Королева Бедлама - Маккаммон Роберт Рик - Страница 22

Роберт Деверик в темно-синем плаще с золотыми пуговицами поверх голубой ночной сорочки остановился у подножия лестницы. Глаза его бегали между Лиллехорном и столом, губы двигались, однако с них не слетало ни звука.

– Вашего отца этой ночью убили на Смит-стрит, – тихо, но властно проговорил Лиллехорн. – Случилось это… – он открыл часы, так как пришел к тому же заключению, что и Мэтью, – где-то между десятью и половиной одиннадцатого. Известно ли вам, где он сегодня был?

– Отец… – Голос Роберта дрогнул. Глаза его блестели, но от слез или нет – сказать было трудно. – Отец… кто мог убить моего отца?!.

– Прошу вас, ответьте, где он был?

Молодой человек молча глазел на труп, не в силах, видимо, осознать, что такое изуверство вообще может быть совершено над человеческой плотью. Мэтью подивился переменам, постигшим Пенна Деверика в считаные часы: еще днем он был полон жизни, надменен и горделив, а теперь лежал на секционном столе, бесчувственный и холодный, что глина под ногами. Роберт из последних сил пытался совладать с собой: на горле у него вздувались вены, дергался желвак на подбородке, глаза сузились и наполнились слезами. Мэтью знал, что в Лондоне у него старший брат и две сестры. Деверик-старший и там имел маклерскую контору, дела которой перешли теперь в руки Робертова брата.

– Ходил по трактирам, – наконец выдавил юноша; Григсби проскользнул мимо, не обращая внимания на полный неприкрытого презрения взгляд Лиллехорна, и подобрался к трупу. – Он ушел еще до восьми… Хотел обойти трактиры.

– С какой целью?

– Слова лорда Корнбери… про то, что трактиры следует закрывать пораньше… вывели его из себя… он решил бороться с губернатором. Составить петицию, и чтобы все трактирщики ее подписали…

Роберт умолк: горло его отца – одна сплошная, ужасная рана – было теперь ярко освещено, и Маккаггерс, потный и трясущийся, поднес к порезу штангенциркуль. Мэтью заметил в его глазах безумный отсвет ужаса, каковой не должен испытывать ни один человек.

– Продолжайте, пожалуйста, – сказал Лиллехорн.

– Да, простите… Я… – Роберт поднес руку ко лбу, пытаясь, видимо, таким образом устоять на ногах. Он закрыл глаза. – Он пошел по трактирам, дабы найти сторонников… для борьбы с указом лорда Корнбери, когда тот будет издан.

– Было бы очень полезно узнать, – не подумав, вставил Мэтью, – какой трактир он посетил в последнюю очередь, в каком часу и с кем он…

– Естественно, мы это узнаем, – перебил его Лиллехорн. – Роберт, позвольте-ка спросить: нет ли у вас предположений – или догадок – касательно того, кто мог желать вашему отцу зла?

Молодой человек завороженно наблюдал за работой Маккаггерса. Тот изучил вскрытые ткани посредством щупа, затем внутри у него что-то булькнуло, и он согнулся над ведром – опять безрезультатно. С серым, как простыни потаскухи, лицом Маккаггерс вернулся к работе. Глаза его за стеклами очков напоминали два черных уголька.

– У моего отца… – сказал Роберт, – было своего рода кредо. Он говорил, что удел любого предпринимателя – война. И свято в это верил. Стало быть… да, враги у него, конечно, были. Но в Лондоне, не здесь.

– Почему вы так уверены?

– Здесь у него просто не было конкурентов.

– А если вы заблуждаетесь? Наверняка кто-то хотел занять его место, и…

– Это все домыслы, – сказал Маккаггерс, и Зед отер ему лоб чистой влажной тряпицей. – В таком случае, полагаю, кто-то хотел занять и место доктора Годвина? Говорю вам, эти преступленья совершил один человек.

– В самом деле? – Пускай у Григсби не было под рукой блокнота, ему явно не терпелось все зафиксировать. – Вы в этом уверены?

– Ни слова, Маккаггерс! – предостерег Лиллехорн и тут же обрушился на печатника: – Я ведь велел вам убираться! Вон отсюда – иначе неделю проведете в кутузке!

– А вы не имеете права, – живо ответил Григсби. – Я никаких законов не нарушал. Верно, Мэтью?

