Девочка Дьявола. Без иллюзий. Книга четвертая (СИ)_ - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 4

— Вот если бы ты не отправила парня в Лондон, с тобой бы такого не случилось, — сетовал он. — Может, давай позвоним ему? Он просил…

— Папа, звонить я ему не буду, — отрезала я. — И тебе запрещаю.

— Зря, — недовольно произнес отец, а я, видя его несогласие, произнесла:

— Если ты ему позвонишь в обход меня, мне будет сложно потом тебе доверять. Дай мне обещание, что ты этого делать не будешь.

— Не буду, — недовольно произнес он и уже другим тоном добавил: — Ты пойми, я не давлю на тебя, я только очень хочу, чтобы ты была счастлива, дочка, чтобы выздоровела поскорее. А Макс тебя любит, поднял бы тебя на ноги быстро.

— Пап… — отрицательно покачала я головой. — Со мной это так не работает. У меня другой случай.

— Упрямая, — грустно улыбнулся отец и, целуя меня в лоб, добавил: — Вся в маму.

— Вся в маму, — эхом повторила я и прижалась макушкой к его плечу.

После отъезда отца мои будни превратились в одну сплошную ленту, похожую на временной конвейер, однообразный и не меняющийся, как статичная картинка, освещенная днем и темная ночью. Моя палата, лекарства, запах озона после кварцевания, ежедневный осмотр доктором Митчеллом, процедуры, пусть и полезная, но больничная еда — все это вновь стало моей реальностью. А еще было окно, с унылым осенним пейзажем, но я его воспринимала, как портал в другую жизнь, где я буду здоровой и сильной, где болезнь останется лишь неприятным воспоминанием, которое я с легкостью заблокирую в сознании. Иногда я вставала с кровати и, преодолевая слабость, шаг за шагом, приближалась к окну. Стояла несколько минут, восстанавливая дыхание, наблюдала сверху за машинами и прохожими, которые спешили по своим делам и не знали, что такое болезнь. Потом переводила взгляд в небо, подставляя лицо октябрьским солнечным лучам, и затем так же неторопливо возвращалась к кровати. Эту дорогу я назвала “путь в новую жизнь”. Мне хотелось думать, что это испытание мне было послано для того, чтобы я стала сильнее.

Вот и сегодня я постояла у окна, наблюдая за другой реальностью, и направилась к кровати, когда дверь открылась, и в палату зашел доктор Митчелл со снимками и результатами анализов в руках.

— Здравствуй, Лили. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — аккуратно укладываясь в постель, ответила я и, взглянув на бумаги, спросила: — Ну как? Пациент скорее жив, чем мертв?

— Ты выглядишь лучше, — уклончиво ответил Генри.

— Звучит ободряюще, — улыбнулась я.

— Признаться, ты меня напугала.

— Я не знаю, как это произошло, — в сотый раз начала оправдываться я. — Я соблюдала все ваши предписания…

— Это частые осложнения при травмах грудной клетки, — успокоил он меня. — Организм не справился.

— Ну да… не справился, — эхом повторила я и добавила: — Но сейчас-то я уже иду на поправку?

— С пневмонией мы разобрались. Но твоя иммунограмма далека от нормы.

— Что это значит?

— Тебе нужна профессиональная помощь на период реабилитации, Лили. Твой иммунитет основательно подорван болезнью, и, хотя мы применяли иммуномодулирующую терапию параллельно с основным лечением, результат есть, но слабый. Я опасаюсь, что мы тебя выпишем, а через неделю ты опять вернешься с тем же анамнезом. С этим шутить нельзя. То же самое я сказал и твоему отцу, когда он мне звонил.

Я машинально кивнула и, сосредоточившись на словах Генри, спросила:

— Какая именно помощь мне нужна?

— Прежде всего направленная на укрепление твоего иммунитета. Параллельно с иммуномодулирующими препаратами тебе необходимы качественные условия быта, тщательный подход к рациону питания, процедуры, — он бросил взгляд на мою губу, где еще виднелись остатки ушиба об полку и добавил: — А также профессиональная медицинская сестра, которая будет помогать тебе и контролировать процесс реабилитации. Сразу оговорюсь, это длительный процесс, который займет не один месяц.

