Первый на небесах (СИ) - Раш Леко - Страница 12

— Бен стал тебе ближе, чем Ганс?

— Гансом двигало чувство долга, тогда как Бен помогал бескорыстно… В сентябре началось обучение в институте. Учеба давалась мне легко, я узнавал очень многие интересные и важные вещи. У меня появились друзья, о которых я и не смел мечтать. Не дети, с которыми не о чем поговорить, а личности, с которыми можно вести беседы! Как же долго я этого ждал! У меня появились Николь и Бен! Знаешь, как трудно было достичь совершеннолетия, имея сознание взрослого? Постоянные перепады настроения, гормоны, прыщи на лице… Я до сих пор корю себя за то, что в день «Озарения» принял образ ребенка! Не пришлось бы через все это проходить!

— Ты же говорил, что ты самый маленький из всех Ангелов?

— Самый маленький не значит совсем дитя. Моему сознанию около тысячи лет, этому телу же едва стукнуло девятнадцать.

— Зачем тогда ты вел себя как ребенок?

— Психология. Дети склонны говорить то, что думают. Ребенку проще поверить и принять его слова.

— Отлично, начало нашего пути к Раю началось с обмана, насколько это «правильно» по-твоему?

— Я ни разу не говорил, что это было правильно. Других путей не было, и вообще хватит считать все произошедшее каким-то обманом, ничего особо страшного или плохого я не сделал.

— Ты считаешь нынешние поколение не достойным Рая и заранее рассчитывал на последующие! Ты дал мечту, надежду всем людям, но не сказал им о своем истинном отношении! — я вновь вскипел, на меня нахлынула очередная волна гнева, но, вместе с тем, и сильнейшее чувство обиды. — Ты показал дорогу, которая началась со лжи — по какому пути пойдем мы?

— По тому, который выберите сами, — глаза Ангела на мгновенье злобно сверкнули. — Я не показал дорогу, по которой надо идти, а дал направление.

Меня раздражала его идеология, его вера в свою правоту. Ангел старался убедить меня в том, что ничего страшного он не сделал. Я же придерживаюсь мнения, что нельзя строить что-то новое, взяв за основу ложь и манипуляцию. Как еще иначе объяснить его нежелание сказать об отсутствие веры в нас и принятие облика ребенка? Не сказать правду или сокрыть ее — та же самая ложь. Вероятнее всего, если бы этот факт стал обнародован, многие люди согласились бы с Ангелом — ничего страшного, он же хотел как лучше. Почему это так задевает меня? Дело не в эгоизме, как может показаться на первый взгляд. Вопрос скорее в морали — для меня поступок Ангела и те мысли, которые им двигали сравнимы с ситуацией, когда солдат во время войны посылают оборонять позицию до прихода дружественных сил, говоря о необходимости этих действий для победы и что обязательно придет помощь, надо только дождаться… Люди стоят до последнего, погибая от вражеского огня, так и не узнав, что их смерть была не то что зря, но ради стратегического маневра, продуманного командующими заранее. И даже если этот ход был обоснован и действительно приблизил победу в войне, толку от этого молодым ребятам, погребенным в общей братской могиле с медалями и орденами, врученными посмертно, немного. Цель оправдывает средства… Ложь во спасение, ложь для всеобщего блага… О чем еще предпочел смолчать Ангел?

— Прошу, ответь сейчас честно, — попросил я Петра. — Чистый «индикатор» — это единственное условия для пропуска в Рай?

— Сам-то как думаешь? — он подпер голову рукой и посмотрел на меня исподлобья.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Да, — сказал Ангел. — Единственное.

Может, я ищу подвоха там, где его нет? Какой смысл врать Петру? Он же сам сказал, что если Врата откроются в этом поколении, то он только будет рад. Может надо относиться с большим доверием к людям или… Ангелам?

— Можно я закончу свою историю? — сказал Петр усталым голосом.

— Попробуй, — нехотя ответил я. У меня сейчас было одно желание — как можно скорее закончить это разговор.

— Постарайся только на этот раз не перебивать меня, прошу, — попросил Ангел. — Бен еще в день знакомства взял с меня обещание ничего не говорить его дочери о моей «ангельской» натуре. Он объяснил это тем, что Николь еще не готова узнать правду в виду своего юного возраста — она просто не отнесется к этому серьезно и за случайным разговором с подругами может проболтаться, безумно гордясь своим знакомством с Ангелом. В тот момент я полностью согласился с Беном. В итоге, на протяжении четырех месяцев, мне приходилось разрываться меж двух огней: вечерние беседы с Беном и остальной свободный досуг с Николь. Втроем мы старались не пересекаться. Мои визиты к Бену приходились на его рабочее время, обычно в конце дня. С Николь мы же виделись после учебы, порой засиживались в кафе недалеко от института до позднего вечера, периодически я даже пропускал встречи с ее отцом. Он скептически относился к нашим отношениям, но никак не препятствовал им. Бен считал, что Николь влюбилась в меня по уши, и ожидал от меня ответной реакции. К его радости, я не испытывал особенных глубоких чувств. Так, по крайней мере, я думал. Хотел думать… Знакомо ли тебе чувство, когда ты не можешь выкинуть образ девушки из головы? Когда каждый день ты с нетерпением ждешь вашей встречи? Когда, стоит только представить запах ее духов, как тут же теряешь голову? В отличие от меня ты родился человеком, эти чувства даны тебе с рождения. Представляешь, каков был мой шок, когда я в первый раз задумался об этом? Ангелы могли испытывать лишь братскую любовь к себе подобным, к Отцу и к его творениям. Но это была любовь не… такая. Смесь уважения, заботы и преданности — все то, к чему приходят пары со временем. Помня уроки Отца о любви, истинное значение этого слова не дано было мне понять, до встречи с Николь… Любовь… Иногда меня просто выворачивало на изнанку от одной лишь мысли, что мне приходится постоянно врать близкому человеку. Сколько я придумал фактов о своей жизни, которых на самом деле не существовало! А этот гипс на руке? Ты представляешь, что такое носить гипс на здоровой руке почти полгода, лишь бы Николь не просила продемонстрировать ей «индикатор»! Порой мне казалось, что все проблемы создал себе я сам, что в этой жизни мне должно было хватать одного лишь Бена и наших с ним разговоров. Но, стоило лишь появиться в моей голове ее образу, как все отодвигалось на второй план, все настолько казалось мелочным и несущественным…

