Не отрекаются, любя... (СИ) - Лабрус Елена - Страница 17

Но не смогла.

У него другая жизнь…

В новостях опять показывали пожар.

Мама всплеснула руками и потянулась к пульту, чтобы добавить громкость, но Вера её опередила.

— Ну что ты там ещё не слышала, мам? — когда пульт оказался у неё в руках выразительно показала она глазами на сына: ему зачем это знать? — Каждый час передают одно и то же.

— Хорошо, что никто не пострадал, — покачала головой мама, приложив руки к груди. — Да дождь ещё так удачно. Быстро потухло, — тоже повторила она третий раз.

На экране в микрофон с логотипом местной телекомпании звонко заливалась корреспондент. Позади неё в вечерних сумерках ещё дымилось пепелище.

С экрана то, что они видели вчера вживую, смотрелось даже страшнее. Видимо, умышленно выбрали такой ракурс, чтобы и покосившееся название магазина показать, и сгоревший обугленную обшивку. А может, они с Марком просто уехали до того, как пожарные разворочали ломами стену, доломали крышу и сбросили вывеску. Вчера она точно висела на месте.

— …следствие рассматривает три версии, — бойко вещала журналист, — неисправная проводка, умышленный поджог и халатность, — прочитала Вера то, что уже трижды за утро слышала.

Дальше рассказывали, что пожар начался с дальних подсобных помещений, где лежал товар, убранный на хранение до начала зимнего сезона, к счастью, дым своевременно заметили, это позволило вовремя вывести людей и персонал, предотвратить панику.

— Как стало известно нашему корреспонденту, — добавила диктор, когда камера переключилась на студию новостей, — пожар так же может быть связан с затянувшимся конфликтом, что возник у владелицы магазина с известной торговой сетью ещё на стадии строительства магазина. Как нам сообщили, сама Зоя Холмогорова, прошлогодний победитель краевого конкурса «Предприниматель года», находится в больнице с отравлением продуктами горения, угрозы её жизни нет.

— Как там Зойка-то? — повернула к Вере мама.

— Нормально, — пожала та плечами. — Пришла в себя. Сегодня к ней заеду.

Мама уставилась на неё с удивлением.

Да, голос у Веры был суховат, без особого сочувствия, и глаза она опустила. Но всё что сказала была истинная правда. Вера звонила в больницу дважды за ночь и один раз с утра. Ну, а если Зойка беспокоилась за кошку, то ей или постовая медсестра, или соседка уже сообщили, что блохастая у неё.

Но маме рассказывать последние новости о Зойке и Алексее у Веры сейчас не было ни сил, ни желания. Ей бы самой это как-то переварить, переосмыслить. Разобраться.

К счастью, маму отвлёк синяк на Вериной руке, она показала на оставшиеся от руки Алексея кровоподтёки, и чтобы та одёрнула рукав, а то Ванечка увидит.

Какое-то раздражение в душе Веры всколыхнула эта её «забота».

Это её вечное «как бы что люди ни сказали», «как бы что ни подумали», «так нельзя», «так нужно», «подумай о ребёнке». А о ком ещё ей думать?

Конечно, не мама виновата. Когда Вера в слезах рассказала, что Измайлов сделал ей предложение и просила совета, она безапелляционно заявила: «Нечего тут и думать. Надо выходить замуж и устраивать свою жизнь», и Вера так и сделала.  

Нет, конечно, не мама виновата, что всё сложилось в Вериной жизни именно так, как сложилось. И, конечно, не её вина, что мама не любила Марка и всегда толкала Веру в сторону от него, вольно или не вольно. Не стоит вообще искать виноватых.

Да Вера и не искала.

С тяжёлым сердцем она предвкушала, что какое бы решение ни приняла, маме оно всё равно не понравится. И всеми способами она будет давить, чтобы Вера сделала так, как она считает нужным. У неё уже было такое лицо, что вот-вот она спросит: «Ну и что ты собираешься делать?» А потом добавит: «Я считаю…».

Этой тихой войны она боялась больше всего.

Как часто люди, которые нас больше всех любят и, казалось бы, желают нам только счастья, становятся худшими нашими тиранами и палачами. Всего лишь потому, что считают: они знают лучше, как нам надо. И мы поступаем именно так. Потому что сопротивляться сложнее. Потому что, когда кажется, что весь мир и так против тебя, бороться с теми, кто нам дорог и близок — нет сил.       

