Вперед в прошлое. Возвращение пираньи — 2 - Бушков Александр Александрович - Страница 42

— Кое-что проясняется... — сказал Мазур. — Понятно теперь, для чего ты пляжи от курортников зачистил...

— Ага, вот именно, — безмятежно сказал Лаврик. — Теперь пляжи опустеют надолго. И никто не будет мешать репку сеять. Ни беззаботные яхтсмены, ни дайверы, которых там обычно куча — ну, да ты сам видел... А для пущей гарантии поставим вдоль берега пару дюжин сторожевиков — будет утечка в прессу, что злобные герильеро в осуществление своих уже объявленных планов собрались недалеко у берега и мины установить, со складов военно-морского флота злодейски спертые. А может, и установили уже парочку, вот там и работают военные водолазы.

— А янкесы не догадаются?

— Могут и просечь — сказал Лаврик. — Когда это они дураками были? Но вот сделать ничего не смогут, Классический пат: мы не в состоянии придавить сепаратистов, янки не в состоянии помешать нам творить в территориальных водах, что нашей душеньке угодно. Теоретически рассуждая, они могли бы подогнать поближе к территориальным водам обеспечивающее судно и выпустить на «сеятелей» ораву «морских котиков», но это было бы уже чересчур... К тому же стопроцентно известно: наших «гидрографов» они пока что не расшифровали, и о готовящейся «посевной кампании» представления не имеют.

— Мелочь, а приятно, — сказал Мазур. — И когда мне с местными ребятами посевной заниматься?

— Если все сложится благополучно, то никогда, — скупо усмехнулся Лаврик. — Я же два раза повторил касаемо минирования: «Если возникнет такая необходимость». И открытым текстом сказал, что с посевной как таковой справился бы толковый майор или полковник. — Он чуть наклонился вперед. — Кирилл, придется тряхнуть стариной. Ты сам давным-давно уже понял: мы существуем не только для того, чтобы что-нибудь там мастерски подорвать или. спалить. Мы еще и для того, чтобы порой утворить нечто такое, позволяющее эскадрам остаться на якоре, бомберам — на аэродромах, а пехоте — в расположении. Слушай в четыре уха. Тебе с местными бармалейчиками предстоит в самое ближайшее время провернуть две блиц-акции. Два блицкрига. Проигрывать не имеешь права — ну, да тебе не привыкать. Одна из акций при нужде будет шумная, с пальбой и термитом, вторая, наоборот, совершенно тихая, я бы сказал, тишайшая, и должна остаться неизвестной всему окружающему миру. Тебе приходилось делать и то, и другое, так что ничего нового... — Лаврик впился в него цепким, умным взглядом. — Накрепко запомни одно: даже если увенчается успехом только одна акция из двух, это будет победа. И никакой посевной не потребуется. Ну, а если прокатят обе... Верно тебе говорю: будешь Героем России. Серьезно. Считай, это уже решено. Но ты, конечно, из кожи вон вывернешься не из-за звездочки, а оттого, что мы — последние центурионы Империи... И есть у нас кое-что в душе, чего ни у какой молодой смены нет, при всей ее выучке. Старею, на патетику потянуло... Но что делать, если так оно и обстоит?

— Я так понимаю, плаваем? — спросил Мазур. — Не зря же дома эскулапы особый упор делали, когда меня чуть ли не по винтикам разбирали, на то, могу ли я полноценно работать с аквалангом?

— Угадал ровно наполовину, — сказал Лаврик. — Одна акция — с аквалангом, другая исключительно на суше. — Он улыбнулся какой-то вымученной, совершенно не свойственной ему улыбочкой, неприятно поразившей Мазура. — Вот только не «плаваем», а «плаваешь». Ничего бы я так ни хотел, как сплавать о тобой. Великолепный получился бы «дембельский аккорд». Но эти гады в белых халатах акваланг мне запретили насовсем. Что-то там с мозговым кровообращением, атеросклеротические бляшки и еще какая-то херня... Ладно, — сказал он преувеличенно бодро. — Вчистую не списали, и то хлеб. Давай работать. По первой акции...

Он водрузил на стол кейс, открыл и выложил на белоснежную скатерть целую стопку документов. Наметанным глазом Мазур сразу определил, что сверху лежат спутниковые фотографии. И рывком придвинулся к столу, охваченный сто раз испытанным, но никогда не покидавшим азартом предвкушения.

