Польская линия (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 33

– Ну, ты и волчара, товарищ начальник губчека! – с уважением сказал я. – Все-то ты знаешь. Только своим топтунам одежду другую купи. Один, что в «гороховом» пальто и сам в глаза бросается, и товарища демаскирует.

Не стал говорить Смирнову, что ни в парке, ни около самого павильона я «топтунов» не заметил. Либо меня Артузов отвлек своей болтовней, либо… Хм… Я же в тот день спать хотел, спросонок и проморгал. Хотя, отговорка в пользу бедных.

– Ну, мои «топтуны» в чем есть, в том и ходят. Главное, что тебя они не прокараулили, и новости раздобыли. Сам посуди – ты у себя в Архангельске оставил бы без присмотра московское начальство? Наслышан, как ты транспортников под арест отправил.

– Если бы работать не мешали, да к делу своему подходили ответственней, никто бы их под арест не сажал, – хмыкнул я. – Да ты и сам – вон нам с Артузовым какое представление устроил. Показал, кто тут хозяин.

Конечно, я немножечко польстил Игорю Васильевичу, но с меня не убудет. А мне было интересно, что он еще обо мне узнал?

– Володя, скажу тебе честно – был бы здесь кто другой, а не ты- я бы рапорт написал, на имя Дзержинского. Артузов же самосуд устроил, как это понимать?

– У Артузова выхода не было, он меня спасал.

Как можно короче пересказал Игорю Васильевичу историю дуэли. Смирнов хмыкнул и изрек:

– Два придурка, а не руководящие работники ВЧК. Нет, надо тебя обратно в Архангельск отправить, оленям хвост крутить, а Артузова… Он как-то говорил, что на металлурга учился? В общем, на сталелитейный завод послать, но инженером нельзя, пусть в сталевары. И чего ради дуэль? Ради того, чтобы узнать, что Тухачевский дурак? Так я тебе и без поляков скажу, что Михаил Николаевич не командующий фронтом, а мудак. Не знаю, как он против Колчака с Деникиным воевал, но здесь ему холку намнут. Его и на полк-то ставить рано, не то, что на армию или фронт. Вот ты две с лишним тысячи бойцов для Красной Армии отыскал, правильно?

Дождавшись кивка, Смирнов продолжил:

– На кой черт ему лишние две тысячи, если он теми, что уже есть, распорядиться не может? От Смоленска до Минска полевые лагеря растянулись – мол, пополнение, резерв. Но резервы-то вдоль дорог размещают, а не в заднице. Дорог там нет, как он пополнение в бой пошлет? Народ говорит – новобранцы винтовки в глаза не видели. Ладно, винтовки пока нет, палку им дай, пусть учатся. Так даже на это ума не хватает. Если командующему плевать, так и остальным дела нет. А пока до боя дело дойдет, все разбегутся. Со всей России вагоны с зерном идут, железная дорога круглые сутки работает, а куда потом все девается? Ладно, по своей губернии я проезд обеспечу, а дальше? В Минске заторы, составы в четыре ряда стоят, вагоны не разгружаются. А если от Минска, там все дороги разрушены, никто восстанавливать не пытается. Армейские интенданты где? Свозим зерно на склады, а там его крысы жрут. Крысы жрут, а бойцам есть нечего. Скоро мародерство начнется, как пить дать. А с мародерами уже другая война пойдет. Скажи, я неправ?

– Прав, – согласился я. – И наши мужики ополчатся, а если в Польшу зайдем, так и польские.

– Володя, ты в армии кем был? Прапором? Ну, я от тебя недалеко ушел, подпоручик. Не нужно быть великим стратегом, чтобы понимать – так воевать нельзя, когда тылы отстают, дивизии растянуты, дыры. Хорошо, если поляки не знают, а как узнают? Я уже, на всякий случай, оружие начал запасать, боеприпасы. Шуганут Тухачевского, кто Смоленск станет защищать? Отряд чека, милиция, да местная власть. Есть, армейские части, но как наступление начнется, их в бой пошлют, а они где-нибудь и застрянут.

– Ежели что, я тебе свой бронепоезд оставлю, – пообещал я, прекрасно зная, что поляки до Смоленска не дойдут.

Хотя, кто его знает? Я уже понял, что создаю иную историческую реальность, а в ней может быть все. И не только взятие Варшавы доблестными частями Красной Армии, но и драпанье оной армии в обратном направлении, до самой Москвы, с оставлением Польше территорий, полученных ею после Смуты. Нет уж, граждане ляхи, хрен вам, а не Смоленск.

