Мой порочный писатель (СИ) - Лафф Кира - Страница 15

 Ощущение безграничной власти опьяняло, лишало рассудка. Теперь я мог понять героя моего романа. Да, в этот момент я всё понял.

После близкого знакомства с разными, очень разными и не похожими друг на друга женщинами я окончательно убедился в мазохистской природе удовольствия женщин.

 Им нужно чувствовать власть над собой, большинство из них не может расслабиться без ощущения этой власти, которая, словно приговор, лишает их необходимости принятия решений.

 Когда решение принято кем-то, то и ответственность за него несешь тоже не ты. Необходимость нести ответственность за удовольствие прочно засела в голове большинства женщин.

 «Ты должна быть хорошей девочкой», «Ты не должна быть доступной», «Хочется секса – значит, ты шлюха», «Будь скромной», «В этой позе нельзя» – все эти запреты немым укором прочно поселились в подсознании женщин, укоренились в течение многих веков мракобесия и дали свои плоды – плоды в виде закомплексованности и невозможности получать легитимное удовольствие от секса.

 Ох, я бы мог быть феминистом, если бы не был агрессором!

Я задумался об этом феномене женской психологии, изучая популярные ныне женские любовные романы. Почему большинство героев этих романов – грязные и брутальные подонки, которые вертят главными героинями и так и сяк? При этом женские персонажи влюбляются в этих отбросов. Вот парадокс!

Конечно, я, как писатель, не мог обойти стороной тему подчинения. Мужчины очень редко делятся своим опытом подчинения женщин.

Я сейчас говорю об обычных женщинах, никогда не имевших дело с ДС-отношениями. Тем более что отношения в стиле БДСМ являются лишь игрой.

Любой состоящий в этих отношениях может добровольно выйти из них или сказать стоп-слово, чтобы охладить пыл любовника. Меня же интересовало полное поглощение личности, когда подчиняющийся добровольно переступает через свои лимиты, чтобы угодить тебе. Не это ли полная власть?

Я понимал, что власть может стать сильнейшим наркотиком, стоит хоть раз пустить ее по венам. Но я обязан был попробовать. Не мог иначе. Дело в том, что смысл моей жизни – это мои книги, а пишу я только о том, что испытал сам. Почти никто не знает, что абсолютно всё, что происходит с героями моих романов, – чистейшая правда. Все события – не плод неуемного писательского воображения, а реальные ситуации, происходившие со мной.

Когда я пишу новую книгу, то становлюсь героем своего романа буквально, а не только в воображении. Я записываю все диалоги по реальным разговорам, персонажей – по настоящим людям. Даже ношу с собой включенный диктофон, чтобы потом проще было всё воскресить в памяти.

 Впуская этих попутчиков в свою жизнь, я перестаю управлять своим телом, открывая дверь в самую суть себя, давая им напрокат свой разум. Кто-то скажет, что это сумасшествие, но кто вы, чтобы судить меня?

 Никто никогда не думает, какие жертвы приходится приносить на алтарь творчества художникам и писателям? Свою душу, свое тело, свой разум. Я принес всё сразу.

Не заметил, как такси затормозило около дома моей девочки. Я расплатился и вышел, чтобы открыть ей дверь. Она вышла и застыла около машины. Девочка не смотрела мне в глаза. Потом она вздохнула и, не говоря ни слова, повернулась ко мне спиной и зашагала в сторону подъезда.

– Я скоро тебе позвоню, – сказал я ей вслед.

Она застыла. Обернулась и, наконец, взглянула на меня. Этот ее взгляд пронзил меня до самого сердца.

– Кирилл, – начала она, – пожалуйста, не надо. Оставь меня в покое, – ее голос звучал безжизненно и жалобно.

– Извини, но не могу, – ответил я, стиснув челюсти. Действительно, давать задний ход было уже чертовски поздно. Я уже начал писать свою историю, и теперь ничто на свете не могло меня остановить. Каждой истории нужна концовка, и не важно, насколько горькой она будет.