Казалось, ему снова двадцать пять лет. Это чувство было столь пронзительным, острым, что сердце порой замирало то ли в блаженстве, то ли в страхе...

Все было, как десятки лет назад. Он, невесомый, размеренно работая ластами, плыл метрах в двух под поверхностью довольно широкой, спокойной реки — против течения. Напор его был не особенно силен, и особенных усилий прилагать не приходилось. А уходить по течению будет еще легче.

Ночь, как большинство здешних ночей в году, была ясная, безоблачная — и, если посмотреть вверх, виднелись размытые пятнышки звезд, крупных и ярких, какими они всегда бывают вдали от больших городов. Впереди маячил смутный силуэт замыкающего пятерки Бобышева, местного, разумеется, кадра, но выученного на совесть и плывшего вполне грамотно — ну, а штурмовать всевозможные объекты эти старослужащие морпехи были давно обучены и без помощи заокеанских советников. Единственный недочет — никому из них никогда не приходилось убивать: но, как показывает жизненный опыт, тренированный солдат при нужде легко этот недостаток исправляет без всяких моральных терзаний... Мазур глянул на прикрепленный на левом запястье навигатор, дублировавший тот, что был у лидера — Бобышева. Ну вот, считай, приехали. Два с лишним километра позади, до высокой и простейшей живой изгороди, окружавшей кукольную асиенду — метров четыреста. Ага, началась зона действия датчиков сигнализации. Отличная сигнализация установлена по всему периметру, отреагирует не то, что на человека, на случайную белку и моментально покажет количество и массу нарушивших незримую ниже поверхности, протекающей через асиенду реки. Ни хозяина, ни его специалистов по безопасности — а они у него лучшие, каких в этой стране можно раздобыть за хорошие деньги — не стоит винить в недосмотре или нерасторопности. Они заточены исключительно на сухопутное или воздушное вторжение, а боевых пловцов не принимали в расчет — потому что до недавнего времени таковых здесь просто не имелось. Будь такое желание (а его нет — к чему эти пижонские глупости?), можно было бы тихонечко напыжиться от гордости. Как-никак момент исторический, с какой стороны ни посмотри: впервые в истории Санта-Кроче боевые пловцы всерьез идут на штурм объекта. Ну кто бы тут предусмотрел, ничего не зная о толковой задумке президента Васкеса? Самый хитрый, умный коварный эскимос, отягощенный немалым жизненным опытом, наперечет знающий все привычные опасности и умеющий с ними бороться, никогда не возьмет в расчет вариант, по которому супостат забросит в его снежную хижину-иглу крайне недоброжелательно настроенную гадюку с полным боезапасом яда. Потому что в жизни с таким не сталкивался — как и все его соплеменники. Так и здесь...

Так, вот он, подводный вход на асиенду, распахнутый, как ворота в Кремле в знаменитой песне. Плывущий впереди остановился, замер в стоячем положении — так, Бобышев щупает хитрой аппаратурой и двор асиенды, и внутренность дома. Пора включать свой дубликат. Что тут у нас? Три включенных мобильных телефона, включенная рация (не работающая ни на передачу, ни на прием), двое персонажей размеренно прохаживаются по периметру двора (не такого уж большого, по отечественным меркам — соток двадцать). Во дворе гараж на три машины и большой сарайчик для инвентаря садовника. Так, во внутреннем дворике — еще один охранник, судя по неподвижности красной точки, не расхаживает, а сидит в уголке. Дом... В правой половине разделенные некоторым расстоянием четыре точки, неподвижные: лакей и шофер (тоже неплохо умеющие обращаться с огнестрелом) и два охранника, недавно сменившиеся. А в левой половине — еще две точки, только прильнувшие друг к другу вплотную: ну да, хозяин со своей пассией.

Хорошо, что нет собак. Просто замечательно, что у очаровательной сеньориты аллергия на собачью шерсть, и в этом своем доме хозяин собак не держит. Окажись они здесь, серьезным препятствием бы не стали, Мазур в прошлые времена несколько раз с ними сталкивался при подобных обстоятельствах, и всякий раз обходилось в лучшем виде, самая вышколенная собака бессильна против пули или кое-каких химических препаратов. Просто были бы лишние хлопоты, вот и все...