Репо (ЛП) - Гаджиала Джессика - Страница 21

Черт, его тело было почти точно в том же месте, где было тело Сета, когда он умер.

Я встал, вымыл руки, засунул перочинный нож в сумку вместе со всеми вещами, которое я смог собрать, включая огромный запас наличных, которые Сет держал, чтобы расплачиваться со своими поставщиками, а затем положил ее в кусок дерьма моего дяди, только наполовину восстановленный Шевроле Шевель.

Но я не уйду. Ещё нет. О, нет.

Потому что Уэйн был не единственным человеком, которому нужно было платить.

Они все так и сделают.

В ту ночь, на короткое время, я перестал быть собой.

Все горе, любовь, предательство — все это смешалось воедино, пока не стало большей частью меня, чем я был раньше.

В ту ночь я отправился пешком и отомстил.

За моего дядю.

За себя.

За мертвое чувство преданности внутри меня.

Второй мужчина получил то же самое, что и Уэйн. Третьего я ударил ножом десять раз, когда ярость начала выходить на поверхность. Следующему досталось и то, чем он предал моего дядю, когда я с ним покончил: его язык, его руки, его яйца. Он умер еще до того, как я добрался до той части, где я удалял части его тела, как у трупа в медицинской школе. Я был уверен, что от последнего мужчины осталась только эта окровавленная куча мяса, в которой больше не было ничего человеческого.

Закончив, измазанный кровью и воняя смертью и потом, я забрался в машину моего дяди и уехал из города, который, как я знал, позволит мне быть только монстром, которым я стал в ту ночь, а не человеком, которым, как я знал, я был под всем этим.

Я выбрался из Детройта со шрамом на лице и какими-то темными отметинами на душе, которые не давали мне спать по ночам, образы моего дяди, делающего последние вздохи, когда он пытался предупредить меня о змеях в нашей траве, и образы моей руки, вонзающей нож в сердце человека, который был мне семьей, и наблюдающей, как он захлебывается собственной кровью, глаза вылезают из орбит, языки отрезаются, внутренности вываливаются наружу, а смерть становится не чем иным, как спортом, были воспоминаниями, которые всегда прилипали к внутренней стороне моих век, когда я пытался их закрыть. Но я решил, что это справедливое наказание.

Шевель умер у меня в какой-то дерьмовой части города в Джерси.

Я решил, что это судьба, снял убогую квартиру над винным магазином на те деньги, которые у меня были, и начал работать в автомастерской. Так я познакомился с Кэшем. Мы поладили. Он водил меня в клуб. Рейн кивнул мне, когда я проявил интерес к тому, чтобы стать проспектом. С этого момента все стало историей. У меня была новая семья. У меня были люди, которые были преданы в смерти и за ее пределами.

В тот день, когда меня приняли, я пошел в тату-салон и забил свою спину — змея и отвратительный, показной позолоченный перочинный нож, воткнутый в ее голову. Как только я смог, я так же набил цитату, навсегда отметив себя, напомнив себе, что в жизни нет ничего важнее верности.

Змеи и стукачи попадают туда, куда они ползут.

Поэтому, когда Рейн дал мне задание, я сделал то, что мне, блядь, сказали, без вопросов, без колебаний, без обидняков.

Это не было вариантом, чтобы не сделать этого.

Выбора не было.

Но я не сказал об этом Мейз.

— Это просто так и есть, дорогая, — сказал я вместо этого.

— Не думаю, что мне нужно говорить тебе, как это все хреново, — сказала она все еще мягким голосом. — Чтобы у тебя не было собственного мнения. Это так запутано.

— Мейз… — сказал я, мой тон умолял ее понять. — Посмотри на меня, — потребовал я, когда она продолжала смотреть себе под ноги. У нее было слишком много гордости, чтобы отводить глаза. Она медленно втянула воздух и повернула голову.

— Что теперь?

Я наблюдал, как моя рука поднялась и потянулась к ней, поглаживая слегка обожженную солнцем кожу под ее глазами. Ее глаза на секунду закрылись, когда дыхание вырвалось из нее. Я не был дураком. Мейз хотела меня. Когда я облажался и поцеловал ее на кухне, она была такой же нуждающейся и потерянной в этом, как и я. Единственная причина, по которой она остановилась, заключалась в том, что я остановил ее, и когда я отодвинулся от нее, ее ноги были недостаточно сильны, чтобы выдержать ее вес.

