Полиция на похоронах - Аллингем (Аллингхэм) Марджери (Марджори) - Страница 12

Маркус прервал его.

— Все это очень интересно, сэр, — сказал он, — но даже если допустить, что Джордж Фарадей является — ну, скажем так — темной личностью, что заставляет вас думать, что именно он мог быть убийцей Эндрю Сили?

— Дело в том, — с торжествующим видом сказал дядя Вильям, — что он заходил в наш дом за день до того воскресенья, когда Эндрю был убит. Я хорошо это запомнил, потому что именно в этот день во время ужина свалился груз от часов. Это был очень неприятный случай. Джордж появился почти сразу же после того, как это произошло, и у него был долгий разговор наедине с моей матерью в гостиной, а потом он ушел. Но он все еще находился в Кембридже в воскресенье, потому что я его видел, когда ехал в церковь на машине. Он был мертвецки пьян, и вид у него был, как у совы в полдень. Я надеюсь, что все это не выйдет наружу. Здесь сочтут чуть ли не преступлением, если у вас есть родственник, который не имеет отношения к университету и к тому же представляет собой бочкообразного небритого субъекта в засаленном синем костюме и грязном котелке, слоняющегося по городу в компании самого настоящего бродяги.

Кемпион встал, в его глазах за стеклами очков блеснула искорка интереса. Портрет кузена Джорджа в описании дяди Вильяма смутно напоминал ему кого-то.

— Мистер Фарадей, — спросил он, — не хотите ли вы сказать, что ваш кузен сильно пьет?

— Он пьет как сапожник, — ответил дядя Вильям, подчеркнув смысл сказанного своим тоном. — Я знавал подобных людей раньше, когда был в Южной Африке. Такие люди ни перед чем не останавливаются и непременно плохо кончают. Кроме того, он болтун и всегда носит галстук колледжа Св. Игнатия.

Лицо Кемпиона приняло почти осмысленное выражение.

— У него одутловатое красное лицо, яркие голубые глаза, в его внешности есть что-то от респектабельного господина, у него очень низкий голос и речь, как у образованного человека? Он ростом примерно в пять футов четыре дюйма и почти квадратного телосложения? — спросил он.

Дядя Вильям взглянул на молодого человека с неподдельным восхищением.

— Вот это да, ну и чудеса, — сказал он. — Я что-то слышал о том, что вы, детективы, даже без помощи бинокля способны угадать на расстоянии мили, является человек водопроводчиком или зеленщиком. Да, это вылитый портрет Джорджа Фарадея, в особенности точно сказано, что в его внешности есть что-то от респектабельного господина. На самом деле это полное заблуждение. В душе этого негодяя нет ни единого белого пятнышка. Что тут говорить, — благодушно добавил он, — в каждом стаде есть своя паршивая овца.

Кемпион украдкой посмотрел на Маркуса. Молодой человек был так напуган, что Кемпиону не захотелось думать, что его мнимое ясновидение было единственной причиной состояния, в которое впал его друг. Кемпион удовлетворенно улыбнулся.

Было ясно, что он сразу вырос во мнении этих людей в качестве искателя приключений. Дядя Вильям определенно встревожился.

— От вас ничто не укроется, сэр, — произнес он почти со страхом.

— У меня повсюду шпионы, — эти слова были готовы сорваться с уст Кемпиона, но он вовремя удержался от их произнесения. — А после этого дня никто не встречал Джорджа Фарадея в Кембридже? — поинтересовался он.

Дядя Вильям наклонился вперед в своем кресле и заявил, как ему, очевидно, казалось, очень драматическим тоном:

— Нет, — сказал он. — Этот негодяй бесследно исчез! Конечно, — продолжил он, и его голос выразил сомнение, — я не думаю, что у него был какой-либо повод для убийства. Я хочу сказать, что у него было не больше причин убивать дядю Эндрю, чем у любого из нас. Я вообще не понимаю, зачем кому-то могло понадобиться убивать старину Эндрю. Разве что кто-то не мог его больше выносить. Но если такова была причина его смерти, то убить его мог любой человек. Его все терпеть не могли. Он был ужасно неприятным и сварливым типом, этот Эндрю, и мне он осточертел еще в колледже Св. Игнатия тридцать пять лет назад. Он дважды провалился на предварительном экзамене на звание бакалавра, дважды провалился на выпускных экзаменах, потом занялся было медицинскими науками, но и там потерпел неудачу, попытался пойти служить в армию, но для этого его психика была неподходящей. Ну и, конечно, после всего этого ему оставалось только пойти по церковной части, но он и слышать не хотел об этом. Если бы он слушал советы других людей, то наслаждался бы сейчас деревенской жизнью, а не лежал в морге, вызвав весь этот переполох.

