Дракон вредный, подвид мстительный (СИ) - Гаврилова Анна Сергеевна - Страница 38

Я опешила — он же сам этот скандал начал?

И что значит «закрыть»? Если он думает, что после этого разговора моё отношение к его похождениям изменится, то Эрвин точно неадекватен. Репутация есть, и она не изменится!

— Всё Августа, иди, — почти спокойно произнёс эр Форс. — И хватит дрожать, делая из меня монстра.

Вот кто как хочет, а я вообще ничего не поняла.

 Едва дверь за леди захлопнулась, я упал в кресло и уставился на люстру. Разговор получился, мягко говоря, странный, и я не очень-то понимал, что на меня нашло.

К чему эти вопросы про репутацию? Да и каких ответов я ждал? Весёлого повизгивания и хлопанья в ладоши? Мол, о да, лорд Эрвин, я так рада вашему богатому жизненному опыту…

Впрочем, многие женщины так и поступали, восхищались моими похождениями. Я и сам всегда относился к этой части своей жизни неплохо. Даже с гордостью. Почему сегодня что-то пошло не так?

Не скажу, что стыдно — ни в коем случае! Но неприятие, которым веяло от кадетки эс Тирд, задело. Что эта безыпостасная пигалица себе позволяет? Кто вообще такая, чтобы не одобрять моё поведение? Но самое идиотское — почему это так бесит меня?

Взъерошив идеально уложенные волосы, я прикрыл глаза. Августа, чтоб её! Как бы всё-таки избавиться? Как вытурить из школы?

Сразу вспомнились Рагар с венценосной тётушкой, и стало кисло. Исключить эс Тирд! Но королева требует, чтобы девушки доучились до конца года…

Я поднялся и начал расхаживать по кабинету. Ситуация с Августой бесила всё больше. Довольно долго я думал только о неудобной кадетке, даже при том, что повод порадоваться тоже был, и какой!

Собеседования с леди дали отличный результат. Великолепный. Но…

А ещё над ней су… Миоль издевается. Невзлюбила. Мстит за «жульничество». Только я не могу вмешиваться в женские споры, это не моя компетенция. Вот гордость и элита пятого курса — эти да, получат по зубам, а с су… в смысле с Миоль, Августе придётся разбираться самой.

Единственное — склонность леди Миоль к конфликтам я, безусловно, учту.

Я взглянул на часы и продолжил хождение по кабинету. Время обеда, но голода не было, лишь букет непередаваемых и в целом не свойственных мне чувств.

Августа!

Остановившись, я сделал серию глубоких вдохов, призывая себя к спокойствию, и произнёс вслух:

— Всё, хватит.

Ни слова о кадетке эс Тирд. Ни взгляда в её сторону. Иначе Рагар сдохнет от смеха, ибо решит, будто его теория о том, что «леди Августа держит тебя в тонусе» верна.

Не вспоминать, не думать и, ни в коем случае, не выделять Августу из стайки вверенных мне куриц! Это решение было твёрдым, как Железная гора, о которую, по традиции, точат когти новоявленные драконы.

Но буквально через час… что-то снова пошло не так.

 Обедали мы молча, размышляя каждая о своём, лишь за чаем Валетта подняла вопрос собеседования:

— Ну что, леди? О чём вас спрашивал лорд Эрвин?

— Ээ-э, — дружно ответили все.

Большинство, включая и меня, замялось — оказалось, любопытство директора было подчас странным, не имеющим отношения к учёбе. Он интересовался настроением, впечатлением от школы, отношением к повышенному вниманию парней.

Ещё он спрашивал про взгляд на вопросы равноправия, у кого-то прямо поинтересовался о принадлежности к организации, в которой с недавних пор состоят все леди королевской семьи, включая и первую воплощённую драконицу — леди Алису.

— Создалось впечатление, что он собрался нас перевербовать, — заявила Пенелопа. — Чтобы мы отвернулись от «Справедливости и Равноправия» и повернулись…

А к чему поворачиваться никто и не знал.

Из рассказов девочек следовало, что собеседования были как будто ни о чём, что лорд эр Форс словно прощупывал почву.

Касательно меня… я лгала. Было стыдно, но я никак не могла пересказывать сокурсницам нашу с Эрвином беседу. Поэтому тоже упомянула «Равноправие», обсуждение быта, и признала поведение дракона подозрительно-странным.