Я выдохнул, мой живот скрутило, когда я понял, что пересекаю черту, когда одна моя рука легла на ее бедро, чтобы поддержать ее, а другая схватила ее под колено, чтобы я мог поднять его и переместить на другую сторону ветки, на которой мы сидели, так что она сидела верхом на ней лицом ко мне. Ее карие глаза остановились на моем лице, ее брови сошлись вместе, когда моя другая рука тоже потянулась к ее бедру, и я использовал их, чтобы притянуть ее к себе. Мои пальцы снова скользнули по ее бедрам к коленям, приподняв их достаточно, чтобы накрыть ими своим, чтобы я мог притянуть ее к себе ближе.

Она не отстранилась. Она даже не вздрогнула.

— Теперь вот это, — сказал я, мой голос был мягким, когда мои руки обхватили ее лицо, когда я наклонил свою голову к ней.

— Ты нарушаешь правила, — прошептала она, не сводя с меня глаз.

— К черту правила.

Глава 9

Мейз

Поцелуй на кухне был грубым, первобытным, требовательным. Но на дереве в темноте, когда наши тела освещались только луной и звездами, и пели серенады сверчки, и отдаленное жужжание рок-музыки с вечеринки, его губы мягко коснулись моих, так мягко, что я почувствовала, как мой живот на мгновение затрепетал от прикосновения. Мои глаза закрылись, мои руки задвигались вверх и наружу и впились в материал его футболки. Мои ноги напряглись над его, притягивая меня ближе, пока мой таз не прижался к его. Обнаружив, что он крепко прижимается ко мне, тихий стон сорвался с моих губ.

Его руки соскользнули с моего лица, скользя вниз по моей спине, пока его ладони не приземлились на мою задницу, используя ее, чтобы поднять меня на колени, так что его член прижался к моему лону. Мои ноги сжались вокруг его бедер, когда я прижалась к нему, пытаясь облегчить внезапную и непреодолимую тяжесть в нижней части живота. Репо зарычал мне в губы, когда я снова погладила его, прежде чем его зубы сильно впились в мою губу, и он отстранился.

Из моего горла вырвался какой-то жалобный звук, который заставил его тихонько хихикнуть. — Милая, мы свалимся с этого гребаного дерева, если будем продолжать в том же духе, — пробормотал он, убирая мои волосы за ухо, затем провел носом по моей шее, прежде чем поцеловать меня чуть ниже уха.

— Стоит рискнуть, — сказала я, опуская лицом вниз и к его шее, чтобы укусить кожу достаточно сильно, чтобы повредить.

— Было бы довольно трудно объяснить, почему мы оба сломали ноги, — сказал он, все еще забавляясь. Я снова услышала свое ворчание, соскальзывая с его колен, настолько возбужденная, что это было практически больно.

— Хорошо, — сказала я, наклоняя голову и отодвигаясь от него, изо всех сил стараясь не обращать внимания на настойчивую пульсацию между ног.

Краем глаза я увидела, как ноги Репо двинулись к стволу дерева. Секундой позже он спрыгнул на землю, приземлившись на корточки, прежде чем повернуться ко мне лицом, подняв руки в воздух.

— Что? — спросила я, качая головой.

— Да ладно тебе. Я тебя поймаю.

При этих словах я почувствовала, как улыбка тронула мои губы. — Эм… нет.

— Я поймаю тебя, Мейз. Я обещаю.

— Да… нет.

Он вздохнул, но руки не опустил. — Ну же, милая, ты должна когда-нибудь научиться доверять.

— Да, за исключением того, что я всегда в конечном итоге доверяю не тем людям, — призналась я, прежде чем успела подумать о том, чтобы подвергнуть себя цензуре.

Его голова склонилась набок. — Итак, пара придурков поимела тебя. Ты не можешь использовать это как предлог, чтобы никогда больше никому не доверять, Мейз. Сделай прыжок веры.