— Вы предлагаете уехать домой, к папе? — тихо спросила я.

— Какие условия быта у тебя дома? Есть кому тебе помочь дома, кроме отца?

Я задумалась. Была двоюродная тетя, проживающая в Миннесоте, но мы с отцом были не очень близки с ней, встречались иногда на праздники, и я не могла представить себе ситуацию, в которой бы она все бросила и приехала ухаживать за мной. У нее была своя жизнь, дети, отсутствие мужа и работа. Была еще физиотерапевт Шарлотта, с которой отец встречался некоторое время, но, как я поняла, она уехала к себе, об отношениях с ней отец мне более ничего не рассказывал, и опять же, зачем ей тратить на меня свое время?

— Есть только отец, — виновато пожала я плечами и, представив, как папа готовит мне, носится со мной по больницам на процедуры или, еще хуже, берет на себя элементарные бытовые трудности по уходу за мной, добавила: — Условия в Сиэтле ничем не отличаются от условий дома. Здесь хоть Джулия есть, которая помогает мне.

Генри внимательно меня выслушал и спокойно произнес:

— Об этом я и хотел с тобой поговорить, — и он поправил очки. — Я хочу позвонить Максу. Собственно, он просил меня обращаться к нему, если возникнет подобная ситуация. Эльза тоже не против. Макс готов тебе помочь материально и может обеспечить самый лучший уход на период…

— Нет, это исключено, — перебила я Генри и отрицательно замотала головой. — Я и папе запретила звонить ему, и вас прошу.

Я уже представляла, как Макс будет разрываться на два континента, руша свою жизнь и карьеру, а я буду на все это смотреть и вгонять себя в еще большее чувство вины и долга. Даже если он послушает меня и не приедет, мое согласие на его помощь давало ему надежду, и это было чудовищно неправильно.

— Это будет нечестно по отношению к нему, — добавила я для убедительности.

— Лили, с отношениями вы потом разберетесь. На данный момент меня волнует вопрос твоего здоровья.

— Я не приму его помощь, — упрямо повторила я и, видя недовольное лицо Генри, добавила: — Сотни людей восстанавливаются, и я выкарабкаюсь. В конце концов мне не пересадка сердца нужна. А иммунитет я восстановлю. Обещаю, я буду крайне осторожна теперь. Ограничу контакты до минимума, уйду в академку и буду соблюдать все ваши предписания и рекомендации.

— Этого недостаточно. Ты не понимаешь всей серьезности положения, — возразил он.

— Мы с папой что-нибудь придумаем. Но очень вас прошу, не звоните Максу, пожалуйста, — и, чтобы хоть как-то достучаться до Генри, в сердцах выпалила: — Я его не люблю и не хочу его больше мучить. Поймите, я не приму его помощь.

Мои слова эхом срезонировали о стены, и в комнате повисла тишина. Генри некоторое время молчал, будто принимал решение, а затем, бросив ещё раз внимательный взгляд на мое лицо, уверенным тоном произнес:

— Тебе нужна профессиональная помощь, и я принял решение. Я звоню Ричарду. Не уверен, что он согласится, но надеюсь, он не откажет, если я объясню ему ситуацию и лично попрошу его.

Мне снился сон. Синее, почти черное покрывало океана, уходящее далеко за горизонт, яркое солнце, слепящее глаза, и белый прохладный песок, в котором утопали мои ноги.

Я стояла у самой кромки воды и наблюдала за бескрайней гладью Соляриса, который иногда окатывал мои ступни холодной водой, и был, как и подобает стихии, непредсказуем. Внезапно я услышала чей-то тихий голос и повернула голову — совсем близко, в полуярде от меня, на песке сидела маленькая темноволосая девочка лет четырех, опустив голову так, что я не видела ее лица. Она была одета в яркий детский купальник цвета морской волны и лепила замок из песка, напевая знакомую мелодию, которую я никак не могла вспомнить.

— Надо же, у меня был такой же купальник в детстве, — улыбнулась я ей, но она, не обращая на меня внимания, продолжала строить свой замок.

Прислушавшись к словам песенки, я наконец вспомнила ее и тихо, в унисон, начала ей подпевать “Лунная река, шире чем миля, Я переплыву тебя однажды…”