— Почти как сюжет одного фильма…

— Я же просил не перебивать? Первый семестр учебы в институте пролетел незаметно, оставалось только сдать экзамены и уйти на заслуженные зимние каникулы. Мы договорились с Николь вместе посетить Францию и после последнего экзамена в январе двинулись в путь. Уже в Париже Николь решила открыть мне свое сердце — она призналась в любви. Не могу сказать, что это меня шокировало, я все же был уверен в ее чувствах. Как и любому «человеку», никогда не привыкну к этому слову в отношении себя, было приятно услышать эти слова от нее. И тогда я не удержался — сказал правду о своих чувствах и о себе. Сначала Николь мне не поверила, она произнесла много ужасных слов в мой адрес, «шутник не доделанный» самое мягкое из высказываний, до сих пор бросает в дрожь от ее тирады… но, стоило показать ей свой «индикатор», как она резко переменилась в лице. Минута тишины, пять минут слез, обнимания, извинения и поцелуи. Оставшиеся дни мы были увлечены только друг другом… Николь начинала познавать истинного меня, не ту жалкую подделку, которая находилась возле нее полгода подряд. Ангел расправил крылья… По приезду в Англию меня ждал неприятный разговор с Беном. Зачем люди дают обещания, а потом лишь ищут оправдания? Под силой чувств или обстоятельств мне пришлось нарушить слово? Жизнь длиннее, чем кажется — никогда не знаешь, что тебя ждет за очередным поворотом судьбы. Невозможно знать что-то наперед, можно лишь предугадать исход… Примерно такой посыл несли слова Бена. Он не выглядел рассерженным, скорее был разочарованным во мне. Последние его слова навсегда останутся со мной: «В человеке всегда борются два начала — добро и зло. Раньше, во многих религиях, эти понятия представляли как ангела и демона, сидевших на плечах. Кто сидит на плечах ангела?». Эта беседа стала для нас последней. Я молча покинул его кабинет и просто бродил в одиночестве по зимнему парку. Через несколько часов, когда ноги совсем окоченели, я пошел в сторону дома. Николь там не оказалось, на звонки она не отвечала, как и не оставила никаких сообщений. Ее подруги и друзья тоже не смогли подсказать ее местонахождение. Пришлось звонить Бену, но телефон предательски молчал. Через полчаса я уже стоял на пороге его дома. Входная дверь была открыта, наверху послышались женские крики. Голос принадлежал Николь. Я почувствовал холод железа на своей шее, резкий толчок рукой в спину и услышал: «На второй этаж, живо». Пришлось подчиниться и подняться по лестнице, дверь в кабинет была распахнута настежь. В помещении находилось пять человек: Бен сидел за своим столом, уронив голову на левое плечо, один мужчина держал Николь, второй задергивал занавески на окне, третий сидел в кресле, положив ногу на ногу. Во лбу Бена находилась аккуратная дырочка со стекающей из нее кровью… Мужчины, одетые в черные костюмы больше походили на профессиональных убийц, чем на воров. «Трепло твоя девчонка» — сказал лысый мужчина, сидевший в кресле. Как позже выяснилось, Николь со своей подругой засиделась в ресторане и, как и говорил Бен, не смогла удержаться от того, чтобы не поделиться с лучшей подругой своей тайной. Моей тайной. Подруга, недолго думая, отправила сообщение своему отцу, который был очень заинтересован этой новостью. На следующий день после учебы Николь силой затащили в машину. Выпытывать информацию похитителям долго не пришлось — от одного вида пистолета Николь рассказала все, что знала. Соврала лишь в одной детали, что живем мы с ней у ее отца. Видимо, надеялась на личную охрану… Мужчина задрал рукав моего свитера, удостоверился в наличии черного «индикатора», удовлетворительно кивнул и дал команду убить Николь. Ее застрелили на моих глазах, Марк… Два самых близких мне человека предстали перед Вратами, которые их не пропустят… Эти «твари» заставили получить Николь отметину — она, под принуждением, сама застрелила своего отца… Бена тоже заставили переступить черту…