Милорд (СИ) - Баюн София - Страница 4

— Ты никогда не был плохим человеком, — возразил Мартин, вставая.

Мир качнулся перед глазами. Только сейчас Мартин заметил, что они стоят в абсолютной темноте. Не было дома, где он засыпал, не было Ореста, и сада с розами, и красных вспышек тоже не было.

— Ты потерялся. В себе, — серьезно сказал ему Вик, протягивая руку.

Мартин не думая протянул руку в ответ.

— А ты теперь совсем большой. Смотри, — улыбнулся Вик, кладя на его ладонь свою.

— Я… не думал, что еще раз тебя увижу, — тихо ответил Мартин, становясь на колени и проводя рукой по его волосам.

— Я всегда буду здесь. Никогда не умру, и никогда не повзрослею. Это — мой Неверлэнд. Только тебе нельзя здесь оставаться, Мартин. Ты там нужен. Пойдем, — Вик легко потянул его за собой.

— Пойдем, — кивнул Мартин, вставая.

— Ты… ты жалеешь, что раньше меня не убил, правда?

— Я никогда не стал бы… Я верил, что этого не будет. До последнего верил, но ничего не смог исправить. Прости, я тебя подвел.

— Я все еще чувствую, когда тебе больно, — вздохнул Вик, сжимая его руку.

— Я не хотел…

— Все неправильно, Мартин. Всегда было неправильно. Я хотел лучше для всех — для Риши, для тебя. Хотел же к морю поехать. А теперь, когда я могу — почему-то делаю глупости. Жестокие и страшные. Почему так, Мартин?..

— Ты… ты тоже заблудился в себе. Я не знаю, как тебя вывести.

— Расскажи мне сказку, Мартин, — вдруг попросил его Вик, останавливаясь.

Он заставил его раскрыть ладонь, положил свою руку снизу.

— Что?..

— Сказку, Мартин. Ты хорошо рассказываешь сказки. Расскажи мне-взрослому сказку, и он все поймет, — улыбнулся Вик.

Над ладонью Мартина билась яркая, светящаяся в темноте белоснежная бабочка. Спустя несколько секунд она улетела, упрямая белая искорка во тьме. Оба проводили ее взглядом.

— Боюсь, что это не поможет…

— Нет же, Мартин. Только это и поможет. Сказку. Одну, большую, красивую и грустную, как ты всегда рассказывал. Только очень длинную. Никакой ты не лжец, Мартин. Ты рассказываешь сказки. Смотри, вон твои розы.

Впереди в темноте и правда виднелись расцвеченные алым светом розовые кусты.

Мартин снова опустился на колени перед мальчиком и обнял его. Впервые по-настоящему, и не нужно было размыкать объятий.

— Ты никогда не умрешь, Мартин, — серьезно сказал Вик.

— Ты же говорил, что мы никогда не умрем, — с трудом улыбнулся он.

— Я врал.

Мартин отстранился и с удивлением посмотрел ему в глаза.

— Это я лжец, — так же серьезно ответил он.

А потом рассмеялся, словно это была хорошая шутка. Хороший был смех, тихий и переливчатый, словно колокольчики на ветру.

Мартин стоял среди своей темноты в одиночестве, только далекий смех еще звучал в ушах.

Постояв так несколько секунд, Мартин направился к дому. Прикрыл глаза от неожиданно режущего красного света, с трудом открыл давно не использовавшуюся дверь.

И замер, вцепившись в косяк.

Напротив него в глухой стене разрасталась паутина трещин. И сквозь них пробивался ослепляющий белый свет.

В конце мая город тонул в сирени. Ее высаживали в парках и вдоль дорог, на клумбах под окнами и у детских площадок. Улицы наполнялись терпким запахом цветов и лилово-белой пеной.

Виктор ненавидел сирень. Ненавидел город, скрывающийся под этими цветами, словно под маской и точно знал, что город ненавидит его в ответ. Эту ненависть он чувствовал каждое утро, открывая шторы и позволяя выплеснуть в лицо свет серый и мутный, словно грязная вода.