Кира лишь вздохнула. Наверное, она теперь боялась со мной спорить. Мне захотелось взять ее за руку, притянуть к себе. Когда я сделал шаг навстречу, она в ужасе попятилась. Я так и застыл с протянутой ей навстречу рукой. Девчонка быстро развернулась и побежала к подъезду. Так и стоял, смотря ей вслед, пока ее обнаженная спина не скрылась за дверью.

Сел обратно в такси и назвал свой адрес. Почему в моей жизни всё постоянно идет не так? Мой талант порой требовал слишком большую плату. Я будто заключил какую-то сделку с дьяволом. Он дал мне дух писательства, а я взамен продал свою душу.

С новой книгой было непросто. С самого начала я знал, что для успеха мне нужно было выбрать объект исследования, некую неопытную душу, которая, к сожалению, в итоге должна была сгореть вместе со мной. Потеряться в темных аллеях строк, чтобы потом воскреснуть свежими чернилами на новой бумаге.

Именно в поисках музы для своего нового романа я согласился тогда на лекцию в университете. Увидев Киру в первый раз, я сразу понял, что это она. Это было ясно по тому, как она смущенно опускала взгляд, не желая возражать мне, по легкому румянцу на ее щечках.

Однако, невзирая на неотвратимость ее участи, я всё же попытался уберечь ее, спасти, оттолкнуть. Не получилось. Она слишком покорно велась на все провокации.

Всё это время я, словно затаившийся во тьме хищник, выжидал момент, когда она будет готова сама пойти ко мне в лапы. Провоцировал ее.

И этот момент наступил на вечеринке. Я видел все ее чувства столь же явно, сколь отчаянно она пыталась скрыть их от меня. Затягивая узел крепче, я ждал, когда он порвется. Однако ее слова, сказанные сгоряча, так сильно задели меня, что от хваленого самоконтроля не осталось и следа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Нет, всё пошло совсем не так – она должна была до поры до времени не встречаться с моим внутренним попутчиком, но он внезапно просто слетел с катушек.

С ужасом вспомнил, как вдавил ее тело в стену. Спина Киры была обнажена, и от ее дерзких слов мне внезапно захотелось сделать ей больно – так, чтобы она могла почувствовать хотя бы частицу той боли, с которой я мирюсь каждый день.

На мгновение я перестал контролировать себя от гнева и возбуждения и сдавил со всей силы пальцы на ее шее. Она бестолково пыталась отвести мою руку, но я не чувствовал ее ударов.

 Секунда – и она перестала сопротивляться. Тогда во мне как будто сработал выключатель, и, быстро поднимаясь из душной темноты подсознания, вернулся писатель. Демона же загнали обратно в темницу.

Я попытался успокоить ее. Сказать правду я не мог. Правда только сильнее испугала бы ее, поэтому я решил сослаться на некую психологическую проблему.

Это простое объяснение, видимо, устроило ее. Мне было тошно от себя, я не знал, можно ли теперь что-то исправить. Всю дорогу домой Кира вела себя очень послушно, что пугало меня даже больше. Она не протестовала и не пыталась убежать.

Мне показалось, что я что-то сломал в ней этим вечером и она никогда не будет прежней. Однако, как бы я ни сокрушался из-за своей несдержанности, мой внутренний демон потирал руки. Он был готов к следующему шагу.

Я оставалась дома три дня. Когда декан позвонил и напомнил о необходимости прийти в университет регистрировать новых студентов, я соврала, что подхватила простуду.

Я не могла выйти на улицу не только из-за синяков, которые теперь украшали мою шею, спину и запястья (в попытке скрыть их мне бы пришлось надеть кофту с высоким горлом, что, конечно же, было бы весьма странным в августе).

Не одни лишь телесные повреждения стали причиной моего самозаточения дома. Я ощущала полнейшее опустошение и апатию ко всему на свете. Мне хотелось вечно лежать за закрытыми шторами в полумраке, ни о чем не думать и не вспоминать.

 Не вспоминать свои глупые надежды и страшные последствия, к которым привела моя наивность.

Кирилл не писал мне три дня. Я не хотела больше его видеть, и не только потому, что боялась его. Нет, причина была не в этом. Я боялась себя и тех странных, будоражащих и нелогичных чувств, которые он во мне вызывал.