Впрочем, оно таким и было, как ни крути.

— Ладно, — вздохнула Валетта. — Похоже, это всё-таки ничего не значит. Разговор для галочки? Для какого-нибудь отчёта?

Лично я поспешила кивнуть. Тут же тряхнула головой, выбрасывая из неё Эрвина, и у меня получилось. Правда, лишь на пять минут.

После долгой обеденной перемены нам предстояло идти на семинар, но его отменили. Командование неожиданно объявило построение на плацу, и это касалось всех.

Все пять курсов, и мы в том числе. Не успели построиться, как явился директор — он был спокойным, как ледяная глыба, и величественным, как монументальное строение.

Прозвучало громогласное «смир-рно!», а за ним не менее громкое «вольно». Мы перестали тянуть позвоночники и подбородки к небу, а лорд Эрвин, рядом с которым стояли толстяк Форгин, гибкий Хипп и магистр Острис, заявил:

— Господа кадеты, вчера, на марш-броске первокурсников, произошло чп. Полагаю, до вас уже докатились слухи, но я повторю: группа птенцов, — он мотнул головой в сторону пятого курса, — напала на наших дам.

И тишина. Все застыли в ожидании продолжения, а моё сознание лениво отметило слово «наших».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Почему это слово мне не понравилось? И откуда взялось этакое ощущение беды?

— Разумеется, командование не против дополнительных проверок молодняка. Задача школы научить вас действовать в любых условиях, в том числе максимально неприятных и внезапных. Но есть кое-какие отличия между вам и ими, — Эрвин ткнул в нашу сторону пальцем. Подождал пока все осознают и добавил: — Они всё-таки леди.

Мм-м… логично, но что же здесь не так?

— Мягче надо быть, парни, — сказал Эрвин проникновенным и почему-то зловещим тоном. — Мягче!

Он выпрямился, выдержал новую паузу и…

— Во избежание новых подобных инцидентов, я принял следующее решение! Каждый из курсов возьмёт на попечение одну леди. Можете считать их своим полковым знаменем, которое нельзя уронить. — Потрясённое молчание, и директор продолжил: — И речь не только о физической сохранности — результаты проверочных работ, зачётов и экзаменов леди так же отразятся на общем зачёте вашего факультета.

Не знаю как парням, а мне захотелось грохнуться в обморок.

Но дальше больше!

— Леди распределим при помощи жребия, — сообщил Эрвин. После этого Форгин передал ему ведёрко для льда.

Я смотрела, как директор запускает руку в ведёрко и глазам не верила. Ну а он вытащил первую записку и объявил:

— Первый курс, под ваше шефство идёт леди Дорина.

Кто-то громко сглотнул.

— Второй курс, — не давая опомниться, продолжил Эрвин, — Леди Флавия.

Наша неженка-трусиха покачнулась.

— Третий — Пенелопа, четвёртый — Миоль, пятый — Валетта!

Торжественное оглашение списка закончилось, ведро исчезло, плац затопила тишина.

Айсберг в лице директора превратилась в нечто совсем уж строгое, но на губах мерещилась тень самодовольной улыбки.

После очередной длиннющей паузы Эрвин рявкнул, видимо для соблюдения протокола:

— Вопр-росы? Возражения?

Самоубийц с возражениями не было, а вот с вопросом нашёлся…

— Разрешите обратиться, — прозвучал голос со стороны второго курса.

Эр Форс кивнул, и вперёд вышел рыжеволосый Йерс — спокойный и сосредоточенный.

— Слушаю, — процедил директор.

— Леди шесть, а вы назвали лишь пятерых. Кажется, вы забыли упомянуть леди Августу.

Мои щёки всё-таки порозовели — это заступничество, попытка отстоять мои интересы, была чрезвычайно неприятной.

Зато Эрвину выступление не понравилось.

— Я ничего не забываю, кадет, — отчеканил он. — Если вы не заметили, курсов всего пять. Логично, что и леди пять. Шесть леди на пять курсов никак не делится.

Прозвучало настолько уверенно, настолько непоколебимо, что что-то в моей душе дрогнуло. Вспомнился цепкий взгляд умных в общем-то глаз, и возникло подозрение, что эр Форс издевается. Прикидывается! Причём в наглую!