Тут внимание всех присутствующих привлекло яростное чирканье по закрепленной на мольберте бумаге. Когда Маккаггерс отошел, все увидели на шее нарисованного им человека красную черту – так была изображена смертельная рана на горле.

– Вот вам мой ответ, – сказал Маккаггерс и стремительно нарисовал обрамляющие глаза красные треугольники. Затем он с такой силой соединил их чертой через переносицу, что мелок разломился на две части.

– Масочник, – молвил Григсби.

– Зовите его как хотите. – В желтом свете лицо Маккаггерса сочилось потом; он и сам напоминал труп. – Но это дело рук того же человека. – Он опять взял черный мелок и принялся строчить что-то рядом с изображением жертвы, однако Мэтью не удалось разобрать ни слова.

– Хотите сказать… его убил тот же человек, что и мистера Годвина? – спросил Роберт, пытаясь справиться с очередным потрясением.

– Судить пока рано, – отрезал Лиллехорн, предостерегающе косясь на Маккаггерса. – Нам предстоит еще много работы.

– Тело останется здесь до утра, – сказал Маккаггерс, обращаясь одновременно ко всем сразу. – А затем отправится к мистеру Парадайну.

Джонатан Парадайн был хозяином похоронного бюро, стоявшего на Уолл-стрит рядом с церковью Троицы. Завтра утром тело, обернутое в парусину, из покойницкой отнесут в заведение Парадайна, а уж там облекут в саван и уложат в выбранный Девериками гроб.

Мэтью отметил: Зед, хоть и обладал недюжинной силой, по лестнице тело не поднимал. Для этого над желобом имелась система лебедок, придуманная городским инженером для подъема трупов туда, откуда они поступили. Разумеется, сюда приносили далеко не всех покойников; большинство прямиком со смертного одра отправлялись к Парадайну. В данном помещении осматривали исключительно жертв преступлений, а таковых за время службы Мэтью у мирового судьи Пауэрса набралось четверо: женщина, насмерть забитая мужем – уличным торговцем, зарезанный проституткой капитан, доктор Годвин и теперь вот мистер Деверик.

– Заключение будет готово сегодня днем, – обратился Маккаггерс к констеблю.

Он снял очки и по-прежнему трясущимися руками потер глаза. Мэтью подумал, что бедняге никогда не преодолеть страха крови и смерти, пускай ему приносят хоть по сорок трупов в год.

– Позволите и мне взглянуть на заключение? – спросил Григсби.

– Не позволю, сэр. – Лиллехорн вновь направил внимание на юного Деверика: вручил ему кошелек и золотые часы. – Теперь, полагаю, это принадлежит вам. Если хотите, я вместе с вами поднимусь к вашей матушке и побеседую с ней.

– Да, я вам буду очень признателен. Даже не представляю, что ей сказать.

– Джентльмены? – Лиллехорн жестом указал Мэтью и Григсби на дверь.

Продолжая строчить заметки на мольберте, Маккаггерс проронил:

– Я хочу поговорить с мистером Корбеттом.

Лиллехорн замер: спина его окаменела, а губы сжались так крепко, что между ними не проскочило бы ни слова.

– Простите, но я считаю неразумным…

– Я хочу поговорить с мистером Корбеттом, – последовал ответ – одновременно приказ и недвусмысленная просьба покинуть помещение. Очевидно, в этом подземном царстве Маккаггерс был король, а главный констебль – в лучшем случае придворный шут.

Впрочем, его гордыни это не умаляло.

– Я вынужден буду обсудить сие вопиющее нарушение служебных порядков с прокурором Байнсом.

– Не знаю, как это понимать, но ради бога. Доброй ночи. Вернее… доброго утра.

Лиллехорн, решив умерить свое возмущение и лишь злобно фыркнув напоследок, повел Григсби и юного Деверика наверх. Выйдя за дверь, печатник твердо закрыл ее с обратной стороны.

Мэтью стоял и наблюдал за работой Маккаггерса: тот что-то писал, смотрел на тело, снова писал, проводил измерения штангенциркулем, писал опять… Безмолвный и бесстрастный Зед то и дело отирал ему лицо влажной салфеткой. Работали они так слаженно и бойко, что казалось, Маккаггерс, Зед и покойник образуют трио.

– Я сегодня тоже был на собрании, – наконец молвил Маккаггерс, когда Мэтью уж было решил, что в пылу работы о его существовании начисто забыли. – Что вы думаете о лорде Корнбери?