоран узнал столько нового, что голова трещала. Хотя, возможно, виной тому было выпитое вино. Так или иначе, но сведений, предоставленных Димарохом, хватило для того, чтобы задуматься не просто серьезно, а очень серьезно. Со слов актера выходило, что в городе существует сильно больше одного взгляда на то, куда следует двигаться дальше. Люди со схожими мыслями объединены в группы, каждая из которых стремится усилиться, ослабив одновременно соперников. При этом каждый из них не забывает заботиться о своем кармане и стремится не только занять лучшую позицию в городской иерархии, но и насолить недругам, работающим в той же области, что и он. Самое смешное заключалось в том, что соперники в делах могли принадлежать к одной политической фракции и, ненавидя друг друга, принимать одинаковые решения, а политические противники — являться лучшими друзьями, связанными общим делом или семейными узами.

Все это было странно и непонятно, но одно юноша уяснил однозначно: чтобы жить в Батерии, придется интриговать.

— Умело брошенный слух, нанятые в нужный момент люди, подсмотренные непотребства, в дело идет все, — говорил Димарох. — Замечу, что это касается не только сильных мира сего, но даже и моих собратьев по ремеслу. Актеры непрерывно пытаются избавиться от более талантливых конкурентов, чтобы самим занять их место, лгут, клевещут, дают взятки.

— Но я не хочу заниматься ничем таким.

— Придется. Теперь ты обладаешь властью. Пока что она небольшая, но ты, друг мой, талантливый молодой человек, это сразу видно. А значит, власть твоя начнет расти, точно ствол оливы, поддерживаемый заботливыми рукам садовода, и с ее ростом увеличится число людей, которым ты понадобишься. Некоторые из них захотят переманить тебя на свою сторону. Другие — опорочить и изгнать из города. Возможно даже, отыщется парочка таких, которые пожелают вычеркнуть тебя из списков живых. И чтобы добиться чего-либо, тебе придется бороться с ними всеми.

— Но я ничего такого не умею! — взмолился юноша.

— Ничего, я тебя научу.

— Но зачем?

— В благородство ты не веришь, — улыбнулся атериадец. — Уже хорошо, значит, первый шаг сделан. Ладно, скажу прямо, не кривя душой. Я — не наша прямодушная воительница, решившая вернуть долг крови. Я просто-напросто мечтаю использовать тебя, друг мой. Сильный чародей в товарищах делает жизнь гораздо спокойней и самим своим существованием дает ответы на просто поразительное количество вопросов. Некоторым людям достаточно просто намекнуть, что чародей может остаться недоволен их действиями…

— И они сразу же предложат роль? — улыбнулся Трегоран, начавший понимать, к чему клонит его товарищ.

— Именно, — искренне рассмеялся тот. — Вот видишь, как все просто.

Неожиданно Итриада, слушавшая их в гробовом молчании, проговорила:

— Ты учишь его низким вещам, атериадец.

— Да, — кивнул Димарох. — Но такова наша жизнь, моя юная подруга. В ней есть место не только подвигу.

— Но он потеряет честь.

— Дочь Рыси, — неожиданно резко проговорил Димарох на ирризийском. — Твои слова пусты и глупы. Твой отец оглох бы, услышав их.

Итриада дернулась, как от удара и побледнела.

— Да как ты смеешь, — начала она, но Димарох резким взмахом руки заставил девушку замолчать.

— Так и смею! Ты не понимаешь ничего, но говоришь. Даже если Трегоран не будет пользоваться бесчестными приемами, это не значит, что его противники окажутся столь же благородными. Наоборот, они с радостью прибегнут ко всем ухищрениям, на которые только хватит их ума, чтобы расправиться с недругом. И хочет он того или нет, но ему придется учиться даже не для того, чтобы самому строить козни, но, чтобы справляться с ними. Так понятно?

Глаза девушки расширились, и она заметно покраснела. Трегоран от удивления едва не подавился вином, но с большим трудом проглотил вставшую вдруг комом в горле жидкость. Он и не предполагал, что гордая воительница способна так мило смущаться. Если честно, он вообще не был уверен, что ей доступны какие-нибудь человеческие чувства.

Итриада склонила голову, и четко произнесла.

— Молю о прощении, мои слова и правда пусты. Отец оглох бы, услышав их.

— Прими мое прощение, — Димарох протянул девушке руку, и они обменялись рукопожатием.

Трегоран следил за этим странным обрядом, не понимая ровным счетом ничего, но у него хватило благоразумия не задавать лишних вопросов.

После этого они говорили еще долго, очень долго, и Трегоран принялся постигать нелегкую науку тайных игр, которую, как он полагал, ему никогда не придется применить на практике.

Дни бежали быстро, складываясь в недели, а те, в свою очередь, становились новыми лунами на небосводе. Закончилось лето, и наступила осень. Трегоран и не помнил уже, когда последний раз он готовился к зиме в таком тепле и так близко от родного моря. Пускай погибшая родина простиралась на другой его стороне, она все равно стала несравненно ближе, нежели какой-то год назад.

Юный чародей лишний раз старался не вспоминать о кошмарах минувшего, но они то и дело сами лезли в голову, не давая забыться ни днем, ни ночью. Утешало только одно — библиотека, предоставленная в его полное распоряжение.

После того случая в постоялом дворе больше никто не осмеливался нанимать громил. К тому же юноша не мешал никому, не лез в чужие дела, и не пытался отбить у магов кусок их хлеба. В Батерии каждый чародей имел право заниматься почти чем угодно, и большинство из них оказывали самые разнообразные услуги населению, а также торговали, давали деньги в рост и занимались другими столь же полезными вещами. Трегорану вполне хватало тех средств, что выручил Димарох, а также платы от батерийского совета, весьма солидной, надо заметить. Поэтому его на время оставили в покое, хотя, время от времени Итриада и замечала шпионов, а Димарох приносил разные слухи.

Так или иначе, ничто не мешало Трегорану заниматься своими делами. Распорядок дня юноши установился и если только приказ архонта или какие-то неотложные дела не нарушали его, то все протекало плавно и размеренно. Утром он шел в книгохранилище, где несколько часов исследовал, искал, и находил. Днем, сразу после еды, отправлялся в одно из многочисленных укромных мест, которые сумел найти как в самой Батерии, так и за ее стенами, и до самой темноты тренировался в искусстве наложения чар.

Итриада неизменно следовала за ним. Он не раз говорил, что воительница не обязана так поступать, но проще было бы переубедить стаю голодных волков не разрывать оленя. Впрочем, девушка также не скучала — в библиотеке она училась наравне со своим — Трегоран затруднялся определить их отношения — другом. Она уже неплохо говорила по-атериадски, и даже стала осваивать алфавит. Ну а когда Трегоран тренировался, северянка занималась тем же самым, устраивая завораживающие пляски с тенью. Ее движения были столь точны, плавны и стремительны, что тимберец не раз и не два останавливался, чтобы полюбоваться на прекрасную воительницу и ее завораживающий танец смерти. В такие моменты ему неизменно вспоминалась предательница Этаара, а перед глазами неизменно всплывали образы гладкой шелковистой кожи, высокой груди и пухлых губ, таких манящих, сочных…