Мой порочный писатель (СИ) - Лафф Кира - Страница 8

Несмотря на сдержанное дружелюбие с его стороны, я постоянно ощущала давление. Он проникал ко мне в голову своими дерзкими и прямыми вопросами. Поначалу наши разговоры порхали над темами, лишь иногда задевая крыльями более глубокие слои. Мы говорили обо всем и ни о чем конкретно. Так незаметно Кирилл узнал обо мне практически все, касаясь своими вопросами все более личных тем, – сначала совсем нежно, потом настойчивее. Теперь он знал мою краткую биографию, любимую еду, тему моей научной работы и даже мой адрес. С какой-то маниакальной настойчивостью он выспрашивал меня обо всем на свете, и я терялась в догадках, чем вызван такой голодный интерес к моей персоне. Зачем ему знать столько о своей ассистентке?!

Я тоже пыталась узнать его, но он всегда переводил разговор на другую тему. В нашем общении не было никакого сексуального подтекста, он держался подчеркнуто по-деловому, что, конечно же, не мешало мне любоваться его серьезным лицом, точеным профилем и задумчивыми глазами.

Был один странный нюанс, который поначалу не давал мне покоя. Кирилл всегда давал четкие указания по поводу моей одежды и внешнего вида. Сначала он говорил что-то типа: «Сегодня надень кроссовки», «распусти волосы» или «будь в платье», но очень скоро он начал подробно описывать то, в чем я должна явиться на «общение».

Вначале меня это жутко раздражало. Мне казалось, он относится ко мне как к ребенку, не воспринимает как личность. Но потом я смирилась и стала даже радоваться его инструкциям, так как все мои мысли были постоянно заняты другим и на заботу о внешности не оставалось ни времени, ни желания.

Когда мы заходили перекусить в кафе или ресторан, он придерживался той же тактики: делал заказ за нас двоих. В первый раз я удивилась, когда официантка протянула мне меню, а он забрал его у меня, сказав с ухмылкой: «Она будет то же, что и я». Наверное, мне нужно было тогда сразу расставить все точки над «i», но я не решилась с ним спорить и промолчала.

Не знаю, почему так получилось. Это сложно объяснить с точки зрения логики. Наверное, потому, что ничего логичного или уж тем более здравого в нашем с Кириллом общении не было. Это было на уровне энергетики. Он действовал на меня как удав на кролика. Мысленно я вела с ним ожесточённые дебаты, а в реальности... В реальности я была непозволительно уступчивой.

Несколько раз мы встречались в картинных галереях, где он любил долго и упорно стоять возле одной-единственной картины, молча и пристально изучая ее. В такие моменты мне казалось, что он вообще забыл о моем присутствии, и я начинала отвлекаться и рассматривать других посетителей музея. Но потом, в самый неожиданный момент, он задавал мне вопрос или давал задание. Например, как-то раз мы стояли в Третьяковской галерее около картины Флавицкого «Княжна Тараканова» так долго, что мышцы в моих ногах начали затекать. Я уже всерьез начала думать, что Кирилл забыл обо мне, как вдруг он повернулся ко мне:

           – Опиши мне постель под ногами княжны. Создай словесный образ, чтобы я почувствовал цвет, запах и грубую ткань под пальцами.

От неожиданности я не нашлась, что ответить. Мне нужно было несколько минут на раздумья. Но он счел мое замешательство за предательскую невнимательность и сказал:

– Не отвлекайся, девочка. В тебе нет глубины. – Он ударил меня этими словами, отчего пелена непрошеных слез заволокла глаза. Кирилл как ни в чем не бывало продолжил:

– Ты знаешь, что фамилия Таракановы – это фамилия незаконнорожденных детей императрицы Елизаветы Петровны? Женщина на картине, скорее всего, самозванка, выдававшая себя за княжну. Она страдала психическими расстройствами, но все равно представляла угрозу для Екатерины Второй, поэтому была заключена в Петропавловскую крепость, где и умерла при неизвестных обстоятельствах. Флавицкий выбрал самую ужасную легенду ее смерти. Подвалы Петропавловской крепости затапливало во время весеннего половодья, и, согласно одной из легенд, она утонула в своей тюремной камере. – Он остановился и помолчал несколько минут.

