Драмы больше нет (СИ) - Риз Екатерина - Страница 39

– Мне плохо рядом с тобой. Я устала прятаться, устала притворяться. Устала засовывать свою самооценку в задницу. Устала жить, понимая, что недостойна. Развлекаться, спать, играть в удобство – это ради Бога. А всё остальное – это не со мной. Я устала стыдиться своих чувств, своих желаний. Устала стыдиться тебя. За то, что тебе так удобно жить. А я не понимаю, как так можно… Меня не так воспитывали, понимаешь? – Я головой качнула. – Я так больше не хочу.

– Ты просто устала, – сказал он, когда я замолчала. – Съездишь, отдохнешь, всё наладится.

Я горько усмехнулась, затем вздохнула.

– Я отдохну, не сомневайся. А что ты в это время делать будешь? Наследника рожать?

– Господи, Настя! Никто об этом не говорит!

– А надо бы. Знаешь, Ром, а я тоже ребенка хочу. – Я повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

Он помедлил с ответом, обдумывал. Затем кивнул, но с осторожностью.

– Всё будет, мы же с тобой об этом говорили.

– Я хочу сейчас. Я чувствую себя готовой. – Я специально говорила всё это и внимательно наблюдала за его реакцией. Мне было очень интересно. Но насколько интересно, настолько и больно, если честно. Потому что я отлично видела метание в Ромкином взгляде. – Я хочу замуж, – продолжила я настойчиво, – ребенка хочу. Хочу нормальную семью. Вопрос в том, готов ли ты.

– Ты же знаешь, я не могу без тебя.

Я головой печально покачала, отвернулась от него.

– Это не тот ответ.

– А что ты хочешь услышать? – повысил он голос в нетерпении. А я неожиданно подскочила, схватила со стола телефон и сунула ему в руку. И сказала:

– Звони.

– Что?

– Позвони и реши всё. – Я с вызовом смотрела ему в глаза.

Он молчал. Затем рискнул изобразить усмешку.

– Насть, сейчас?

Я решительно кивнула.

– Да. Это моё условие.

– Так не делается, Настя, – попытался увещевать он меня.

– Правда? – удивилась я. – То есть, когда тебе нужно решить что-то со мной, то всё делается именно так. Наскоком и в один момент. А когда дело касается Альбины, бизнеса, огласки – то так дела не делаются. – Я замолчала, выдохнувшись и задохнувшись от отчаяния одновременно, и Ромка молчал. Мы смотрели друг на друга, и мне было невероятно тяжело от того, что мои надежды не сбылись. Надежды были призрачными, я знала, что ничего он делать не станет, но искорка во мне всё-таки жила. Вот только истлела также быстро, как и появилась.

Я опустила руку, в которой до сих пор держала телефон. Опустила и вздохнула. Только попросила:

– Уйди.

– Настя, что ты делаешь? – попробовал он ещё раз. – Ты же меня любишь.

– Любовь, Рома, ничего не значит. Я могу тебя любить, но при этом жить без тебя, при этом хорошо жить, и понимать, что мне без тебя лучше. Поэтому любовь ничего не значит. Ты же тоже так считаешь. Иначе не делал бы так много ради личных интересов. И хотя бы раз признался мне в любви. Хотя бы раз за три года.

– Я люблю тебя.

Я ему улыбнулась. Не знаю, откуда во мне взялась эта улыбка. Я просто ему улыбнулась. И честно сказала:

– Я знаю. Но тебе этого мало. А мне мало того, что ты готов мне дать. Поэтому, – я пожала плечами, – не судьба.

Я больше не стала на него смотреть, между нами повисло тягостное молчание, я присела на корточки и снова принялась перебирать учебники. Голову опустила, и только боялась, что слёзы начнут капать на пол, и Ромка это увидит. Но он не увидел. Ушёл раньше. Постоял немного надо мной, злой и напряжённый, и затем развернулся и ушел. Дверь в прихожей хлопнула, закрываясь, а я закрыла глаза.

Моя жизнь сломалась.

Конечно, на том разговоре, уходе Ромы и даже на моём отъезде из Москвы, ничего не закончилось. Метания продолжались ещё достаточно долгое время, прежде чем мы с Федотовым пришли к окончательной мысли, что наши с ним отношения невозможны. Причем, невозможны именно по его вине. Ромка по привычке долго отпирался, упорствовал, уговаривал меня вернуться в Москву, но я отказывалась. Отказывалась, внутренне понимая, что, пойдя у него на поводу, я окончательно себя растопчу. Возможно, поначалу мне станет легче от нашего примирения, я перестану мучиться, скучать и тосковать по нему, но совсем скоро наша жизнь вернётся в прежнюю колею, и я пойму, что уже не просто стою на месте, а вернулась назад. И ничего за свой героический поступок не получу.