Он сердито замолчал.

— Прошу прошения за столь резкие высказывания, но я просто терпеть его не мог. Проклятый неумеха во всем, за что бы он не брался. Когда он вступил во владение своими средствами, он потерял и их, и мои деньги в придачу, вложив их в какую-то гнусную компанию. При этом он был таким дураком, что после этой аферы у него не осталось ровным счетом ничего, кроме паршивых подарочных часов, да и от них была одна только морока. — Он встал. — Ну, ладно, Маркус, я сказал все, и теперь, если вы сочтете нужным сообщить о Джордже в полицию, сделайте это сами, потому что я не хочу огорчать старую даму своей болтовней о нашей семье. Надеюсь увидеться с вами завтра у нас в доме, и с вами тоже, сэр.

Он повернулся к Кемпиону. Обмениваясь с ним рукопожатием, он грубовато и неуклюже попытался сгладить то, что вначале не оказал достаточного внимания молодому незнакомцу, который только что продемонстрировал ему свои поисгине удивительные способности.

— Вы знаете, когда я сюда вошел, то немного смутился. Я не сообразил в тот момент, кто вы… у вас такой обманчивый вид. Только после того, как вы показали столь замечательный образец применения вашего метода, я понял, что значит быть настоящим специалистом.

Маркус проводил его до дверей. Уже перед самым уходом дядя Вильям на минуту задержался, успев пробормотать молодому человеку:

— Я еще зайду к вам как-нибудь, мой мальчик. Я хотел бы, чтобы вы помогли мне еще кое в чем. Но это потом… потом.

Вернувшись в кабинет, Маркус увидел, что Кемпион вместе с Фуном задумчиво смотрели на огонь.

— Ну, что ж, — сказал Маркус, занимая свое прежнее место, — возблагодарим Господа за этого кузена Джорджа. Вы здорово изобразили его портрет, Кемпион. Как это вам удалось?

— В основном с помощью астрологии, — скромно признался Кемпион. Когда-то вы славились своим здравомыслием. Зачем же теперь уподобляться олухам? Ладно, так и быть, я вам все объясню. Я однажды видел этого человека. У него сильное фамильное сходство с Вильямом, вот почему я его узнал по описанию.

Маркус посмотрел на него вопросительно, но Кемпион не сказал ему ни слова о том, что произошло днем в лондонском дворике. Вместо этого он спросил:

— А вы слышали о кузене Джордже раньше?

Маркус замешкался с ответом.

— Я знал, что какой-то человек такого рода существует, — нерешительно сказал он. — Вообще-то, мне о нем рассказывала Джойс.

Кемпион задумчиво посмотрел на него. Было явно затронуты деликатные материи.

— А нет ли какой-либо причины, по которой Джойс не хотела бы, чтобы этот человек упоминался в связи с этой историей? — спросил он как бы невзначай.

Маркуса, казалось, удивил его вопрос.

— Я не думаю, чтобы у нее была такая причина, — сказал он. — Вряд ли она обменялась с ним и десятком слов за всю свою жизнь. — Он вздохнул с облегчением. — Как я благодарен судьбе за ее маленькие милости, — сказал он. — Конечно, как вы понимаете, Вильям и Сили не любили друг друга, но все-таки появление на сцене этого негодяя оставляет Вильяма в стороне, не так ли? В конце концов, если ни у кого не было серьезного повода для убийства, преступление скорее всего совершила какая-то порочная личность, верно?

— Ну, что же, все возможно, — ответил Кемпион.

В глубине его сознания гнездились три вопроса, на которые пока не было ответа. Зачем Джордж Фарадей преследовал инспектора Оатса до могилы Лиллипута, если он убил своего двоюродного брата по какой-то только ему известной причине, и что он собирался ему рассказать? Еще непонятнее, почему он сбежал при виде Джойс Блаунт? И почему, наконец, она отрицала свое знакомство с ним? Кемпиону пришел на память красноречивый рассказ Маркуса о репрессиях и депрессиях в «Сократес Клоуз». Он не мог понять также, зачем убийце понадобилось связывать Эндрю перед тем, как его застрелить, да еще когда дело происходило в такой близости от людей? Кемпион беспокойно заерзал в своем кресле. Он не был любителем ужасов.