– Посмотри на выражение ее лица, – продолжил он. –  Это лицо человека, обладавшего некогда положением в обществе, властью, но потерявшего все это по собственной глупости. От былого величия – лишь роскошное платье, подчеркивающее контраст с убогой обстановкой. Если приглядеться, то видно, что пол уже покрыт водой. Крысы в попытке спастись залезли на кровать княжны. Посмотри на ее лицо. Она бессильно прислонилась к стене. Как думаешь, какие эмоции отражает выражение ее лица?

–Трагическое смирение? – тихо предположила я.

– Да, это в характере женщин – смиряться перед неизбежностью. Интересно, каково потерять в жизни все – друзей, работу, деньги и власть – во благо некой высшей цели? – Я увидела в его глазах  одержимый блеск.               

С тех пор он начал давать мне «домашние задания». Иногда он хотел от меня невозможного: прочитать за сутки роман какого-то писателя в восемьсот страниц, или переписать окончание главы романа, или всю концовку.

Порой он просил меня выучить наизусть отрывок из прозы или поэму, а потом заставлял декламировать ему прямо на улице, в людном месте.

Еще никогда в жизни я не работала так усердно, ночами просиживая над книгами и учебниками. Его знания о писателях и литературе были более обширными, чем у меня, преподавателя английской литературы МГУ.

Я привыкла узнавать о романах из критических статей и учебников, которые и формировали мое мнение о них. Кирилл же требовал от меня отбросить все мои знания и сформировать свой собственный «нюх» на искусство.

Я оставляла всего несколько часов в день на сон. Писатель никогда не хвалил меня, зато часто тыкал носом в мои «косяки» и недоработки.

Через три недели я начала замечать, что перестаю различать день и ночь, так как все время провожу дома в работе.

По какой-то причине мне безумно хотелось утереть ему нос, стереть с его лица самодовольную ухмылку и заслужить хоть немного одобрения.

Я сидела как проклятая над бесконечными заданиями и постепенно начала понимать, что полностью растворяюсь в мире, который он мне навязывает. Он подчинил мой разум, постоянно бросая моему эго все больший и больший вызов.

Я не могла не думать о нем даже в редкие минуты свободы – во время походов в магазин или уборки. Я постоянно ловила себя на мысли, что веду с ним внутренний диалог.

 Пытаюсь предугадать его ответы и придумываю заранее заготовленные фразы и колкости, которые должны его поразить.

Я не встречалась с друзьями, не звонила маме и даже забыла о дне рождения подруги.

 Хоть в отношении Кирилла ко мне не было и намека на сексуальный интерес, я чувствовала, что он затрахал мой мозг до изнеможения.

Наше интеллектуальное общение начало все больше походить на поединок: прямое давление с его стороны и пассивная агрессия с моей. Я постоянно ощущала жуткое, почти физическое неудовлетворение.

Мое самолюбие не давало мне спрыгнуть с этой иглы – я вспоминала его слова в курилке, когда мы впервые встретились: «Голая, босая и на кухне».

Нет, дорогой босс, я не доставлю тебе удовольствия сломать меня! Я покажу, на что способна. Меня бесило, когда он высокомерно называл меня «девочкой». Как будто я и не женщина вовсе, а так, девчушка-хохотушка.

Одновременно с нарастающим раздражением я начинала чувствовать сильную зависимость от него. Мои подруги все настойчивее стали зазывать на встречу и искренне не понимали, почему я просто не пошлю «писателя» куда подальше.

Сначала я пыталась объяснить им, рассказывала о наших интеллектуальных сражениях, но вскоре увидела, что им становится скучно, когда я завожу свою песню.

Поэтому я перестала вдаваться в подробности нашего общения, все больше отдаляясь от близких мне людей. Мне, в свою очередь, стало неинтересно слушать об их бесконечно сменяющих друг друга парнях и планах на отдых.

Вскоре наше общение достигло минимума. Я нарочно будто бы отгородилась от всего прочего мира, выстроила стену, чтобы ничто извне не могло помешать мне одержать моральную победу над Кириллом.