А эти дурацкие синяки… Вера часто ходила с синяками да ссадинами — такая у неё была работа, она не просто надзирала и следила, она частенько работала на объектах сама, с камнями, кирпичами, поэтому за своего ребёнка не переживала — его синяками не испугаешь.

Но мама сказала и… она одёрнула рукав.

Господи, как же я хочу отсюда уехать… Совсем. Навсегда.

Но начать день Вера собиралась не с Зойкиной больницы, а как раз с работы — разговора с заказчицей, которая отказалась платить. 

Час спустя она бодро вышла во двор, затянутый холодным осенним туманом. Деловито пискнула сигнализацией машины, засыпанной бурой, сбитой дождём листвой. И задохнулась, увидев на качелях мужчину…

— Вера, — подскочил тот ей навстречу с места, где обычно сидел Марк.

Его шаги сопровождал жалобный скрип железа, как в фильмах ужасов.

Густой туман вокруг. Ни души. Пар изо рта. Мрачность осеннего утра…

Вера инстинктивно выставила вперёд руку.

— Стой, где стоишь.

Мужчина среагировал моментально, остановился и даже поднял руки, словно она целилась в него не ключом от машины, а настоящим оружием.

Вот чёрт! Может, зря я отказалась от охраны? Судорожно вспоминала она куда сунула телефон: в карман или в сумку.

— Вера, я не причиню вам вреда, клянусь. Я адвокат. Если хотите, можете взглянуть на удостоверение, — полез он в карман.

— Не хочу. Два шага назад, — скомандовала она, прикинув, что этого ей хватит, чтобы запрыгнуть в стоящую у самого подъезда машину и запереть дверь.

Он послушно отошёл даже дальше.

— Вера, что бы ни сказал ваш муж, я и пальцем к вам притрагиваться не собирался. И пришёл извиниться за это представление. К сожалению, не подумал, как ужасно это будет выглядеть на самом деле.

Вера взялась за ручку двери и остановилась.

— Не подумали? — развернулась она к Яну Вестлингу. — То есть вы предложили разобраться с его проблемами в обмен на жену и не подумали?

— Да, вы должны были поехать со мной, но всё, что я бы вам предложил — это чашечку кофе и документы о разводе. Таков был план той стороны, что попросила меня помочь. Собственно, именно эти документы я вам и привёз, — он мотнул головой на папочку что зажал подмышкой, потому что так и стоял с поднятыми руками. — Хочу предложить свои услуги с бракоразводным процессом. Бесплатно. В качестве компенсации.

Вера ещё не решила боится она его или уже нет, хотя её организм ещё отчаянно боялся: сердце судорожно перекачивало кровь, кожа покрылась испариной.

Да что б тебя, Вестлинг! День только начался, у меня столько встреч, а мне теперь из-за тебя вонять потом.

— То есть мой муж, вот всё то, что я должна была для вас сделать, придумал?

— Простите, не имел чести слышать, что именно говорил ваш муж. Вы всё же общались между собой достаточно тихо. Но, судя по вашей реакции, боюсь, он сильно преувеличил мои возможности.

Ему явно было неудобно держать поднятыми руками папку, поэтому Вера сжалилась и показала, что руки он может опустить.

 — Он сказал, что я должна сосать, лизать, давать в задницу, — повторила она слова Алексея. Вовсе не пытаясь смутить господина адвоката. Да и этот красавец-блондин, слегка потрёпанный жизнью, что делало его только интереснее, опытнее, искушённее, явно был из тех, кто пробовал что и пожёстче. Она невольно посмотрела на его руку: обручального кольца на ней, конечно, не было. — И что вам нравятся снулые рыбы в постели, женщины холодные и отстранённые. Такие, как я.

Вестлинг засмеялся. Улыбка у него была обезоруживающая.

— О, вы меня искушаете. Я уже начал жалеть, что наша встреча не состоялась. Как представлю, каких перспектив я лишился. Но, простите меня, — вдруг оказался он так близко, что Вера почувствовала знакомый приятный запах его парфюма, — ни при каких условиях я не назвал бы вас снулой рыбой, — открыл он ей дверь, и протянул ладонь, словно приглашая на танец, а не в её же машину.