И тут зазвонил телефон. Игорь Васильевич привычным движением взял трубку, нахмурился и передал ее мне.

– Это тебя. Артузов.

– Слушаю вас, Артур Христианович.

– Владимир, бросай все, срочно на станцию. Я распорядился – паровоз уже под парами стоит.

Голос Артура слегка дрожал. Явно случилось что-то глобальное. Может, поляки начали контратаку, фронт дрогнул, а наша армия уже бежит?

– Что стряслось? – поинтересовался я, но Артузову было не до разговоров.

– Некогда. На месте все объясню.

Давненько я так не бегал. Но все равно, ушло минут десять, пока я не добежал до железнодорожного вокзала. Наш бронепоезд стоял уже не на запасном пути, а на основном, а паровоз уже и на самом деле фыркал, и пускал струи пара. Около штабного вагона нервно расхаживал Артузов. Увидев меня, главный контрразведчик замахал руками.

– Давай быстрее, тебя ждем.

Я заскочил в вагон, Артур следом.

Слегка переведя дух, спросил:

– И что стряслось?

– Телеграмма от Дзержинского. В Минске убит начальник отдела штаба товарищ Фуркевич. Срочно выезжаем, принимаем меры по установлению обстоятельств гибели и ждем самого Феликса.

– Вот ведь, твою мать, – выругался я, отметив, что Артузов впервые назвал Дзержинского просто по имени. Видимо, точно волнуется. – Теперь ещеубийцу искать.

– Искать никого не нужно. Это Тухачевский.

Ну, мать же твою! Нет бы, наоборот.

Мы так резко «стартанули», что я, понятное дело, не только не успел прихватить в Минск грузовик, но и пересчитать свой личный состав. Может, кого-то забыли?

– Автомобиль в штабе фронта возьмем, или в особом отделе, – успокоил меня Артур. – С людьми не взыщи, некогда было проверять. Из моих помощников двое остались, своим ходом доберутся. А уж своих ты сам проверяй. Кто точно на месте – это Татьяна Михайловна.

Если Татьяна в поезде, уже неплохо. Пройдясь по вагонам, выяснил, что Книгочеев и Исаков на месте, радист – бездельник тоже, а вот из красноармейцев отсутствуют четверо.

– В увольнение парни отпущены, – сообщил слегка расстроенный командир взвода. – Кто ж его знал, что такая спешка?

– Я из Минска телеграмму дам в трансчека, помогут, и на поезд ребят посадят, – утешил я Ануфриева.

Комвзвода сразу же воспрянул духом. Вон, как печется о своих бойцах. Прямо-таки отец родной. Уважаю. По возвращении в Архангельск точно назначу его командовать ротой быстрого реагирования при губчека.

Вернувшись в штабной вагон, попытался выяснить у Артузова хоть какие-нибудь подробности, но он только пожал плечами:

– Телефонной связи с Минском нет, начал готовить телеграмму Уншлиху, прибегает посыльный из трансчека. Глаза вытаращены – мол, шифрованная телеграмма от товарища Дзержинского! Тебе показать?

– Шифрованную? – хмыкнул я. – Я тебе что, шифровальщик?

– Расшифровали уже, – усмехнулся Артур. – Зачем я с собой помощников вожу? Это ты все сам делаешь.

Вот ведь, штучка столичная! И здесь не преминул уколоть. А где я в Архангельске шифровальщика отыщу?

Артузов передал мне лист бумаги, где с одной стороны приклеена нарезка из бумажной лапши, испестренная цифирью, а с обратной, человеческим языком написано: «Смоленсктчк Артузову тире Аксенову тчк Убит начотдела штаба запфронта товарищ Фуркевич тчк Подозреваемый командующий фронтом Тухачевский тчк Приказываю срочно выехать в Минск и принять меры по установлению обстоятельств гибели тчк Срок исполнения двое суток тчк По истечению прибуду лично тчк Дзержинский тчк»

Обстоятельный шифровальщик, однако. Видимо, так учили.

– Ты обратил внимание, что приказ касается нас обоих?

– Обратил, – кивнуля. Прислушавшись к внутреннему голосу, кивнул еще раз. – Не просто обратил, а проникся.

Лестно, что меня ставят на один уровень с самим Артузовым, я вполне мог бы обойтись ролью подчиненного. Стоял бы себе в сторонке, пока Артузов получает плюхи.