Обещания Федотова можно было слушать бесконечно. Его клятвы, обещания скорых перемен, но куда чаще он говорил о планах развития бизнеса, о новых сделках и партнёрах, затем заговорил о карьере общественного деятеля. И во всех этих планах места мне не было. Во всех этих планах он счастливый супруг Альбины Кауто. Честный и порядочный семьянин. Мне, кроме счастья урывками и материального благосостояния рядом с ним, ожидать было нечего. А я взрослела, мудрела, начинала задумываться о будущем, и рядом с Романом Федотовым, в тех условиях, которые он мне ставил, я будущего не видела.

Сказать, что я разлюбила его? Последние три года мы с Ромой практически не общались. По крайней мере, мне было до сих пор больно, хотя, я отчаянно скрывала свои чувства от всех, особенно от него. При редких встречах, старалась поскорее уйти, а лучше уехать. Скорее всего, Ромка отлично понимал, что я до сих пор к нему неравнодушна, иначе не проявлял бы такую настойчивость, не был бы столь уверен в себе. А мне его поведение было будто ударом ножом по сердцу, никак я не могла смириться с тем, что не могу его забыть. Самой, порой, становилось смешно. Я упрямо делала вид, что живу дальше, что у меня всё замечательно, я развиваюсь и стремлюсь вперед, к светлому будущему, вот только легкости моей душе отчаянно не хватало. Не было ощущения счастья, парения, покоя. Я как будто бесконечно пыталась кому-то что-то доказать. Ему. Что без него справляюсь.

И это безумно злило.

Но, наверное, нельзя пережить такое огромное чувство без последствий для себя. Справляюсь, как могу.

И я справлялась, как могла, с определённой натяжкой и кучей приложенных усилий, а вот Ромка… Как мне казалось, он пошёл дальше по жизни легко и уверенно. Как, впрочем, всегда и делал. Его совесть, его разум не тревожили ни муки, ни сомнения. Конечно же, я следила за его жизнью, было трудно этого не делать, моя семья со стороны отца всегда была на виду. Даже если бы я захотела ничего не знать, вряд ли бы у меня что-то получилось. Поэтому я наблюдала со стороны, с горечью осознавая, что моего ухода с авансцены практически никто не заметил. Даже Федотов, спустя какое-то время смирился, и меня от себя отпустил. Приглядывает, для собственного успокоения, и, конечно, из собственнических чувств, привык считать меня неотъемлемой частью своего существования, которая никуда не денется, но откровенных попыток наладить отношения вот уже несколько лет не делает. Живёт себе счастливым семьянином, успешным бизнесменом, сейчас вот решил попробовать себя в политике.

– Кому-то всё, кому-то ничего, – вздыхала порой мама, после просмотра новостей. Я в такие моменты старалась не встречаться с ней взглядом, предпочитала уходить.

Я не бесчувственная кукла, я не могу взять и отключить чувства, эмоции, обиду, меня всё ещё больно колола его сложившаяся жизнь без меня. Ведь она, на самом деле, сложилась, как бы я не надеялась и не ждала обратного эффекта в первые месяцы после расставания. От этого и было обиднее всего. Что Ромка жить без меня может, а мне без него до сих пор тошно и больно. И лучше нам было вообще не встречаться, но время от времени складывались ситуации, что избежать встречи и общения не получалось. И это становилось для меня труднейшим из испытаний.

Ведь нужно смотреть на счастливое семейство и улыбаться, притворяясь частичкой их понятного для меня счастья.

– Настя! – Альбина едва ли не завизжала от восторга, увидев меня. Я же в последний момент вспомнила о том, что мне необходимо выдать ответную реакцию.

Старшая сестра кинулась ко мне через холл отцовского дома, порывисто обняла. Я обняла Алю в ответ. А когда она отстранилась, посмотрела на меня, а затем пылко поцеловала в щёку, я улыбнулась, как можно более естественно и радостно. Если честно, подобная реакция сестры на моё появление, учитывая то, что мы не виделись с завтрака, показалась мне чрезмерной. Альбина нечасто кидалась мне на шею, мы давно переросли этот возраст, да и отношения у нас были не такие близкие, особенно последние года три. Созванивались от разу к разу, обменивались новостями. У меня новостей было немного, а Алю, по обыкновению, было не переслушать.