Город наполнялся ветром, который стучал по ночам в окна и выл, словно стая бродячих собак, не давая спать.

Город раскидывал между серых панельных домов узкие переулки, куда с трудом проникал редкий солнечный свет.

Город вообще не любил солнечного света, укрываясь тяжелыми низкими тучами.

И Виктор чувствовал, что с каждым днем ненавидит его все сильнее. От этой ненависти не откупиться и не спрятаться. Реки, полные мертвой ледяной воды не согреются пролитой кровью, стены жадно впитают тепло, если коснуться их и останутся такими же — каменными и безликими. Не спрятать взгляда — город будет смотреть в затылок, словно готовый броситься хищник. И Виктор смотрел ему в глаза.

Он принес свою первую жертву сразу, как только приехал. Мартин снился каждую ночь и, если бы в его взгляде он видел упрек, — эти сны не были бы кошмарами. Но он смотрел со странной смесью задумчивости и тоски. Словно принял какое-то решение.

«Мог бы, раз уж решил меня убивать, остановиться у моря на день», — звучал у него в ушах голос Мартина. И каждый день Виктор ненавидел себя не за то, что убил его, а за то, что не дал той смерти, которую он заслужил. Это помогало меньше ненавидеть себя за убийство.

Сначала он не мог поверить, что это и правда произошло. Оставшись в одиночестве, Виктор понятия не имел, что с ним делать. Свобода была ошеломительна и мутила разум лучше любого алкоголя. Когда-то, тысячу жизней назад, убив Мари, он подумал, что скажет Мартин, когда увидит. И понял, что боится его слов.

Теперь Мартин ничего не скажет — его нет. Когда Виктору не снился его взгляд, он видел пустую темную комнату с погасшим камином и исцарапанный косяк, покрытый темными пятнами. В такие ночи он больше не мог уснуть. Включал свет по всему дому, даже в спальнях Леры и матери с Оксаной. Задергивал шторы и до утра курил на кухне, стараясь ни о чем не думать. Не выходило — вокруг него темнота, полный город темноты, от которой не огородишься электрическим светом и занавесками. Пустой темноты, из которой никто не вернется.

Но шло время, и он постепенно учился жить без Мартина. Без его любви и без его строгого серого взгляда, не дающего сорваться в пропасть. Теперь ничто не имело значения — он бросился в нее и падение не остановил бы ни Мартин, ни его собственное желание.

Но в мае расцветала сирень. Город душил его этими цветами, отравлял воздух терпкой пыльцой и будил в душе то, что он так тщательно старался забыть. Сиреневый цвет, который так любила Риша, весеннее небо в прорехах серых туч.

Целый город становился призраком его потерянной любви.

Виктор ненавидел май.

…

Каждое утро начиналось одинаково. Виктор открывал глаза в сером полумраке спальни. Он всегда спал один и просыпался в одиночестве. Как бы он ни был пьян накануне и с какой бы девушкой он ни проводил ночь, спать он предпочитал в своей постели. И когда он просыпался, никто не стоял между ним и несколькими секундами самообмана, которые он позволял себе каждое утро.

Он просыпался в маленькой комнате, которую снимал в городе. Скоро начнутся занятия в колледже, а Риша варит кофе на кухне и бормочет под нос очередную роль. Когда он выйдет из спальни — встретит ее взгляд, знакомый, родной и полный любви. Так всегда было и так должно оставаться.

И Мартин рядом с ним. Он всегда просыпался раньше него, и в эти секунды на грани сна и яви Виктор чувствовал, что он не одинок и никогда не будет одиноким.

А потом морок рассеивался, и вместо него наступала реальность. Тогда он вставал с кровати, умывался в ванной ледяной водой, не включая свет, и выходил на кухню. Там его ждала Лера, которая всегда к одному и тому же времени варила две чашки кофе. Всегда одинаковой крепости, без сахара и сливок.

Сияющая белизной чашка стояла на краю черного стеклянного стола на круглой темно-серой подставке.

Виктор собирал свою мертвую реальность по кусочкам, прикладывая один к другому и заставляя оживать. Все потеряло значение, и ему пришлось заново придумывать смысл каждой детали.